Яков Брюс не был ангелом. Как всякий потомок авалонских эльфов, он без зазрения совести проявлял жёсткость, шёл к поставленной цели напролом и плевал на сопутствующие жертвы. Но после личной трагедии прекратил любые магические опыты над живыми организмами. Запретил практиковать такую магию княгине Марье и уничтожил все записи по теме, как опасные в самой своей сути. А в Европейские масонские ложи были отправлены письма с предупреждениями. На магической медицине был поставлен жирный крест.

* * *

– Да уж. Так вот почему спрятали архив Иоганна Алхимика.

– Ты откуда про него знаешь? – Княгиня схватила меня за руку.

– Слышал, Марья Алексевна. И уж точно не собираюсь искать его или читать. Спасибо, что предупредили, никогда бы не подумал, что могут быть такие последствия.

– Вот-вот, даже не думай в эту сторону смотреть.

– А ему, – я кивнул на Боброва, – ничего не будет? Может, не стоило ради глаза рисковать?

– Слишком слабое воздействие, – отмахнулась княгиня, – от такого даже прыщ не вскочит. Кстати, пора нашего Петеньку будить.

* * *

Марья Алексевна оставила нас с Бобровым наедине.

– Не чеши глаз, – хлопнул я ладонью по столу, – вообще до лица не дотрагивайся.

Пётр скривился, но указание выполнил.

– Как будто огнём прижгли, – пожаловался он.

– Болит?

– Не болит, но…

– Вот и посиди тихо, не отвлекай меня.

Пока я накладывал на хрустальные шарики Знаки, Бобров активно скучал. Ёрзал, крутился, морщился, корчил скорбные рожи и горестно вздыхал. Под конец он задремал, уронив голову на грудь и посапывая носом.

В процессе работы я запорол штук семь шариков. Одни оказались с внутренним дефектом и лопнули прямо у меня в руках, на других отслаивались эфирные нити, третьи я испортил сам, неверно наложив Знаки. Но в конце концов всё получилось, как и задумывалось.

– Пётр.

– Ммм…

– Бобров!

– А? Хде? Хто?

– Так, спящий красавец, иди умойся и бегом обратно.

Минут через десять он вернулся и сел напротив, посвежевший и бодрый.

– Соберись. Ты должен сосредоточиться и говорить мне всё, что видишь. Держи.

Я протянул ему хрустальный глаз – с радужкой и зрачком, практически как настоящий. Бобров покрутил его в пальцах, разглядывая со всех сторон. Тяжело вздохнул, будто я заставлял его совершать подвиг, и вставил магический протез в глазницу.

– Эм…

Бобров часто заморгал. Потом зажмурил здоровый глаз, уставившись на меня искусственным.

– А так и должно быть?

– Что именно? Ты говори, я же не знаю, что ты видишь. На себе попробовать не мог, уж извини.

– Да всё такое… Ну, странно цветное. То есть ты весь такой красный, по краям зелёный. А стены и всё остальное скорее серое. Вот, рука у меня тоже красная. И жилы под кожей видно.

– Та-а-ак. Это ты видишь тепло. Проведи пальцем по виску, чтобы поменять спектр.

Подняв руку, Бобров недоверчиво провёл пальцами снизу вверх.

– Теперь нормально!

Он тронул пальцами висок ещё раз.

– Теперь всё какое-то… ммм… фиолетовое…

Опыт Боброву понравился, и он продолжал «крутить» спектр.

– О! А теперь серое. Ух ты, я тебя будто насквозь вижу! – Он подался вперёд, разглядывая меня одним глазом. – Кости вижу, сердце бьётся.

– Отлично. Потом поиграешься с настройкой, иди сюда.

Я подозвал его к окну.

– Настрой, чтобы нормально видеть.

– Есть!

– Видишь лес?

– Угу.

– Там сосна на опушке. Сколько шишек на ветках?

– Шишек?

Бобров прикрыл здоровый глаз, наклонил голову к плечу и беззвучно зашевелил губами.

– Десять. То есть двенадцать. Ничего себе! Это я лучше, чем в подзорную трубу, вижу! Ну ты… Ты… Волшебник, Костя!

Улыбнувшись, я похлопал его по плечу.

– Так и задумывалось. А теперь, зови Марью Алексевну. Будем приживлять мышцы.

– Не-е-ет… – Бобров застонал и закрыл лицо ладонями. – Может, так оставить? Хорошо же вижу.

– Давай, давай, надо всё доделать как положено.

* * *

Операция прошла сложно. Марья Алексевна смогла приживить ткани на место не с первого раза. Я ассистировал ей – вытирал выступившую кровь, держал веки, чистил паразитные выбросы силы. У меня сложилось впечатление, что княгиня осторожничала и старалась вкладывать в колдовство как можно меньше эфира. Так что нам пришлось изрядно помучиться над спящим Бобровым. Операция прошла успешно, и храпящего, как бегемот, Петра слуги унесли в его комнату. Новый глаз был на время скрыт под толстой повязкой, чтобы завершить приживление.

Княгиня ушла отдыхать к себе, а я занялся вторым рубежом обороны. С помощью Сашки и Тани расчертил всё пространство вокруг особняка связками Знаков и печатей. Только не эфиром, а обычными палочками, прямо по земле. Затем десяток крепостных выкопали по этим линиям канавки, глубиной в ладонь. На дно уложили речную гальку, на неё металлические пруты, выкованные Прохором и соединённые в единую «сеть». Затем сверху снова засыпали камнями.

Получившийся «бутерброд» я сплавил в единую цельную конструкцию. Пришлось ходить по рисунку и, напрягая Анубиса, разогревать камень. Но в итоге вышла громадная связка. Овеществлённые Знаки и Печати, едва заполненные эфиром, я чувствовал даже у себя в комнате.

Канавки зарыли, заровняли и привели двор в божеский вид. Будто там ничего и не было. Напитывать огромную конструкцию эфиром пришлось целый день. Я выжал Анубиса досуха, но зарядил охранный конструкт. Его активацию тоже подвесил на «тревожную кнопку». В случае опасности он накроет особняк защитным куполом и атакует приблизившихся врагов разрядами электричества.

Главной особенностью этой стационарной защиты и моей гордостью стали контуры самоподзарядки и грубый накопитель эфира. Всё по рецепту, подсмотренному в дневниках Бернулли. Теперь, даже если меня не случится рядом, защита будет работать без дополнительной подпитки. А для её вскрытия потребуется десяток сильных магов.

* * *

Через три дня пришло время снимать бинты с Боброва. В торжественной обстановке Марья Алексевна усадила его в центре гостиной и самолично стала разматывать повязку.

– Не дёргайся, – строго одёрнула она Петра.

Я наблюдал за процедурой с дивана, стараясь не нервничать. Руку Кижу я стыковал с мёртвой плотью и не особо за него переживал, а Бобров живой, и в успешном результате полной уверенности у меня не было. Вдруг не приживётся? Придётся начинать всё заново.

– Открывай, можно.

Бобров с опаской моргнул несколько раз и расплылся в улыбке.

– Вижу!

– Костя, подойди-ка сюда.

Голос княгини прозвучал строго и чуть-чуть сердито.

– Что случилось? – я смотрел на Петра, не понимая, что произошло.

– Скажи мне, какого цвета глаза у Пети?

– Эм… Серые?

– Точно! А ты какой глаз сделал?

В горле у меня запершило. Вот уж действительно напортачил. Искусственный глаз был ярко-голубой, совершенно непохожий на своего живого напарника.

– Ну, поменяем. Ничего страшного.

– Нет!

Бобров вскочил и замахал перед собой руками.

– Не надо ничего менять. Мне всё нравится, всё замечательно. Так даже лучше!

И пока мы его не поймали, сбежал из гостиной.

Глава 10 – Дела торговые

Через три дня я съездил в Гусь-Мальцевский вместе с Таней и Сашкой. Как и договаривались с Мальцовой, печи уже погасили, остудили и вычистили. Втроём мы за несколько часов переделали их на магическое «топливо». Мне даже не пришлось поправлять работу учениц: девушки отработали без огрехов и всего на полчаса медленнее меня самого. В первой печи, сделанной почти год назад, я ничего не трогал – она ещё года три проработает без ремонта.

Мария Васильевна хоть в открытую глазки мне не строила, но всячески обхаживала, а на учениц смотрела волком. Девушки отвечали ей высокомерными взглядами и демонстрировали, что купчихе ничего не светит. Цирк да и только!

Первая партия хрустальных призм была готова. Я не стал их сразу забирать, а проверил качество и тут же на месте забраковал три штуки. И даже продемонстрировал недовольной купчихе, как они раскалываются от наложенного Знака. После некоторых препирательств мы договорились – каждая призма будет проходить проверку и заменяться, если в ней найдутся дефекты.

– Константин Платонович, – обратилась ко мне купчиха, когда мы уже собирались в обратный путь, – я хотела кое-что с вами обсудить.

– Слушаю вас, Мария Васильевна.

– Некоторые заводчики из наших знакомых весьма интересуются вашей переделкой печей.

Я усмехнулся – долго же они раскачивались! Казалось бы, сложное производство, техника, а всё равно смотрят на новинки с опаской и подозрением.

– Если вы позволите, Константин Платонович, я готова свести вас с этими людьми, – купчиха улыбнулась. – За некоторый процент, разумеется.

– Какой?

– Двадцать.

– Мне кажется, для простого посредника вы хотите слишком многого.

Её взгляд потерял всякую томность, зато приобрёл стальную жёсткость. Торговаться вдова умела и любила. Но я не стал устраивать споры и сразу сделал ей встречное предложение.

– Мария Васильевна, я не планировал заниматься массовой наладкой печей. Но коли вы уже нашли клиентов, то почему бы нам не создать совместную компанию? Вы возьмёте на себя общение с заводчиками, заключение договоров, а я техническую часть.

– Интересное предложение, – купчиха прищурилась.

– Стоимость моей работы по одной печи положим в тысячу рублей. От цены сверху вам будет уходить тридцать процентов.

– Пятьдесят.

– Только из уважения к вам, Мария Васильевна, сорок.

Через час мы утрясли все детали и ударили по рукам. Заказы новая компания будет наращивать постепенно, у меня ведь и своих дел хватает. Да и не собирался я лично мотаться по заводам. Подберу в школе смышлёных пареньков, обучу на «техников» деланной магии и буду гонять их на наладку печей в качестве практики.

Возвращаясь в Злобино, я довольно потирал руки. Мальцова постепенно выходила на мою орбиту, а мне требуются полезные люди. Сейчас хрусталь, затем печи, а там и другие дела можно ей поручить. Связи вдовы в купеческом обществе стоили высоких процентов, на которые мы договорились. Вот так, шаг за шагом, и буду строить собственную корпорацию.

* * *

На следующий день в Злобино приехал целый поезд из телег во главе с Ванькой Щербатым. Ушлый офеня за прошедший год превратился в степенного купца, отрастил брюшко и начал разговаривать с неторопливой солидностью. Даже назывался он теперь Иваном Акакиевичем Щербатовым. Но передо мной он снял шапку и согнулся в поклоне.

– Здравия будьте, Константин Платонович.

– И тебе не хворать, Иван. Вижу, расторговался, в солидные люди выбился.

Бывший офеня осклабился, показав щербатую улыбку.

– Так с вашего попущения, благодетель. Коли не вы, так бы и таскался по сёлам с ложками да бусами. До гроба вашей милости не забуду, молиться за ваше здравие буду и детям завещаю.

– Что привёз?

– Как заказывали: железо да стали чутка. Всё, сколько нашлось.

Принимал металл Прохор, да так придирчиво, что с Ваньки Щербатого пять потов сошло. Они с кузнецом кричали друг на друга, махали руками и чуть не подрались. А я наблюдал за этим «концертом» со стороны и лишь посмеивался.

В конце концов Прохор и Ванька сторговались. В мастерские потащили товар, а купец получил деньги. Но отпускать его я пока не планировал.

В саду за особняком Настасья Филипповна накрыла столик с самоваром и всякой чайной закуской. Туда я и пригласил Ваньку для разговора.

– Благодарствую, Константин Платонович.

Прежде чем сесть, он низко поклонился. Было видно, как бывший офеня робеет пить чай за одним столом с «барином». Это мне сословные предрассудки безразличны после жизни в Париже, где приходилось делить хлеб с лавочниками и пить с аристократами. А русские дворяне купцов держат на расстоянии, всем видом демонстрируя разницу в статусах.

– Не женился ещё, Иван?