– Вот уж ерунда, – вскинув голову, ответила ее подруга, перестав возиться с застежкой на туфлях. – Анна Павловна ко всем справедлива. Она просто очень требовательна, и не только к артистам, но и к себе. Все это знают. Больше, чем она, никто не трудится в труппе. Тебе это прекрасно известно, – с упреком заметила девушка.

– Вот уж от тебя не ожидала! Я думала, мы подруги! – Молоденькая Ирина Лукина была талантливой, подающей надежды балериной, но имела один существенный недостаток. Вздорный, обидчивый характер. За тот год, что она состояла в труппе Анны Павловой, она уже не раз ссорилась со своими коллегами: к счастью, все эти ссоры были мелкими, почти детскими и быстро забывались, во многом благодаря участию ее подруги Нины Обуховой, с которой она сейчас как раз беседовала в пустой грим-уборной. Нина была немногим старше Ирины, но гораздо спокойнее и рассудительнее, у нее был легкий уживчивый характер, и, вероятно, поэтому она могла без усилий терпеть капризную, вздорную Ирину.

– В любом случае я больше не желаю терпеть эти придирки, – топая ножкой, сердито заявила Ирина. – Я ухожу из труппы! – В голосе ее звучала радостная мстительность.

– Ты с ума сошла? Ты что, хочешь уйти из труппы прямо сейчас? За три дня до отъезда на гастроли? Ирина, тебя же некем будет заменить! – глядя с ужасом на подругу, выдохнула Нина.

– Меня? Третью селянку с корзиной? Что-нибудь придумают, – презрительно фыркнула Ирина.

– Но это же непорядочно! И к тому же что ты будешь делать, когда уйдешь? Сейчас почти невозможно получить хороший ангажемент, нам просто повезло попасть в труппу к госпоже Павловой.

– Сомнительное везение, – продолжала упрямиться Ирина, надевая перед зеркалом маленькую очаровательную шляпку. – И вообще, я не собираюсь искать другой ангажемент. Я выхожу замуж за Алексея, и мы возвращаемся в Россию.

– В Россию? – едва слышно выдохнула Нина.

– Да, в Россию. Его приглашают на работу, строить какой-то завод. Он говорит, что теперь в России происходит столько нового, интересного и что нам с ним найдется достойное место у большевиков.

– О господи! Ты точно сумасшедшая, – глядя на подругу как на безумную, проговорила Нина. – Отговаривать тебя бесполезно, я знаю, но хотя бы поступи порядочно и немедленно предупреди Анну Павловну. Не хочешь говорить с ней – поговори с господином Дандре. Но обещай, что сделаешь это немедленно, или я сама ей все расскажу.

– Ладно. Так и быть, сейчас схожу, – недовольно протянула Ирина, любуясь в зеркале своим отражением. Легкое светлое пальто свободного кроя, модное платье с плиссированным подолом, стройные ножки, свежий цвет лица, озорные лучистые глаза. Ирочка была чудо как хороша. Она счастливо вздохнула, улыбнулась своему отражению и, резко развернувшись к Нине, тут же надула губки. – Уже иду. Хотя стоило бы их проучить и просто не явиться в порт.

Нина только вздохнула.

Кабинет Дандре – офис, как его называли в труппе, – располагался сразу за репетиционным залом, но самого хозяина кабинета Ирина не застала; ждать его было бессмысленно, еще раз приезжать в особняк не хотелось, и барышня направилась по галерее в жилую часть особняка.

Войдя в холл и не встретив никого по дороге, Ирина замешкалась. Что делать? Подождать? Но так можно простоять и полчаса, и час. Позвать кого-то? Нарушать царившую в доме тишину было неловко. Тут она услышала доносящиеся сверху голоса и решительно двинулась вверх по лестнице.

В конце концов, это в их же интересах – узнать как можно быстрее о ее уходе, уговаривала себя Ирина, легко ступая по мягкой ковровой дорожке, устилавшей широкую лестницу с резными дубовыми перилами.

Увы, когда она поднялась на второй этаж, голоса смолкли. Прежде она не бывала в этой части дома и заметно растерялась. Ирина уже хотела было повернуть назад и забыть про данное подруге обещание, когда заметила справа по коридору приоткрытую дверь.

Ладно уж. Была не была, решила она, направляясь к двери. Легко постучав в дверь и не услышав ответа, она заглянула в комнату. Кажется, это был хозяйский будуар. Небольшая уютная комната, резной комод, камин, кресла, столики, у окна небольшое открытое бюро. Ирине вдруг стало жутко любопытно, и она, оглядевшись по сторонам, с озорным блеском в глазах проскользнула в комнату. Да, Ирочка не была пай-девочкой. Скорее избалованной родителями озорницей, так до конца и не повзрослевшей. Взбалмошной и авантюрной. Она не спеша рассматривала комнату, перебирая безделушки, разглядывая фотографии и внимательно прислушиваясь к шорохам и звукам дома, пока не дошла до того самого бюро. На бюро стояла большая шкатулка, и Ирина, недолго думая, раскрыла ее. Это была шкатулка с драгоценностями – очевидно, хозяйка дома собиралась решить, что взять с собой на гастроли, а что поместить в банковское хранилище.

Ирина с любопытством и азартом раскрывала коробочки и футляры, разглядывая колье, серьги, броши, пока не добралась до старинной золотой шкатулки. Раскрыв ее, она увидела большой красный рубин в обрамлении более мелких изумрудов, рубинов и бриллиантов. Она уже видела на Павловой это украшение – балерина носила его на индийский манер, прикрепляя к волосам, так что оно ложилось посередине пробора, а подвеска свисала на лоб.

Ирина обожала эту вещь. Впервые увидев ее на Павловой, она откровенно позавидовала балерине. Такая подвеска стоила сотни тысяч фунтов. Уж в драгоценностях Ирочка разбиралась. А этот камень! Он бы так эффектно смотрелся в ее волосах. Она подошла к зеркалу и поднесла подвеску к лицу, попробовав ее в качестве сережки, затем поднесла к декольте, а потом попробовала, как она будет смотреться на лацкане пальто. На светлой кремовой ткани камни смотрелись бесподобно. Ирина так увлеклась, что не сразу услышала приближающиеся шаги. Она поспешила к шкатулке, но тут же поняла, что не успеет положить вещь на место, заметалась по комнате и, когда дверная ручка стала уже поворачиваться, заметила небольшую скрытую драпировкой дверь рядом с камином и, недолго думая, нырнула туда.

За дверью оказалась гардеробная, за ней – спальня.

«Они подумают, что я хотела ее украсть! Они решат, что я воровка! – сжимая в руке подвеску, судорожно размышляла Ирина. – Я ничего не смогу объяснить! Ужасно. Бежать, надо немедленно бежать! Меня никто не видел, надо только выбраться отсюда». И она, приоткрыв дверь спальни, выглянула в коридор: там никого не было. На цыпочках, затаив дыхание, она сбежала вниз по лестнице, пересекла холл и скрылась в галерее, так никого и не встретив по дороге.

Опомнилась она уже в трамвае. «Что я наделала? Боже, что теперь будет?» – все еще сжимая в ладони проклятую подвеску, бормотала Ирина, пытаясь унять бешено стучащее сердце, пока к ней не подошел кондуктор. Лишь тогда она окончательно опомнилась. Незаметно сунула в карман драгоценность и заплатила за проезд.

Идти домой она побоялась. Павлова наверняка уже вызвала полицию. Надо ехать к Алексею! Трясясь в неторопливо идущем трамвае, Ирина постепенно успокоилась. Никто ее не хватал, за ней по пятам не спешила погоня, оглашая улицу свистками полицейских. Никто не обращал на нее внимания. Незаметно место слепого страха заняла способность спокойно рассуждать, и Ирина задумалась. «Меня никто не видел в особняке. О том, что я хотела встретиться с Павловой и Дандре, знает только Нина, но ей я могу сказать, что подождала Дандре возле кабинета и, не дождавшись, ушла. Она поверит».

Если сейчас и обнаружилась пропажа, то прежде всего опросят слуг. Затем вызовут полицию. Обыщут дом, еще раз опросят прислугу, затем садовника, проверят, не забрался ли в дом воришка. О том, что она собиралась пройти в офис, узнают только завтра во время репетиции, тогда же наверняка опросят артистов труппы. Но, зная Павлову, можно с уверенностью сказать, что она будет защищать своих танцоров. В общем, если какие-то подозрения на ее счет и возникнут, то не раньше завтрашнего полудня. А значит… Значит, ей надо немедленно уехать! В Париж!

Точно. Она сейчас же едет к Алексею, они собираются и завтра рано утром отбывают во Францию. Они все равно туда собирались через неделю. Что ж, уедут пораньше! Лицо Ирины прояснилось.

– Ирина! Не ждал тебя так рано. Что-то случилось? – Алексей встретил ее в одной рубашке без галстука, со взъерошенными волосами. Было сразу ясно, что она оторвала его от работы.

– Завтра мы уезжаем в Париж, – прямо с порога заявила Ирина.

– Вы с труппой? У вас выступление? А как же гастроли? – попытался разобраться Алексей.

– Глупенький, – ласково поцеловав его в щеку, промурлыкала Ирина. – Никаких гастролей. Я ушла из труппы. Едем мы с тобой!

– Как, прямо завтра? Что за ерунда, ты, наверное, шутишь? – идя за ней в комнату, переспрашивал Алексей.

– Да нет же. Я абсолютно серьезно. Мы же собирались в Париж. Ну вот и поедем, только чуть раньше, – устраиваясь в кресле, проговорила Ирина.

– Но это невозможно. У меня еще есть дела, обязательства. Надо уладить массу вопросов, собрать багаж, рассчитаться с квартирой, и вообще… К чему такая спешка? – пристраиваясь у стола напротив Ирины, допытывался Алексей.

Он был высок ростом, худ, некрасив, но мил, несколько флегматичен, но бесконечно добр, щедр и, главное, терпелив. Терпение в общении с такой капризной и взбалмошной особой, как Ирина, было, пожалуй, наиглавнейшим человеческим достоинством. Алексей им обладал. А еще он был талантливым инженером и неплохо зарабатывал, что тоже, согласитесь, немаловажно. И Ирина эти качества в женихе ценила. Но были в нем все же и не очень удобные свойства, например дотошность, или, как он это называл, обстоятельность. Вот и сейчас было абсолютно ясно, что он не успокоится, пока не выяснит, почему нужно уезжать так поспешно. Необходимо было что-то срочно придумать.

– Понимаешь, я потеряла контракт, который подписывала при поступлении в труппу, и поэтому не знаю, что будет, если я просто так вот возьму и не поеду на гастроли в Австралию. Может, мне придется заплатить огромный штраф или отработать эти гастроли, – начала объяснять Ирина, состроив при этом жалобную озабоченную мину. – А я вообще не хочу больше туда возвращаться. Павлова снова сегодня ко мне придиралась. Я больше не желаю это терпеть! И поэтому я хочу немедленно уехать.

Объяснение прозвучало логично.

– Ты что же, даже не предупредишь их? – робко поинтересовался Алексей.

– Нет.

Алексей помолчал минут пять, косо посматривая на невесту.

– Ну хорошо. Допустим. Но мы все равно не можем немедленно уехать. Это физически невозможно. Да ты и сама не сможешь так быстро собраться.

– Ну хорошо, – легко согласилась Ирина, которой в голову пришла уже новая гениальная идея. – Давай сделаем так. Я уеду одна и подожду тебя в Париже. А ты приедешь, как и собирался. Заодно упакуешь и отправишь мой багаж, а я поеду только с несколькими чемоданами.

Перспектива собирать имущество Ирины не вызвала энтузиазма на лице молодого человека.

– Не волнуйся, я все заранее упакую, тебе останется только проследить за отправкой, – поспешила она успокоить жениха. А чтобы он особенно не раздумывал, соскользнула с кресла и, подойдя к нему, обвила его шею руками и одарила долгим нежным поцелуем.

– Ты согласен?

Он был согласен.

На следующее утро Ирина с двумя чемоданами – на дне одного из них, в несессере, среди носовых платочков, покоился драгоценный рубин, – шляпными картонками и саквояжем отбыла во Францию. Алексей остался улаживать ее дела и паковать багаж.

На корабле Ирина не скучала, наоборот, познакомилась с одним французским баронетом, может, и не очень молодым, но зато весьма состоятельным и галантным, о случившемся в особняке Павловой инциденте вспомнила только на пристани, увидев газетчиков. Неприятная дрожь пробежала по всему телу.

Тем не менее она нашла в себе силы купить английскую «Санди таймс» и быстренько пролистать ее. Никаких известий об ограблении всемирно известной русской балерины там не было. Неужели газетчики не пронюхали о пропаже рубина?

В это верилось с трудом. Тогда что произошло? «Неужели пропажу не обнаружили?» – не веря собственному счастью, предположила Ирина.