Виктор. Он улыбался своей немного печальной улыбкой, глядя на нее из прошлого. Да, Магда не была до конца честна с Йозефом. Один единственный снимок, напоминавший ей о прошлом остался жив. Снимок – жив. А Виктор мёртв.

Фрау Геббельс прятала его среди личных вещей на самом ящика с бельем. Зачем? Пожалуй, она сама не знала ответа на этот вопрос. Более того, со дня смерти Виктора фотография никогда не вытаскивалась из своего укромного уголка. Магда ее не брала в руки, не смотрела на знакомое лицо. Это была тайна, но тайна, которая причиняла боль.

Магда протянула карточку метрдотелю.

– Несколько дней назад, примерно в это же время, я была неподалеку. И видела молодого человека… он входил сюда. Он… он был поразительно похож на мужчину на этой фотографии. Только моложе, конечно. Очень похож. Скажите, вы случайно не припоминаете такого? Возможно, он был с кем-то?

Герр Келлер внимательно посмотрел на фотографию, потом на супругу рейхсминистра. В его глазах мелькнуло что-то вроде понимания, но он тут же очень умело это скрыл.

– Похож, говорите? – метрдотель задумчиво потер подбородок. – Молодой человек… темноволосый? Возможно, иностранец?

– Да! Да, возможно, – с надеждой выдохнула Магда. Это предположение тоже у нее имелось. Юноша, мягко говоря, не отличался арийской внешностью. – У него был такой… сосредоточенный вид. И скрипка в руках.

– Гм… Несколько дней назад… Да, припоминаю одного молодого господина. Он действительно выделялся. Был здесь с другим юношей. Они провели вечер в компании дамы. Нет-нет! Не подумайте ничего такого!

Герр Келлер замахал руками, будто ветряная мельница. Видимо, слегка изменившееся выраженте лица Магды дало ему повод решить, будто слова про даму были неверно поняты.

– Дама – это хорошая знакомая нашего управляющего. Фрау Марта Книппер. Так вот, молодые люди скорее годятся ей в сыновья. Они отужинали. Беседовали все время о чем-то достаточно оживлённо. В основном он.

Метрдотель ткнул пальцем в снимок.

– Вот именно этот юноша, который вас интересует, много говорил. А потом, когда ужин закончился, они ушли, все втроем.

– Они ушли… – Растерянно повторила фрау Геббельс. – Куда? В какую сторону? Вы не заметили?

– Боюсь, что нет, – герр Келлер развел руками. Магда почувствовала, он говорит правду, или, по крайней мере, говорит все, что считает безопасным для себя сказать. – День был суетливый. Я не обратил внимания.

Фрау Геббельс внезапно ощутила укол разочарования. Так мало информации. Но все же… он его видел! Значит, юноша не был плодом ее воображения. Он реален. И он был здесь. И он был не один. С кем? Кто это мог быть?

– Спасибо, герр Келлер, – Магда убрала фотографию обратно в сумочку. Руки слегка дрожали. – Вы мне очень помогли.

– Всегда к вашим услугам, фрау Геббельс, – он снова поклонился. – И кстати… Если вам это поможет… Я могу узнать у господина управляющего насчет его знакомой. Могу выяснить ее адрес. Раз она была с этим молодым человеком в одной компании, значит, вполне вероятно, ей известно, где его искать.

Через десять минут фрау Геббельс вышла из ресторана, ощущая на себе любопытные взгляды немногих посетителей холла. Ну или ей так казалось, на фоне всего происходящего. Теперь она чувствовала себя не только предательницей, но и преступницей.

Солнце все так же светило, улица жила своей жизнью, но для нее мир сузился до одной точки – адрес фрау Книппер, куда Магда собиралась отправится прямо сейчас. Для начала, конечно, избавиться от водителя Йозефа, а потом встретиться с женщиной, которая может пролить свет на личность юноши.

Призрак Виктора становился все более реальным, потому что теперь появилась хоть какая-то зацепка. Зачем это Магде? Она не знала. Но чувствовала – это необходимо. Словно судьба давала ей какой-то знак, шанс прикоснуться к тому, что было безвозвратно потеряно. И она не могла его упустить.

Глава 1: В которой я понимаю, что чего-то точно не понимаю

Сознание возвращалось медленно, неохотно, словно продираясь сквозь плотный, вязкий кисель. Пожалуй, настолько погано я не чувствовал себя даже в прошлой жизни после очень обильных возлияний.

Первым ощущением была тупая, пульсирующая боль в висках, будто голову зажали в тиски. В такие крепкие, основательные тиски, которые вот-вот сдавят мою башку настолько сильно, что она лопнет, как переспелый арбуз.

Во рту ощущалась жуткая сушь, которой, наверное, позавидует пустыня Сахара. Язык прилип к нёбу, а веки казались свинцовыми. Попытка сглотнуть вызвала лишь болезненный спазм в горле.

Я застонал и попробовал пошевелиться, однако тело не слушалось. Руки оказались стянуты за спиной так туго, что запястья горели огнем. Ноги мне, судя по ощущениям, тоже связали.

Похоже, я сидел на стуле, потому как мягкому месту было очень даже жестко. А еще, затёкшее тело однозначно говорило о том, что я в этой позе нахожусь уже не один час.

Интересно, каких действий ждать от тех, кто состряпал похищение, дальше? Это же похищение, я надеюсь, а не банальное желание угробить меня.

Впрочем, с другой стороны, хотели бы убить, уже убили бы. Значит, скорее всего, по законам жанра предполагается какая-нибудь особо доверительная беседа в особо неприятных условиях. И в свете подобной перспективы черт его знает, так ли уж хорошо, что я до сих пор жив.

Я трудом разлепил глаза, попытался осмотреться. Вышло у меня это с трудом. Комната расплывалась мутными пятнами, а взгляд категорически отказывался сфокусироваться.

Потребовалось несколько долгих минут, чтобы зрение хоть немного пришло в норму.

– Черт… – Тихо пробормотал я, – Что за хрень?

Это было точно не жилое помещение. Скорее, подвал или какой-то подсобный закуток. Стены из грубого камня, местами влажные. Похоже на погреб, но только уровня «полулюкс».

С потолка свисала одинокая тусклая лампочка без абажура, бросая по сторонам резкие тени. Воздух был спертый, пахло сыростью, пылью и чем-то еще – неуловимо знакомым.

Окона в помещении отсутствовали, снаружи, из-за двери, не доносилось ни единого звука городской жизни – ни гудков машин, ни голосов. Пожалуй, я бы сказал, что меня увезли куда-то на окраину, в отдельно стоящий дом. Хотя, может, стены слишком толстые, поэтому всё глушат…

Значит, квартира «Дельбрука» была лишь временной декорацией, местом для ловушки, в которую я попался как последний идиот.

Воспоминания нахлынули мутной волной: улыбчивый старичок, навязчивое гостеприимство, чай, конфеты с мерзкой горчинкой… и последнее, почти стёршееся осознание – возраст! Управляющий из моего сна, из воспоминаний детства, был мужчиной средних лет, а не семидесятилетним дедом.

«Алёша, ты лох!» – снова пронеслось в голове.

Как я мог так глупо попасться? Расслабился, поверил в удачу, в легкий путь к информации. Купился на образ бодрого пенсионера. А ведь меня учили быть начеку, не доверять никому. Вот тебе и школа разведчиков, вот тебе и лучший ученик, коим меня считали последние месяцы перед этой чертовой операцией.

Тяжелая дверь, обитая чем-то темным, тихо скрипнула, и в комнату вошел человек. Я моргнул несколько раз, прогоняя мутную пелену, которая упорно стояла перед глазами.

Ну конечно… Это был тот самый лже-Дельбрук. Однако теперь в его облике не наблюдалось и следа прежней добродушной веселости. Улыбка исчезла, сменившись холодной, оценивающей усмешкой. Глаза, раньше казавшиеся просто живыми, сейчас смотрели остро, пронзительно и совершенно безжалостно. Движения стали точными, собранными.

Даже пенсионером я в данный момент назвал бы его с трудом. Да, возраст никуда не делся. Не произошло чуда, мужик внезапно не помолодел. Ему все так же около семидесяти. Но… Что-то в нем разительно изменилось. И взгляд, и усмешка, и жесткая холодность – это теперь шло прямо из его нутра. Будто из-под овечьей шкуры вдруг выбрался на свободу волк.

В общем-то, сомнений нет никаких, лже-Дельбрук приблизительно из того же теста, что и Клячин. Очень похожи, кстати. А соответственно, он – профессионал своего дела. Осталось понять, какого именно. Хотя, если трезво оценивать то, что вижу сейчас, оно, это дело, вряд ли мне понравится.

– Очнулся, Витцке? – голос тоже изменился, потеряв старческие нотки, стал тверже и неприятнее. – Долго же ты валялся в беспамятстве. Почти два дня. Не то, чтоб я жалуюсь. Меня как раз все устраивает, меньше было возни, но, честно говоря, начал опасаться. Подумал грешным делом, не переборщил ли с дозой.

Лже-Дельбрук говорил на чистейшем русском языке без малейших признаков акцента или намека на то, что великий и могучий ему не родной. Зуб ставлю, он – мой соотечественник.

«Пенсионер» подошел ближе и остановился в паре шагов, сунув руки в карманы брюк. Его вид – идеально выглаженная рубашка, жилет – диссонировал с убогой обстановкой подвала.

– Кто ты такой? – хрипло прокаркал я, горло все еще отказывалось нормально работать.

Воды, что ли, дал бы, урод. Но просить не буду. Харя треснет у него.

– Можешь звать меня Ганс, я совсем не против. Или, скажем… Куратор, – усмехнулся он. – Имя тебе все равно ничего не скажет. Важно не кто я, а что мне от тебя нужно.

– Тоже мне загадка… Прямо тайна века. Архив отца нужен. Верно? – спросил я прямо. Если уж попался, надо хотя бы понимать расклад. – Это вообще не сложно понять. А вот кто тебя послал, тут – да. Тут большой вопрос возникает.

На самом деле, ситуация складывалась таким образом, что даже не будучи Эйнштейном, можно достаточно быстро сообразить, в чем суть происходящего.

Этот чертов дед, который теперь выглядит как сильно постаревший, но по-прежнему бодрый спецназовец, во время нашего чаепития задавал мне вопросы об архиве. Вернее, по совести говоря, это я его расспрашивал, а вот деда очень интересовало, что еще у меня имеется помимо часов. И я, сам не знаю, с какого перепуга, ляпнул, типа – да. И кодовая фраза, и набор цифр – все при мне.

Собственно говоря, вот она – отгадка, из которой вполне логично вытекают дальнейшие действия Куратора. Господи… Какая же дурацкая кличка… Если это не кличка, а, к примеру, позывной, все равно он дурацкий. Да и не в этом суть. Важно другое.

Как говорил герой одного крайне интересного произведения: сейчас меня будут бить, может быть даже ногами. Деду позарез нужна информация и дед явно настроен ее получить.

– Кто он? – я попытался всмотреться в лицо лже-Дельбрука повнимательнее, чтоб найти хоть какую-то зацепку в мимике его лица, в выражении глаз.

Оттуда взялся этот тип? – вот, что меня интересовало в первую очередь.

С чекистами вроде бы все ровно. По крайней мере, пока что. Соответственно, очень вряд ли «пенсионера» подрядили они. Иначе тогда вся история обретает черты первостатейного бреда. Зачем отправлять Лёху в Берлин за архивом, а потом подсылать к нему палача? Вообще идиотизм. То есть, Советский Союз отпадает.

Дальше – немцы? Ну тоже версия какая-то глупая. Эско знает только о бриллиантах, о бумагах он не в курсе. Даже если бы чертов финн растрепал Мюллеру о драгоценностях, тот мог бы устроить мне допрос без столь нелепых сложностей. Напоить, усыпить, увезти в неизвестном направлении – это отдает легким сериальным драматизмом.

Все. А больше версий у меня нет. По идее в гонке за документами больше никто участвовать не может.

– «Он»? – Переспросил Куратор, вопросительно подняв брови. – Что ты имеешь в виду?

– Ну не «он», хорошо. Может, «они». Кто твой заказчик? Гестапо? Абвер? – Конкретизировал я свой вопрос.

Советский Союз и НКВД не упомянул специально. Черт его знает, кто этот дед. Может, похищение является какой-нибудь проверкой. А я возьму и ляпну, мол, не чекист ли вы, батенька?

– Абвер… – Повторил «пенсионер» и отчего-то выразительно хмыкнул.