Я долго ворочалась, прежде чем улечься, но когда, наконец, легла удобно, все равно не смогла заснуть. Лео, несмотря на то, что спал на своем топчане без каких-либо удобств, просто подложив под шею свернутое одеяло и сложив руки на груди замком, захрапел почти сразу.

– И чего я схватилась за этот уголь? – прошептала я сама себе и отвернулась к стене.

Проснулась я от страшного набата. Как будто прямо над моей головой долбили в колокол, размером с дом.

Не думая, что я в одной рубашке, вскочила и побежала к окну. Лео с Уореном завтракали за столом.

– Простите, – мигом вернувшись за занавеску, я высунула из-за нее голову. – Что это за грохот?

– Так собирают рабочих, – Уорен не поворачивался в мою сторону, а Лео смеялся, видя мое испуганное лицо.

– Да, и так будет каждое утро. Если звонят днем или ночью, это означает, что в городке пожар, – добавил Лео.

– И сколько сейчас на часах? Я заметила, что за окном стоит туман, и солнце точно еще не взошло.

– Около пяти, – Уорен быстро достал и открыл часы, но моментально спрятал из обратно в карман пиджака.

– Да, теперь я понимаю, почему ты засыпаешь сразу, как касаешься головой своего одеяла, – я села на свою кровать и поняла, что точно больше не засну.

– Принести вам завтрак?  Позже я смогу принести лишь после обеда, – предупредил Уорен.

Есть еще совсем не хотелось, но раз так, пусть лучше поем холодное, чем останусь голодной. До этого его «после обеда» было больше семи часов.

– Сегодня привезут лавку, и у нас будет возможность что-то купить в ней. А еще привезут мебель и посуду, – вспомнил Лео в тот момент, когда я вышла из своей «кельи». Единственное платье с пуговицами на груди я решила использовать как домашний халат. Хорошо, что Элоиза положила его, иначе туго бы мне пришлось с этими застежками на спине. Ведь все остальные мои одеяния были именно такими.

Я помнила, что денег у “брата” впритык. И нужно было что-то придумать, чтобы не оставаться вот таким “чемоданом без ручки”.

Глава 13

Городок опустел через час-полтора после ухода Лео и Уорена. Я разобрала еще раз все вещи, которые у меня были, обдумывая продать самое красивое, цвета спелой черешни платье с белоснежным воротником. Понимая, что фасона оно совсем неинтересного для местных барышень, я повесила его обратно. Потом подмела пол, сложила аккуратно бумаги Лео и решила сделать вылазку.

На выходе я обнаружила прибитые к косяку и к двери звенья здоровенной цепи. Через одну из них был продет замок, в котором торчал ключ. А я ведь даже не слышала, чтобы кто-то колотил. Наверное, сделали еще до ударов в этот чертов набат.

Закрыла дверь, убрала ключ в мешочек на поясе и, прихватив ведро, отправилась к реке. Я хотела набрать песка, чтобы почистить стол. Плохо оструганная древесина впитывала в себя все, что на ней оказывалось. А про песок я помнила еще из детства. До появления краски именно им мы чистили пол. Пока жили с мамой и пока со мной не случилось то чудовищное происшествие. Я остановилась возле кустов, и память нахлынула с такой силой, будто пробрало ледяным ветром:

– Любушка, ты не смотри в себя, смотри наружу, – твердила бабушка, когда мы с ней оставались одни. Я поняла, о чем она говорит, только спустя какое-то время. Вспоминая дни, когда я могла ходить, я замирала и с открытыми глазами лежала, глядя в потолок.

– Полы совсем почернели, бабуля. Чистить их надо, – тихо отвечала я, осматриваясь и понимая, что в доме уже не так уютно. И дело было не в полах, а в том, что мать, уходя, забрала с собой нарядные простроченные занавески, яркие, как перья жар-птицы из сказки, половики и обитые по углам чеканным железом сундуки. Дом как будто осиротел, будто лишился души.

– А ты не думай, что тебя пугает дома пустота, Любушка. Ты одиночества испугалась, пустоты в душе, – бабушка садилась в эти минуты рядом и гладила мою руку. – Понимаешь ведь, что такого везения твоей матери больше не видать: хоть и без руки Аркадий, а работящий, домовитый. Не старуха она еще.

– Не твои это слова. Слышала я, как она все это тебе говорила, бабуль. Бросила она меня. Могла бы хоть раз в день да заходить. Как говорят: «с глаз долой – из сердца вон». А я в ее сердце, видимо, и не ночевала ни ночи, – я отворачивалась к стене, подтягивалась рукой за прибитую к ней прямо через тоненький ковер ручку и снова ощущала свою беспомощность, потому что ноги надо было поворачивать руками.

– Жизнь – она не подарок в кружевах, Любовь, – вдруг бабуля, которая говорила со мной всегда исключительно тепло и ласково, будто подменили. Ее голос стал жестким и четким. Навалившуюся сонливость как рукой сняло. Я даже хотела повернуться обратно и посмотреть: она ли сидит возле моей постели. – Так вот, жить мне, даст Бог, двадцать лет еще. Это если сердце не рвать от жалости, если не реветь ночами белугой. Выбирай сама: одна хочешь тут лежать или со мной учиться жить так, как есть. Многому научу, почти без помощи обходиться станешь. Если против, то жить мне максимум пятилетку, а там хоть трава не расти. Будешь лежать и под себя ходить. Не то что пол, сама будешь чернее того пола, – бабушка встала и, выключив свет, ушла в свой угол.

Я долго тогда лежала, глядя в потолок. Жалость к себе будто растворилась в воздухе, и от этого он стал даже немножечко видимым. Выбрала я тогда ее помощь и не пожалела ни на минуту. Благодарна ей была всю жизнь. Мы купили новые яркие, как солнышко, половики, вышили новые занавески. Еще краше, чем были раньше.

Каждое утро я сползала на пол и отжималась, как показывала моя фея. Через год я сама могла пересесть из коляски за стол, на кровать, да и в туалет выезжала без помощи. Кормила кур, прямо со своей тележки выметала двор, да и много всего. Не могла я только пол помыть и оттого жила всегда с застеленными половицами.

Когда не стало мой бабули, мне было уже почти сорок. Я умела вышивать, шить, вязать, сколотить ящик, могла подтянуться и провисеть на руках больше трех минут. В огороде я ползала на руках, потому что там помощников не было. Для себя овощи я выращивала сама.

Умирая, она говорила мне о том самом огне в груди, о той силе, благодаря которой можно выдюжить даже в самые страшные дни. Когда эти дни переливаются в месяцы и годы, этот огонь греет. Я считала, что она так называет веру, но сейчас поняла, что эта была огромная жажда жизни.

– Чего замерла? – голос за спиной вывел меня из оцепенения. Обернувшись, я увидела Ирен.

– Задумалась, – ответила я и, чуть замешкавшись, шагнула в кусты.

– Чем думаешь заняться?

– Думаю почистить стол, а если хватит сил, то и пол, – мне вдруг стало совсем не страшно говорить с незнакомкой.

– Сама? Я думала, у вас это делают служанки, – Ирен хмыкнула и пошла следом за мной.

– У меня нет служанки, – ответила я.

– А у Леопольда нет сестры, – вдруг услышала я и замерла. Обернувшись, я увидела, как улыбка разливается на вытянутом лице девушки. – Да-да, у меня хорошая память. Год назад в другом поселке Уорен говорил, что единственная сестра Леопольда погибла. А сейчас он приезжает с сестрой. Надо полагать, что ты не такая наивная, какой хочешь казаться.

– И зачем тебе эта информация? Чтобы осуждать меня? Или хочешь за нее просить что-то? Так знай: у меня нет ничего.

– Осуждать? Я? – она захохотала, высоко запрокинув голову, и стала похожа на журавля. Я онемела от страха, но потом вспомнила, что у меня есть ноги. Я могу не слушать всего, что она говорит, а просто уйти от нее.

– Всего хорошего, – я хотела было уже плюнуть на песок и идти обратно, но потом решила, что такой радости этой слишком много помнящей барышне  не предоставлю, и поторопилась скрыться за кустами.

– Не злись. Я не собираюсь пользоваться этими знаниями, да и ты совсем не такая, как те леди, которых я видела. Не мое дело, почему ты живешь с Леопольдом. Он тоже мне дорогу ни разу не переходил, а пару раз даже сильно помог, – Ирен не отставала и бодро шагала следом за мной.

На берегу я отмела крупную гальку и принялась накладывать в ведро мелкий, как соль, влажный песок. Добавила немного воды и пошла обратно. По пути наломала веток для «плечиков» Леопольду и, не оборачиваясь, дошла до дома.

– Если нужна будет помощь, обращайся, Виктория.

– Спасибо, но думаю… – начала было я и чуть не сказала уже, что это последнее место, куда я приду. И тут же вспомнила о гордыне, о том, что не имею я права судить, – думаю, все будет хорошо. Но спасибо, что вы предложили мне помощь. Я вряд ли смогу предложить свою, но если дело будет касаться хорошего… помогу, – я открыла замок и, быстро оглянувшись, скользнула в дом.

– Да, скорее всего, не понадобится, но буду знать, – раздалось за дверью. Я села на стул и, прикусив губу, посмотрела в окно. Лагерь, кипевший вчера людьми, пустовал. Как и сказал Лео: днем здесь безлюдно.

– Чем мне здесь заниматься? Не мыть же полы ежедневно, – тихо спросила я сама себя. – Может, напроситься работать к Луису? Готовить сейчас надо много, а людей он все равно нанимал.

На крыльце соседнего дома я была минуты через три, не больше. Этот дом был большим, а по сравнению с нашим так и вовсе – огромным. Столы и лавки стояли так плотно, что пройти к прилавку, за которым от горячего воздуха колыхалась занавеска, казалось невозможным.

– О! Мисс Виктория! – почти лысая голова круглого невысокого мужчины с залихватски закрученными усиками показалась из-за занавески, – хорошо, что зашли. Обед будет через пару минут, – бодро затараторил он.

– А как вы меня узнали? – неуверенно спросила я, наблюдая, как он нарезает толстыми ломтями серый хлеб. Я вертела головой, осматривая помещение. Здесь, на удивление, было очень чисто: натертые добела доски столов, свежие, еще белые лавки, чисто выметенный пол.

– А кроме вас здесь еще нет девушек, – Луис пропал за занавеской и через пару минут вернулся с дымящейся миской. – Держите. Мне кажется, вам постоянно достается холодная еда. Уорен забирает поднос и стоит еще тут по несколько минут, точит лясы с каждым встречным. Вы берите, присаживайтесь, составьте мне компанию, – он принес на стол тарелку с хлебом, потом на доске, не очистив, разрезал пару луковиц и положил их рядом. Я решила не спорить и взяла миску с горячей похлебкой, вдохнув аромат которой поняла, что голодна. Хоть и завтракала не больше трех часов назад.

– Мистер Луис, – начала я, чуть попробовав бульон. Он, казалось, кипел прямо в миске. Но хозяин таверны наворачивал его, не смущаясь, – я хотела спросить вас, не возьмете ли вы меня на работу? Я могу делать все, что угодно.

Я испугалась, когда он закашлялся, видимо, подавившись из-за моих слов. Встала и постучала по его кругленькой спине до тех пор, пока он не выдохнул и заойкал.

– Мисс, мисс, что вы говорите? Прошу вас, не пугайте меня. Вы же не представляете, что здесь творится! Это чистый ад! Толпа грязных мужиков ест и пьет здесь до самой ночи. Они просто меняются! И этот кричащий, ругающийся матом поток утихает лишь под утро!

– Я могу работать с утра, пока никого нет, – поторопилась я предложить вариант.

– Луис, иди выдай мне все для ужина, – голос с кухни отвлек Луиса. Но он не встал и не пошел туда, а наклонился ко мне и прошептал:

– Нет, девочка. Тебе не место здесь.

– Луис, – я чуть не плакала от обиды, потому что была уверена, что он согласится.

– Это нелегкая работа и совсем не для леди! – Луис встал из-за стола, прихватил пустую миску и направился к стойке. – Обедайте, мисс Виктория, и идите домой.

Глава 14

Сидеть возле окна, разглядывая редко проходящих мимо мужчин, нравилось все меньше и меньше. Три телеги, нагруженные досками, и пятеро строителей, остановившихся почти напротив наших окон, были просто диковинкой.

– Вот здесь можете выгружать. Отступайте побольше: в случае пожара мы не хотим, чтобы сгорел весь поселок, – голос Уорена обрадовал несказанно. Я схватила шляпку и вышла на улицу. Доски с телег выгружали на пустой участок рядом.