– Не говори ерунды! – Гу Юэси свернула на обочину, остановила машину и схватилась за рацию, вызывая напарников. – С вами есть врач?.. Нет? Тогда быстро ко мне кого-нибудь из линии физических и психических сил!

Тем временем обнаженная кожа на запястьях Сюань Цзи вдруг покраснела и сморщилась, словно он обо что-то обжегся, – Ван Цзэ и ахнуть не успел.

– Ни колебаний аномальной энергии, ни внешних повреждений, но он меня не слышит. Это болезнь такая или проклятие? – командир «Фэншэнь» махнул рукой и опустил стекло в машине. Климат в Юйяне влажный, и в воздухе много водяного пара. Он протянул руку: пар быстро остыл, сгустился холодным водяным шаром в его ладони, а затем превратился в лед. – Нет, так не пойдет, – пробормотал Ван Цзэ. – Сначала нужно его охладить…

Но только Ван Цзэ собрался положить ледяной шар на Сюань Цзи, как тот вдруг схватил его за запястье и распахнул глаза. Следы от ожогов исчезли у командира «Фэншэнь» на глазах, будто ему все примерещилось.

– Директор Сюань?

– Русалочий язык… – глаза Сюань Цзи открылись, но взгляд оставался расфокусированным, а голос звучал так, словно он говорил во сне. – Людей под водой можно найти с помощью русалочьего языка…

Янь Цюшань и его спутники плыли по проходу, ведущему к гробнице. В уходящем в глубину узком и длинном коридоре рассеивали тьму русалочьи фонари. Холодный молочный свет мерцал в воде, освещая путь, ведущий как будто прямиком в преисподнюю. Эти фонари, которые горели на дне морском и не затухали даже по прошествии десяти тысяч лет, умели делать только в клане гаошань.

– Хорошо, что у нас есть карта, – Змеекожий говорил полушепотом, но в голосе его все равно слышалось нескрываемое воодушевление. – Сунься мы не туда, поди, нас бы встретили настоящие мечи, с настоящими лезвиями? Интересно, как выглядела последняя партия гаошаньских «драгоценных мечей»? Неужели во всех были духи оружия? А еще вот что мне любопытно: может ли дух оружия выбирать, быть ему мужчиной или женщиной, и если может…

Заговорившись, он дал волю пошлым фантазиям. Стоявший рядом Янь Цюшань помрачнел, на его лице читалось смутное желание прибить болтуна.

– Заткнись, – очень кстати оборвала его деревянная женщина. – Что это такое там, на стенах?

Русалочьи фонари высветили множество появившихся на прежде сплошь черных каменных стенах человеческих фигур. Виднелись они неотчетливо, разглядеть их как следует спутники не могли.

– Росписи?..

Янь Цюшань был человеком решительным и умелым – шагнув вперед, на край лодки, он отломил русалочий фонарь прямо от стены. Под возгласы остальных он поднял его выше и посветил вокруг.

– Нет, это не росписи. Они не на поверхности.

Проход к гробнице был выстроен не из обычного камня, а из черного полупрозрачного хрусталя. В темной морской воде, куда не проникал свет, стены казались целиком черными как смоль, но сейчас, в свете русалочьего фонаря, стало ясно, что они на самом деле полупрозрачные, как гигантский янтарь. Вдруг зрачки у всех сузились, по коже пробежали мурашки. Спутники увидели, что было на стенах… в стенах.

Люди. Полным-полно людей. В старинных платьях, в современной одежде, водолазных костюмах. Китайцы, иностранцы, даже какая-то нечисть – полулюди-полузвери с длинной шерстью по всему лицу. Они застыли в стенах, как экспонаты в музее, как насекомые в янтаре. На казавшихся живыми лицах сохранялось удивленное выражение.

– Все, кто пытался ограбить гробницу принца? – пробормотала деревянная женщина.

Проход, уходивший все глубже и глубже, казался бесконечным. Команда в лодке ощущала направленный на них пристальный злобный взгляд бесчисленных глаз.

Шэн Линъюань улыбнулся.

Запечатывая гробницу, он предполагал, что после смерти Вэй Юня земля будет полниться слухами об исчезновении «последней партии гаошаньских „драгоценных мечей“», и если не принять мер предосторожности, то проходимцы с мотыгами наверняка ежегодно будут «рыхлить и удобрять» его могилу в надежде на поживу. Велев ведомству Цинпин охранять захоронение снаружи, его величество установил ловушки внутри, так что первая линия защиты создавалась против чужаков, а вторая – чтобы стражи сами не смогли ничего похитить.

Хранившаяся в ведомстве Цинпин карта на деле была смертоноснее самого опасного заклинания. Магическое построение у входа в гробницу было необычным и крайне сложным: едва охотники за сокровищами с помощью карты преодолевали его, уверившись в успехе, как на них обрушивался град иллюзорных сверкающих мечей. Те, кому хватило смелости вломиться в гробницу гаошаньского принца, обычно были высокого мнения о своих способностях, но и они не могли удержаться от страха. Во времена Шэн Линъюаня подобный прием назывался «Потрясение души»: испуг выводит души хунь и из равновесия, и злым духам становится проще вторгнуться в сознание. Но его подлинное предназначение было в том, чтобы заманить чужаков в настоящую ловушку – огромный лабиринт. Испытав мощное потрясение и обнаружив, что тревога была ложной, люди утрачивали бдительность – и застревали в иллюзиях лабиринта.

Полагаясь на карту, которую она сама толком не понимала, деревянная женщина привела трех безголовых мух прямиком в паутину. Люди были уверены, что продвигаются вглубь гробницы, содрогались от ужаса, глядя на «росписи» по обеим сторонам коридора, и в то же время ликовали, думая, что уж они-то «подготовились как следует». Но кружившие у лодки рыбы видели, что на самом деле те давным-давно попались в ловушку иллюзии, не догадываясь, что их лодка безнадежно отклонилась от курса. Людям казалось, что перед ними уходящий вглубь коридор, залитый светом русалочьих фонарей, но то была еще одна хрустальная стена. Жадно разинув пасть, она поглощала суденышко – половина лодки уже погрузилась в стену, но пассажиры так ничего и не подозревали.

Высоко в небе палящее солнце прошло зенит и двинулось к западу, а сверкающая жемчужным блеском лодка погружалась в трехтысячетелетнюю гробницу. Вверху – мир людей, внизу – мир призраков.

Шэн Линъюань с равнодушным видом поднес флейту к губам и принялся наигрывать отрывок из недавней песенки.

«Замечательно, – подумал он. – Такого большого судна в этой коллекции еще не было».

Располагайтесь поудобнее, господа, вы здесь надолго.

013

Связям Ван Цзэ можно было только позавидовать: когда они добрались до берега, у причала их уже ждал катер.

Командиру «Фэншэнь» всю оставшуюся дорогу казалось, что Сюань Цзи чувствует себя неважно, он внимательно наблюдал за его состоянием и наконец спросил:

– Директор Сюань, тебе в лодке как? Не укачивает? Мне казалось, вы, из линии огня и грома, с морем не в ладах. Если нездоровится, не плыви с нами, подожди на берегу.

Сюань Цзи вяло приоткрыл глаза.

– Это что еще за дискриминация по признаку происхождения?

– Ты бы сходил на профмедосмотр для «особенных» на предмет внутренних повреждений, хронических заболеваний, проклятий… Даже если не лечится, хоть выясни, в чем дело, – обеспокоенно посоветовал Ван Цзэ. – Это сейчас легкое недомогание, а запустишь – перейдет в тяжелую болезнь, и…

– Успокойся, мне уже намного лучше. Когда настанет мой смертный час, я обязательно разошлю всем открытки, договорились? У меня просто сахар в крови упал – со всей этой суматохой я с самого Дунчуаня нормально не ел…

Один из оперативников протянул Сюань Цзи шоколадку, но тот отказался:

– Не нужно, дружище, а то еще кровь из носа хлынет^[43], если съем… Кто играет на флейте? Какая-то прямо знакомая мелодия.

Все тут же прислушались. И действительно, к шуму моря и смутному гулу голосов, доносящихся из прибрежного поселка, примешивался звук флейты.

Флейта пела весьма мелодично: исполнитель точно попадал в ноты, и гармонию музыкальных фраз не нарушала ни одна фальшивая нота… Сюань Цзи недолго вслушивался, а затем пробормотал:

– Это же… «Раз женился на козе^[44], так живи с козою…»

– «Братец вышел на порог – все со страху воют», – подхватил было Ван Цзэ и резко умолк. Осознав, что ненароком поделились друг с другом содержанием своих плейлистов, они смутились и растерянно переглянулись.

– Просто… у нас перед домом небольшой парк, – неловко засмеялся Ван Цзэ, пытаясь оправдаться. – Старики каждый день собираются там на танцы, и я эту песню столько раз слышал, что наизусть выучил. Так-то я предпочитаю классическую музыку и с подобными веселенькими песенками, по правде говоря, не очень-то знаком.

– Вот оно что, мне сразу показалось, что я ее где-то слышал, – следом за ним «вспомнил» Сюань Цзи. – Насколько же беззаботная жизнь в Юйяне, если людям делать нечего, как играть с утреца на морском берегу старушечьи хиты… У кого-нибудь есть фото командира Яня? Дайте взглянуть.

Не дожидаясь, пока Ван Цзэ долистает галерею, Гу Юэси протянула Сюань Цзи телефон: у нее была целая папка со старыми фото старших оперативников. Она быстро нашла снимок Янь Цюшаня в фас: мужчина в форме смотрел в камеру, сидя за письменным столом. Выражение лица была суровое, однако во взгляде чувствовалась мягкость. Перед объективом он держался с едва заметным напряжением.

– Подойдет? Эта самая четкая, что у меня есть, – сказала Гу Юэси. – Снимал Чжичунь, когда командир Янь официально возглавил «Фэншэнь» и перебрался в новый кабинет.

Ван Цзэ все еще слегка беспокоился:

– Директор Сюань, а этот «язык ундин» точно годится для поиска людей? Имеет значение, кто именно на нем говорит?

Что, если акцент человекоптицы придется морю не по нраву?

– Не ундин, а русалок, ундины – импортный продукт, – буркнул Сюань Цзи, опустившись на одно колено. С трудом сохраняя равновесие, он поставил перед собой фото Янь Цюшаня, смочил руку в морской воде и начертал на палубе иероглифы его имени.

Ван Цзэ наблюдал за его манипуляциями со все возрастающей тревогой – со стороны казалось, будто Сюань Цзи проводит какой-то шарлатанский ритуал – только курительных свечей да алтаря не хватает.

– Директор…

Сюань Цзи шикнул на него, закрыл глаза и сосредоточился. Прогнав все посторонние мысли, он несколько раз повторил про себя услышанное в видении. Ему казалось, будто он когда-то знал этот редкий язык, но никак не мог вспомнить, откуда именно: то ли встречал слова на нем в древних потрепанных книгах, лежащих в беспорядке в ущелье, то ли слышал от кого-то из духов оружия… В пережитом им только что видении прозвучало всего несколько слогов, но и этого было достаточно, чтобы пробудить его память.

Детство Сюань Цзи провел бестолково. О том времени он почти ничего не помнил и лишь сейчас вдруг обнаружил, что в те годы успел освоить весьма и весьма многое – но потом все позабыл. Только когда он услышал фразу на русалочьем языке, память, до поры вытесненная в глубины подсознания, начала постепенно возвращаться к нему, но воспоминания казались разрозненными и запутанными, так что Сюань Цзи даже не знал, с какой стороны к ним подступиться.

Собравшиеся вокруг оперативники напряженно уставились на него, услышав раздающиеся из его уст странные звуки, которые «накатывали», как волны, откуда-то из носоглотки. Они звучали загадочно: низко, но мягко, словно морские глубины. Как только Сюань Цзи произнес фразу на русалочьем языке и назвал имя Янь Цюшаня, Ван Цзэ, принадлежавший к линии воды, первым что-то почувствовал, и все волоски на его теле встали дыбом.

Веселая мелодия, доносившаяся издали, тут же оборвалась.

Шэн Линъюань опустил флейту и резко вскинул голову.

– Кто это лезет, куда не просят?