База личного состава, насколько знал Сюань Цзи, была своего рода служебной гостиницей при Главном управлении. Командированные в Юнъань сотрудники из других регионов, командиры отрядов и подразделений, а также лица в должности заместителя директора отдела и выше могли подать заявку на бесплатное временное проживание в номере. Условия там были неплохие, но расположение подкачало: общежитие находилось далековато от городского центра, вокруг – настоящая глушь, и кроме мини-маркета с завышенными ценами в окрестностях ничего не было, ни намека ни на какие другие удобства.

– Почему? – удивился Сюань Цзи. – У нее дома ремонт?

– База личного состава и есть ее дом, – пояснил коллега. – Раз в месяц по внутренней сети подается заявка, после чего можно жить в течение месяца. Ох, вы же недавно работаете, директор Сюань, еще не знаете, что нашу Гу Юэси прозвали отшельницей Гу – она не от мира сего: квартиры, машины – для нее все это ничего не значащая суета, она на такое даже не взглянет.

Сотрудники отрядов спецназначения постоянно рискуют жизнью и, само собой разумеется, получают немалую зарплату. Если разумно тратить деньги и взять небольшой кредит, то со званием и стажем, как у командира Гу, легко можно позволить себе жилье в городе.

Но она не хотела.

Ее как будто совершенно не интересовало ничего, что не являлось необходимым для выживания, минимализм был стилем всей ее жизни. Она не приобретала недвижимость, оставшиеся деньги ни во что не вкладывала, а просто оставляла на счете как последовательность цифр, с которой не знала, что делать. Когда кто-то просил у нее в долг, она всегда с готовностью одалживала – лишь бы деньги не спускали на порнографию, спиртное или азартные игры. Ее ничуть не волновало, вернут ей долг или не вернут. В конце концов Ван Цзэ не выдержал, заставил младших товарищей по «Фэншэнь» все возместить, а потом взял управление ее финансами на себя.

Гу Юэси жила в общежитии уже много лет, личных вещей у нее было всего ничего, и собери она все в чемодан, в самолете он вполне поместился бы в ручную кладь. Единственной безделушкой в ее комнате была хрустальная рамка у изголовья кровати с групповой фотографией, запечатлевшей ее в первые дни в «Фэншэнь». Тогда она была еще юной, с по-детски припухлым лицом, совсем не такой измотанной. Девушка на фотографии стояла с каменным лицом, без тени улыбки, однако во взгляде ее читалась затаенная робость. Старина Ван улыбался во весь рот, показывая знак победы у нее над головой. Мужчина рядом с ним в одной руке держал длинный меч, а другой надавил Ван Цзэ на макушку, заставляя того втянуть шею.

Те дни ушли безвозвратно.

Пару секунд Гу Юэси глядела на себя прошлую, затем протерла рамку, сходила умыться и приступила к работе. Открыв ноутбук, она снова включила одну из записей с камер и остановила ее на нужном кадре. На самом деле Сюань Цзи надумал лишнего – чары «отвода глаз» Шэн Линъюаня скрывали его не только от камер высокого разрешения, но и, если он того хотел, от «рентгеновского зрения». Целью, которую высматривала Гу Юэси, был вовсе не его величество.

Она увеличила часть изображения в углу – там камера захватила чью-то руку. Владелец руки оказался крайне осторожен, он как будто прекрасно знал расположение всех камер видеонаблюдения в округе и сумел обойти их все. Гу Юэси несколько раз пересмотрела записи с камер, но нашла только эту – единственную, на которую не распространялись права Сюань Цзи, потому что камера, с которой была сделана запись, принадлежала владельцу небольшого придорожного магазинчика. Чтобы ее достать, Гу Юэси задействовала осведомителя «Фэншэнь».

Качество изображения с камеры оставляло желать лучшего, к тому же рука неизвестного попала в кадр даже не целиком: он сразу же заметил камеру и быстро вышел за пределы площади обзора.

Гу Юэси принялась восстанавливать изображение с помощью специальной программы: это требовало от нее огромных усилий – программой она владела неважно, и ей пришлось разбираться самостоятельно, опираясь на инструкцию.

Командира второго подразделения в «Фэншэнь» считали надежной и ответственной. Всегда спокойная и невозмутимая, она умела произвести впечатление, и многие признавали в ней интеллигентную женщину с хорошим образованием. Но Гу Юэси нигде не училась. Она не пробыла в школе ни дня. Она начала учить иероглифы с самого первого – «единицы» – только в семнадцать лет по онлайн-урокам для дошкольников и теперь читала и писала кое-как, на уровне отстающей ученицы начальной школы: когда нужно было прочесть большой отрывок, она с помощью ручки следила за строками и про себя проговаривала слова. Зачастую ей приходилось несколько раз перечитывать текст, чтобы понять, о чем там говорилось.

До семнадцати лет у нее даже имени не было.

Она оказалась в Бюро еще несовершеннолетней, и ей выделили куратора – девушку из отдела кадров. Фамилия ее попечительницы и была Гу, а имя Юэси, столь непохожее на обычные человеческие имена^[26], она получила от Ван Цзэ. Командир Ван, который только присоединился к «Фэншэнь», был тогда совсем молодым безалаберным парнем, сутки напролет торчавшим за компьютером, и просто дал ей имя главной героини какой-то из своих игр.

Промаявшись с самого рассвета до полудня, Гу Юэси смогла восстановить четкость нескольких кадров и разглядеть на запястье неизвестного предмет, похожий на наручные часы. «Часы» были латунными, на «циферблате» – только одна стрелка, а сам диск сплошь покрыт древнекитайскими символами… То был компас для фэншуй.

Гу Юэси резко откинулась на спинку стула, у нее перехватило дыхание. Этот компас она не забудет никогда в жизни. Давным-давно, когда ей было очень страшно, один человек сунул ей в руки этот компас, еще теплый от его тела, и сказал: «Иди туда, куда показывает стрелка, верь компасу и не бойся. Это семейная реликвия, девочка, когда выберешься, ты должна вернуть его мне».

Сюань Цзи был прав – жить с «рентгеновским зрением» в этом мире нелегко. В первые десять с чем-то лет жизни Гу Юэси эти глаза были ее проклятием.

При рождении их закрывала особая пленка, врач-шарлатан в маленькой клинике, работавшей без лицензии, сказал, что девочка родилась слепой, и родители тут же отказались от нее.

Ей не повезло. Она попала не к добросердечным опекунам и даже не в государственный детский дом, а в руки банды воров. Воры эти чем только не промышляли и время от времени занимались тем, что отправляли детей-инвалидов просить милостыню. Обнаружив ее «слепоту», они решили, что девочка от природы прекрасно подходит для этого занятия, но вскоре после того, как воры забрали ее к себе, пленка на ее глазах неожиданно начала истончаться и в конце концов полностью пропала.

Раз Небеса ничем ее не наградили, воры хотели сами ослепить девочку, как вдруг заметили, что ее зрачки умеют кардинально менять форму, как у животных. Вскоре они выяснили, что в ней «особенного»: когда зрачки девочки трансформировались, она видела предметы насквозь – то было мощное «рентгеновское» зрение.

То был прямо-таки «режим бога». Когда банда выходила на дело, девочка безошибочно видела, в каком кармане у жертвы кошелек, какая в нем сумма, видела сквозь спину человека, какой он вводит пароль от банковской карты, а вскрыть замок для нее было легче, чем пылинку сдуть. Если же в перерывах между вылазками она садилась за игорный стол, то успех был ей обеспечен.

Благодаря ее способности банда процветала и всего за несколько лет превратилась из уличной группировки в преступный синдикат. Они зазнавались все больше и больше, но умения членов синдиката не поспевали за его ростом, и потерявший тормоза автомобиль их успеха наконец перевернулся. При попытке украсть культурные реликвии они попали в поле зрения международной криминальной группировки «особенных», и одни негодяи перебили других.

Погибли все, в живых благодаря своей «особой» способности осталась лишь Гу Юэси.

Следующие десять лет она провела как зверек в клетке – в специальной тюрьме, созданной представителем линии физических и психических сил.

В этой «духовной тюрьме» не работали никакие органы чувств, ей обрезали любую связь с окружающим миром. Но не одиночество и полная изоляция были самым невыносимым в духовной тюрьме, а извращенцы из линии физических и психических сил, которые мучили ее самыми невообразимыми способами: казалось, ее разрывают на куски, но на теле не оставалось ни царапины. Без позволения тюремщиков она не могла даже сама поесть. Она была лишь сосудом для глаз и, за исключением случаев, когда они нуждались в ее способности, она не видела ничего, кроме иллюзий, порожденных пребыванием в тюрьме. Гу Юэси навсегда запомнила того мужчину, что однажды «постучал» в дверь камеры с помощью ревербератора. Он ворвался внутрь в сиянии света, словно божество, спустившееся с небес.

«Я пришел спасти тебя. Не бойся, вот мое служебное удостоверение».

«Э… Ты не умеешь читать? Не страшно, я из Бюро по контролю над аномалиями… Хм, как тебе объяснить… Это что-то вроде „полиции особенных“, меня зовут Янь Цюшань».

«Мы не потеряемся, у нас с тобой есть это…»

Во время той совместной операции, организованной международными силами «особенных», невероятно молодой Янь Цюшань представлял китайскую сторону.

Янь Цюшань, он же командир Янь, мало говорил с группой, которую возглавлял, самое большее, что он мог сказать – «Привет!» на четырех языках. Любой попугай освоил бы иностранный язык лучше него, и с товарищами не из Китая он общался жестами. Однако этот «немой» удивительно хорошо ладил с людьми: этот совсем юный парнишка был человеком талантливым и надежным, а когда улыбался, казалось, что у всего на свете обязательно будет счастливый конец.

В полной иллюзий духовной тюрьме Янь Цюшань вложил в руки Гу Юэси старинный латунный компас и велел следовать за его стрелкой – так компас вывел ее обратно во внешний мир.

Для того, кто десять лет провел в духовной тюрьме отрезанным от реальности, даже освободившись, трудно в нее поверить. Гу Юэси нуждалась в точке опоры, и, лишь глядя на стрелку компаса, она убеждалась, что действительно находится в реальном мире. А Янь Цюшань, отдав ей «семейную реликвию», будто забыл про нее и так и не потребовал обратно. Компас оставался у Гу Юэси четыре года.

В центре подготовки подростков-«особенных» все ее избегали. Гу Юэси была нелюдимой и косноязычной, к тому же обладала «извращенной» особой способностью – «рентгеновским зрением» – и неблагонадежным прошлым, и остальные постоянно подозревали ее в том, что она подсматривает за ними. Единственным, что ее утешало в то время, были посещения Янь Цюшаня и нескольких других оперативников.

Янь Цюшань не очень-то умел обращаться с девочками-подростками – навещая Гу Юэси, он каждый раз с прямой спиной садился перед ней и, словно завуч, начинал расспрашивать об успехах в учебе. Закончив с расспросами, он больше ничего не говорил, и они лишь молча растерянно глядели друг на друга. Только когда речь заходила о тренировках «особенных», он пускался в пространные рассуждения – по-настоящему пространные. Чжичунь, дух меча Янь Цюшаня, не перебивал его, а сам он мог разглагольствовать до тех пор, пока, что называется, не опустеет небо и не состарится земля. Обычно Чжичунь оставался внутри меча, где восстанавливался от ран, но порой, когда командир Янь совсем конфузился, он появлялся из клинка, чтобы разрядить обстановку. Глядя на Чжичуня в человеческом облике, Гу Юэси подчас забывала о том, кем он был на самом деле, – он воплощал в себе все лучшие качества, какие в мечтах Гу Юэси были у старшего брата: внимательный, терпеливый и мягкий, все мог и все умел.