Я неуверенно кивнула. Вдруг девочка улыбнулась и слегка неловко погладила меня по голове. А затем убежала.

С интересом вывалила содержимое свёртка на кровать. Да уж, не сокровища. Запасное платье-чехол, две рубашки, трое панталон, тёплая кофта, одна глухая фланелевая ночнушка, зубная щётка и порошок в маленькой коробочке (аллилуйя!), ещё какой-то непонятный предмет, фонящий магией – видимо, артефакт. Два полотенца, деревянный гребень с длинными зубцами, три пары носков, ещё один передник и брусок мутного мыла с не самым приятным запахом в другой деревянной коробочке. Всё. Даже запасной пары обуви не было, а ведь вредно всё время носить одну и ту же. Сложила свой договор и остальное в корзины под кроватью и села, уставившись на стену перед собой.

Раньше я бы на такие вещи даже не посмотрела, но они, бесспорно, привлекали больше, чем перспектива ходить голышом.

«Мы обречены влачить жалкое существование до конца своих безрадостных дней», – с подвыванием запричитало Отчаяние.

Ему никто не ответил. Я легла на жёсткую постель с грубым бельём и разрыдалась.

«Не надо реветь! Завтра обследуем замок и выясним, что к чему», – сказал Разум.

«Наша жизнь бессмысленна и безрадостна. Мы – лишь жалкая песчинка в жерновах судьбы. Счастье никогда не улыбнётся нам. Мы обречены вечно прозябать под сенью бесконечных неудач!» – не унималось Отчаяние.

«Руки-ноги есть, голова на месте. Мы сыты, здоровы, одеты, обуты и размещены в индивидуальных стилизованных под средневековье апартаментах. Перед нами целый новый магический мир, который нам ещё предстоит исследовать! Да нам вообще повезло!» – подал голос Оптимизм.

«Действительно, просто-таки нереальное везение!» – согласился с ним Сарказм.

«Давайте лучше спать. Завтра предстоит нелёгкий день», – сказал Разум.

«Очередной безрадостный день…» – прошелестело Отчаяние.

«В котором нам обязательно повезёт», – совсем тихо прошептал Оптимизм.

И я уснула. Прямо в платье.

За что и поплатилась уже на следующее утро.

– Ты что, в хлеву валялась? Что за вид? – орала на меня Домоправительница.

Мне было не до её криков, жутко хотелось в туалет. Вчера перед сном я в ванную комнату не заглянула, и сегодня об этом активно жалела.

«Пока сдерживаю натиск, но я бессилен против гравитации! – взволнованно сказал Организм. – Ещё немного, и я за себя не отвечаю!».

«Я приказываю тебе держаться!» – суровым тоном велел Разум.

«Таки шо ещё ты имеешь ему приказать? Отменить физиологию?» – ехидно спросил Сарказм.

Домомучительница что-то ещё вещала на повышенных тонах, но я была сосредоточена только на одном: дотерпеть. В конце концов дождалась короткой паузы в её тираде, коротко промычала что-то согласное и бросилась в сторону туалета. Три вожделенные кабинки для раздумий с каменными чашами под ногами, такие непривычные и такие желанные! Я залетела в первую попавшуюся и закрыла за собой дверь.

– А ну-ка мигом выходи оттуда! – яростно взревела бабища снаружи.

Ответом ей стало виноватое журчание. Я бы честно дослушала её до конца, если бы не крайняя нужда. Стоило выйти из кабинки, как на меня обрушился град слов и ударов тростью.

– Убогая, своенравная, жалкая непослушная лентяйка! Будешь намывать уборные! – не унималась она, стегая меня палкой по ногам.

Ну это уж слишком!

– Я что, виновата, что вы на меня орать решили с утра пораньше, не дав даже отлучиться в уборную! Кружевная Жаба! – сердито воскликнула я, с изяществом горной козы отпрыгивая от очередного удара.

– А ну не смей на меня блеять! Уродина бледноглазая! – заорала она в ответ.

В этот момент я разозлилась по-настоящему.

Свет в ванной комнате и коридоре вспыхнул, рассыпался искрами и потух.

«Мы можем её придушить… прямо сейчас… за то, что она посмела поднять на нас руку…» – змеёй зашипела Тьма.

Нет, это уже за гранью. Убивать за грубость – это слишком.

В помещении стало жутковато, и остальные попятились.

– Ой, не вяжитесь с ней! Мало ли какая скверна в этой бледноглазой! Проклятое семя! – запричитала луковая бабка.

А я вдруг поняла, что да, могу и проклясть. Верно бабка говорит.

Домомучительница стушевалась. Я воспользовалась паузой. Задрав голову и печатая шаг, вышла из ванной, взяла ведро с тряпкой и отправилась в библиотеку. Может, оно и на руку, что меня считают юродивой. Мыть туалеты полтора года желания не возникло. А зубы почищу, когда все разойдутся. Аппетит пропал, поэтому на завтрак решила не ходить.

Когда бабища нашла меня пару часов спустя, я аккуратно и очень бережно, едва влажной тряпочкой, протирала стеллажи и старые фолианты на них. Она, кажется, хотела сделать замечание, но сдержалась. Только с подозрением, опаской и затаённой ненавистью наблюдала за моими движениями. Я не торопилась, но и не медлила. Вынимала с полок книги, протирала запылённые поверхности, затем отдельной тряпицей – сами фолианты. Обратно устанавливала в том же порядке, мало ли, может, тут есть система?

Подставила лестницу и взобралась повыше. Под пристальным взглядом бабищи я рьяно принялась за самый верх шкафов. Без надсмотрщиков я ещё заглядывала в книги и пыталась понять, к чему они относятся, но в присутствии Кружевной Жабы старательно изображала трудовой экстаз. Если разобраться, в библиотеке тоже полно работы, большая часть шкафов покрыта слоем пыли, особенно сверху. Мои старания приносили пользу, просто не так, как этого хотела Домомучительница.

Она, видимо, удовлетворила любопытство и исчезла в дверном проёме.

На обед я пошла вместе со всеми, но рядом со мной никто садиться не захотел. Разговоры стихли при моём появлении, а потом начались противные, липкие шепотки. Никаких оскорблений я не расслышала, но стало мерзко от всей этой ситуации. Никогда не была изгоем, наоборот, всегда росла в окружении друзей и приятелей. От меня раньше никогда демонстративно не отодвигались, не делали два шага назад, если я проходила мимо. Тошно. Я всегда считала себя сильной личностью, но последние события поставили эту убеждённость под сомнение. Хотелось сдаться и устроить истерику, но я усилием воли заставила себя поесть.

Полезного из разговоров за столом вычленить удалось не так уж много. Говорили то ли обо мне, то ли специально тихо. Домомучительница осталась за главную во всём замке. Оказалось, что Управляющий привёз девушек и отбыл до начала весны. Ещё выяснилось, что у него есть магические способности. Хорошо это или плохо?

Остаток дня провела в библиотеке. Свою безграмотность я переживала очень остро, вот только поделать с ней ничего не могла. Бабища зашла лишь вечером и проинспектировала сделанное. Так как я не отлынивала, а честно работала, то претензии ко мне она высказывать не стала. Я прекрасно понимала, что мнимое неподчинение она не простит и обязательно отыграется позже, но какие у меня были варианты? Описаться и позволить себя избить?

Кружевная Жаба явно привыкла к своей главенствующей роли, и моё поведение – вызов. Значит, нужно готовиться к её пакостям, а ещё лучше наконец разобраться с тем, куда меня занесло. Единственный человек, который неплохо ко мне относился – это девочка, имя которой так и оставалось тайной.

Вечером многие ушли и в замке не ночевали, значит, поблизости должна находиться деревня или поселение. Не на улице же они спали? Тем более зимой.

После ещё более скудного ужина, прошедшего в ещё более гнетущей атмосфере, я отправилась на детальный осмотр замка. Прошлась по всем четырём этажам. Заглянула в шесть хозяйских покоев на втором. Этажом выше осторожно сунула любопытный нос в несколько кабинетов, но два оказались закрыты. Наверное, это кабинеты Управляющего и Домомучительницы. Там же на третьем находились их спальни, как и покои повара. На первом, самом большом этаже, располагались кухня, столовая для слуг, которую называли людской, кладовые и подсобные помещения – в служебной части. Два прекрасных бальных зала, столовая и просторный рабочий кабинет – в господской.

Библиотека казалась непропорционально крупной по отношению к остальному замку. Такую скорее ожидаешь увидеть в университете, а не в небольшом полупустом поместье, где, судя по всему, только слуги и живут.

Я даже вышла на улицу, нацепив оба платья и кофту для тепла. В темноте прогулялась вокруг замка по расчищенным дорожкам. Быстрый осмотр показал, что рядом никаких других крупных зданий нет. Замок был построен на возвышении и предстал во всей мрачности в свете двух чужих лун.

Мощёная дорога от крыльца вела куда-то вниз, но среди деревьев и квадратных сугробов даже с горки не удалось разобрать, что там располагалось в долине. Посёлок? Императорский дворец во всём его блеске? Обрыв и геенна огненная, в которой сгорают грешники?

Плана на завтра у меня не было. Даже Оптимизм молчал. Я вернулась к себе, переоделась во фланелевую ночнушку, повесила платье на спинку кровати и уснула.

Глава четвёртая, в которой появляется план

Проснулась затемно. Судя по тишине – ранним утром или даже ночью. Часов у меня не было, так что время еды определяла на слух по собирающимся на кухне людям.

«Мы однозначно не в императорском замке. Задавать вопросы некому. Управляющий, который – возможно, но не обязательно – сможет нас понять, прибудет только весной. Сколько до неё времени? Месяц, два, три, полгода? Неизвестно. Соответственно, решать проблемы нужно сейчас. Девочка, которая с нами общалась, вроде бы обучена письму. По крайней мере, договор она скрепила подписью, а не кровью, как остальные. Нужно каким-то образом наладить с ней контакт и попросить показать нам буквы. Дальше сами разберёмся. Как только выясним, где мы, станет понятно, что делать дальше», – сказал Разум.

«Отличный план!» – поддержал его Оптимизм.

Весь день я работала в библиотеке и перебирала в уме разные варианты, как наладить контакт с девочкой. К моему везению на ужин всем дали по небольшому печенью. Я отложила своё в карман и решила пробивать путь к знаниям древнейшим способом – подкупом. После украдкой проследила за девочкой и запомнила, где её поселили.

Её комната не особенно отличалась от моей, только окном выходила на другую сторону замка. Свет был тусклым, но для небольшого помещения этого казалось достаточно. Девочка удивилась, увидев меня на пороге.

Я достала печенье и с улыбкой протянула его ей.

Она удивилась ещё сильнее.

– Это печенье для тебя. Его едят, – попыталась объяснить девочка.

Я отчаянно замотала головой и буквально всунула его в руки юной служанки. А потом аккуратно погладила и с надеждой посмотрела на неё. Очень не хотелось, чтобы она меня прогнала.

– Возьми, пожалуйста.

Она взяла угощение. Вздохнув с облегчением, я достала книжку с рисунками животных, открыла на странице с каким-то леопардоподобным зверем и указала на картинку. Затем на надпись.

– Тебе нравятся тали́ры? – спросила она.

Я пальцем провела по названию, а потом старательно вывела эту же вязь на листочке и ткнула в неё. Девочка удивилась.

– Ты умеешь писать?

– Тали́р? – с вопросительной интонацией указала я на картинку.

– Тали́р, – нахмурившись, ответила девочка.

– Тали́р, – указала я на картинку, – Ида, – указала на себя и ткнула палец в неё, вопросительно вздёрнув брови.

– Ая́ла. Ида – это твоё имя? – наконец догадалась она.

Я радостно закивала.

Дальше на том же листочке я постаралась разделить слово талир на пять букв. И назвала их по очереди.

– Т-А-Л-И-Р?

– Нет, не так. Т правильно и Р, а Л вот так пишется, – показала она.

Тогда я стала тыкать во все подряд названия. Ая́ла поняла, что от неё требуется, и написала местный алфавит. Прямо при ней я принялась читать названия животных.

– Синесо́лка, – указала я на ярко-голубую птичку.

– Верно! Ида, но как же так получилось, что ты не умеешь говорить, если настолько быстро учишься читать?