Марков слегка побледнел. Зотов ударил в нужную точку. Сорок первый, год хаоса и вседозволенности, остался в прошлом. С зимы сорок второго Москва стремилась поставить разрозненное партизанское движение под контроль, убрав пустышки и отряды лжепартизан, которые расплодились сверх меры, дискредитируя саму идею народной борьбы. Методы стандартные для военного времени: в партизанский край забрасывалась группа сотрудников НКВД и зачищала командиров, запятнавших себя разгильдяйством, грабежом и насилием в отношении местного населения. Отряд переподчиняли. Жестокая и безотказная мера. Процесс в самом разгаре, потому Марков и трусит. Он меньше всего заинтересован в появлении пары десятков мужчин с цепкими, холодными глазами и полномочиями от самого Лаврентия Палыча Берии. Бывали случаи, когда партизаны убивали группы чекистов, но тогда путь один – к немцам, и всем гуртом в расстрельные списки НКВД. Не всех это пугает, но большинство.

– Пойдемте, товарищ Зотов, – натужно вздохнул Марков.

– Куда?

– К Волжину вашему, куда же еще?

«Маленькая, но приятная победа», – порадовался Зотов, следуя за недовольно топорщащим усы командиром. Почему всегда нужно непременно запугивать и угрожать, чувствуя себя подлецом? Или не чувствуя. Зотов прислушался к ощущениям. Нет, точно нет, ради дела можно и ножом у горла подбадривать, совесть пусть зайдет после войны.

Марков нырнул в одну из землянок. Послышался неразборчивый разговор на повышенных тонах. Дверь рывком отворилась, вышел разъяренный начштаба, увидев Зотова, поправил ремни и предупредил:

– У вас десять минут.

– Премного благодарен, – улыбнулся Зотов. Разминулся с Марковым и вошел в землянку, плотно затворив дверь.

Свет падал через узенькое окошко, прорубленное на уровне земли. Сашка сидел на нарах живой и здоровый, разве что понурый, и по-волчьи смотрел исподлобья.

– Как дела? – спросил Зотов, присаживаясь.

– Чем дальше, тем лучше, – откликнулся Волжин. – Майор, сука, мокрое шьет, а я ни ухом ни рылом.

– Бил?

– Кто? А, начштаба? Не, пальцем не тронул, вежливый такой весь, паскуда, вопросики задает. Я ему все обсказал, а он по новому кругу погнал, как заведенный, и все записывает, записывает.

«Ищет малейшие нестыковки, отмечает неточности в показаниях, – отметил Зотов. – Прием старый, как миф о грехопадении».

– Объясните дураку, что к чему? – Сашка пытливо заглянул в лицо.

– Ты убил Твердовского? – напрямую спросил Зотов.

– Нет. – Сашка сжал губы и взгляда не отвел. Зрачки не расширились, лоб не вспотел. Говорит правду? Спорно, внешние признаки ничего не значат, есть порода людей, у которых границы лжи и правды размыты. Полезное качество, врожденное или приобретенное…

– Не верите?

– Я верю фактам, Саш, а факты против тебя. Грозился кровь особисту пустить?

– Ну грозился, – понурился Волжин. – Пьяный был, героя из себя перед бабами корчил. Каюсь теперь.

– Ночью ходил по лагерю?

– Ходил. – Сашка вовсе повесил голову. – Спать не хотелось, ночка хорошая, самогонка, проклятая, на подвиги потянула. Нагулял на задницу приключений.

– Один гулял или в компании?

– Один, – быстро, без раздумий ответил Волжин. – С кем мне гулять? Голова разболелась, мочи нет, дай, думаю, воздухом подышу. Наши спали, здешних никого толком не знаю, чтобы дружбу водить. Прогулялся, голова успокоилась, я и на боковую.

– Мне нужна правда, Саш, если ты хочешь выпутаться из этого переплета. Начштаба уже все решил, и помешать я никак не смогу. Твое молчание ему только на руку.

Волжин задумался и покачал головой:

– Нечего мне сказать, один я гулял, и точка. Раз виновен – отвечу.

– Хозяин – барин, – не стал давить Зотов. – Между прочим, ручку особиста, с золотым пером, нашли у тебя в вещмешке.

– Подкинули! – вскинулся Волжин.

В дверь, на шум, просунулся часовой.

– Все в порядке, боец. – Зотов жестом отправил часового обратно.

– Подкинули мне ручку эту! – горячо зашептал разведчик. – Вы ко мне в Ростов поезжайте, там Сашку Волжина всякий знает, подтвердят: бабник, хулиган и пропащая голова, но чужого в жизни не взял! Честное слово!

– Честного слова недостаточно, Саш. Нужны веские доказательства твоей невиновности, а у нас их попросту нет. Пойдешь под расстрел.

– Значит, пойду, – с вызовом ответил Сашка. – На хрен такая жизнь, раз человека ни за понюшку табака губят? Я хлюста этого не убивал, вот и весь сказ. Лейтенанта спросите, он вам скажет, что я за человек!

– Вы друзья, как я понял, – мягко сказал Зотов. – Лейтенант переживает, того и гляди глупостей натворит.

– Карпин может. – Сашка откинулся на стену и задумался. – Вы ему скажите, пусть не дуркует, не то я его с того света достану!

Дверь вновь отворилась, Зотов уже хотел послать часового матом, но на пороге возник Лукин и сказал:

– Ваше время истекло.

– Две минуты, – попросил Зотов.

– Полторы, – великодушно разрешил Лукин.

– Видели? Одолжение делает, – обозлился Волжин.

– Ты не кипятись, – предупредил Зотов. – Веди себя спокойно, отвечай по существу, не провоцируй, норов свой спрячь. Тут не Большая земля, нянчиться не будут.

– Да пошли они! – вспылил Сашка. – Я за мамкиной юбкой в жизни не прятался, я с первого дня на войне! Я разведчик. У меня две «Отваги»! Я немцам глотки заживо грыз и товарищей хоронил, пока эти уроды лесные на печках сидели. Они меня судить будут?

– Будут, Саша, будут. – Зотов встал. – Ты точно ничего не хочешь мне рассказать?

– Не хочу, – буркнул Волжин и отвернулся.

– Ну как знаешь. Давай не скисай.

Сашка не ответил, пристально изучая мох, натыканный в щели наката. Гордый шкетенок.

Зотов вышел и нос к носу столкнулся с Лукиным.

– Адвокатом заделались, товарищ из Центра? – ехидно спросил начштаба.

– А что остается? – благодушно удивился Зотов. – Вы так лихо провели расследование, я и глазом моргнуть не успел. Снимаю шляпу перед вашими способностями.

– Не стойте у меня на пути, товарищ Зотов, – прошипел начштаба, нервно дергая правым веком. – Со мною лучше дружить.

– А то что? Найдут ручку в вещах?

– Вы на что намекаете? – недобро прищурился Лукин.

– Да так, мысли вслух. Позволите? – Зотов толкнул его плечом и пошел, чувствуя спиной тяжелый неприязненный взгляд. Ничего, взгляд не пистолет, дыр не наделает.

От разговора с Сашкой остались двойственные впечатления. Волжин отрицает вину, и в этом ничего необычного нет. Случаи, когда преступник признается в содеянном, можно по пальцам пересчитать, абсолютное большинство отправляется валить лес по энкавэдэшной путевке, искренне убежденное в собственной безукоризненной чистоте. Тюрьмы переполнены невиновными, спецлагеря кишат праведниками, случайно угодившими в жернова репрессивных машин. За Сашку лишь его слово, против – упрямые факты. Он что-то недоговаривает. Любой, кому вышка грозит, душу и мамку продаст, дружков лучших заложит, а этот молчит? Почему? Загадка. Найдешь ответ – дело сдвинется с мертвой точки.

Зотов отыскал Маркова и уговорил отдать в пользование землянку Твердовского для проведения следственных мероприятий. Марков поартачился немного и согласился. Насчет свидетелей по делу Волжина пришлось вновь надавить. Марков, не желая конфликтовать с Лукиным, кобенился как мог, отсылая к начальнику штаба и напирая на то, что это его свидетели. Зотов напомнил, кто командир отряда, и Марков сдался. Минут через десять у входа в землянку курили и переговаривались несколько человек.

За следующие полтора часа Зотов выяснил массу интересных подробностей. Опрошенные партизаны в один голос утверждали – Волжин прилюдно обещался зарезать Твердовского. Однозначно был пьян – от легкого подпития до полнейшей невменяемости, тут показания разошлись. Гулянка закончилась около двенадцати ночи. Миловидной девушке из хозвзвода, Оленьке Гусевой, угрозы Волжина показались бахвальством. Волжин красовался перед девчонками и убивать никого не хотел. Всем понравился – веселый, разговорчивый, сильный. Одноногий повар, Егор Кузьмич Савушкин, в час ночи видел Волжина в лагере. Время назвал точно, как раз сменились посты. Разведчик вышел к кухне, попросил прикурить, спросил, где баня, и ушел. Двое патрульных наткнулись на Волжина в три часа ночи. Он якобы вышел до ветру и заблудился. Подозрений это не вызвало. Волжина проводили до землянки и пожелали спокойного сна. Вел себя нормально, не нервничал, не пытался скрыться и убежать.

Зотов выборочно опросил еще четверых. Ясности не наступило. Он отодвинул блокнот, исписанный мелким неразборчивым почерком. Привык писать быстро, от этого буквы скакали безумными блохами и строчки походили на затейливый шифр. Разболелась башка. Показания уводили в разные стороны: половина свидетелей утверждала, будто Волжин жаждал убийства, половина приняла выпады за шутку, причем явных угроз, оказывается, и не было. Гуляла компания до двенадцати ночи, повар видел Сашку около часа, патруль обнаружил его в три часа и проводил до землянки. Это подтверждается показаниями лейтенанта Карпина, которого Волжин разбудил в десять минут четвертого. Где Волжин был с часа до трех? Два часа выпадают из схемы. За это время можно спокойно придушить особиста, имитировать самоубийство, замести следы и лечь спать, прикинувшись невинным ягненком. Ох, Сашка, Сашка, зря ты молчишь. Спрашивал у повара дорогу к бане. Зачем? Сомнительное удовольствие – мыться в выстывшей бане, легче взять на кухне ведерко горячей воды и ополоснуться в ближайших кустах. Вечера встали теплые, комарье покамест не озверело, плескайся, как бегемот.

В дверь постучали.

– Да.

Внутрь просунулась кудрявая шевелюра ординарца Петро.

– Товарищ командир кличет, срочное дело.

– Иду. – Зотов спрятал блокнот в карман. Никак Марков очередную подлянку задумал…

Глава 5

В конце тропы галдели с десяток партизан. Внеплановое собрание? Марков, устало слушавший высоченного, крепко сбитого парня, отмахнулся и поспешил к Зотову. Сообщил удивленно:

– Виктор Палыч, пришли ребята из отряда имени Калинина.

– Безмерно рад, – прослезился Зотов. – Я тут при чем?

– Ну это, как его, штука такая вышла, – замялся командир, подбирая слова. – Один из них Твердовского, стало быть, требует, говорит, Олег Иванович его самолично востребовал.

– Сказали?

– Сказал. Ругается теперь на чем свет стоит, бучу поднял.

– Мне нужно поговорить с ним, – быстро сказал Зотов. Представилась возможность опередить Лукина на крохотный, неприметный шажок. Странно, что Марков не обратился напрямую к начальнику штаба. Подозрительно это.

– Сделаем. – Марков повернулся и скомандовал: – Крючков! Подь сюды, у товарища разговор к тебе есть. Надо потолковать.

– Отчего ж не потолковать, – зычно пробасил высокий.

Зотов отошел в сторонку, под навес с лошадьми. Худющая кобыла покосилась огромным глазом и пренебрежительно фыркнула. Партизан приблизился не спеша, вразвалочку, словно делая одолжение непонятному типу. Глаза наглые, рыбьи, одет в обрезанную шинель и ботинки с обмотками, на голове лихо сдвинутая на ухо кепка, украшенная грязноватой лентой из красной материи, на плече, стволом вниз, мосинский укороченный карабин. За поясом две гранаты с длинными ручками и плоский штык от немецкой винтовки.

– Чего хотел? – вместо приветствия набычился партизан.

– Здравствуйте, товарищ. – Зотов расплылся в дружелюбной улыбке. – Я представитель Центра при штабе партизанских бригад Брянской области.

Парень разом подобрался и ответил куда более дружелюбно:

– Здорово. Крючков Иван.

– К Твердовскому?

– К нему. – Крючков сплюнул сквозь зубы. – Три дня болота месили, и зря. А ноги-то не казенные. Ботинок прохудился, кто возместит? Я как узнал, что особист повесился, ошалел слегка. Такую дорогу проделали!

– Знаете, зачем он вас вызвал?