Серебряный Ашолотль (страница 5)

Страница 5

Надеваю респиратор, перчатки, иду разбирать. Опрыскиваю дезинфектором упаковки. Ну все как обычно. Тут Вадик встает и выходит на кухню. Без маски, кстати. Зачем ты, говорит, дурью маешься? Я прямо в шоке от такого вопроса. Спрашиваю, что он имеет в виду. А он такой:

– Зачем эти маски-шоу? Перчатки, спирт?

Ну как зачем, говорю, чтоб не заразиться! Мало ли с кем этот курьер нюхался. А он мне:

– Какой смысл устраивать маски-шоу, если я все равно уже заболел, а ты со мной в одной квартире живешь?

Я просто в осадок выпала. Маски-шоу! Я вообще дома все время теперь хожу в трехслойной марлевой маске! Иногда только в окно высовываюсь без маски, подышать. И именно потому, что он заболел – а мне как-то совсем не хочется заражаться!

Можно подумать, мне приятно в маске ходить. Если бы он думал о ком-то, кроме себя, мне бы не пришлось «устраивать маски-шоу». И пижамы его стирать, и белье кипятить, и корочки у него от спины отскребать – опять же, с риском для моего здоровья, хоть и в респираторе и в перчатках. Я его, между прочим, просила сидеть дома, не шляться, когда всем нормальным людям уже стало ясно, что эпидемия вышла из-под контроля. Уже и офис его закрылся, и нормальные люди по домам засели, а он все шлялся и шлялся, ему, видите ли, необходимо гулять и «смотреть на людей», чтобы чувствовать себя человеком. Зная Вадьку, несложно догадаться, что там были за «люди». Наверняка какие-то бабы. Да я привыкла. Мне уже почти по фигу. По крайней мере, я знаю, что бабы меняются, а я остаюсь. Раньше я устраивала скандалы, в телефон его залезала, мы чуть с Вадькой не развелись. Но потом нашли компромисс. Он сказал: «Надюш, ну вот такой вот я человек. Полигамный. Изменить, сломать себя не могу. Но тебя всегда любил и буду любить, для меня ты – номер один. Что мне сделать, чтоб ты не страдала? Уйти?» Я сказала: «Не уходи». В общем, мы договорились: я не спрашиваю – он не рассказывает. Как будто ничего нет.

Так что я не спрашивала, куда он по вечерам бегает, говорила только, чтоб он хотя бы маску носил, потому что я не знаю, с кем он там нюхается, чью заразу в дом принесет. Но ведь он у нас гордый, он у нас «в наморднике не гуляет»! Что в итоге? Подхватил вирус и слег. И теперь имеет наглость мне выговаривать про мои «маски-шоу»!

В общем, высказала ему это все. Ноль эффекта. Человек просто не способен признавать свои ошибки! «Хватит меня пилить» – вся реакция.

Хорошо, что мне психологиня сказала вести на карантине дневник. И выплескивать в него свои эмоции. Помогает. Вот сейчас написала – и стало легче, сбросила раздражение. Вообще с тех пор, как веду дневник, отношения с Вадькой улучшились.

19.00

Температура у Вадюши упала!

22.00

Предложила ему вернуться в спальню, в нашу постель, раз он уже не потеет, но он отказался. Типа неудобно ему спать в маске. А на диване в другой комнате можно без маски. Я, конечно, немножко обиделась, но виду не подала, просто сухо сказала: «окей». Воскресенье, 11 апреля

Вадик чувствует себя хорошо, кожа чистая, температура нормальная. Я считаю, это победа! Обошлись без госпитализации в стационар, слава богу. В эти центры СЭС по борьбе с вирусом лучше не попадать. Что там делают с людьми, вообще не понятно, телефоны у них там отбирают, связи нет никакой вообще. Непонятно, почему так долго там держат, ведь известно, что человек обычно болеет этой гадостью девять дней плюс, допустим, какой-то еще инкубационный период – это в случае, если вирус определили по тесту раньше, до начала симптомов. В любом случае вряд ли дольше двух недель должна длиться госпитализация. Но при этом из наших, кого я знаю, из спеццентра до сих пор не выписан ни один. А ведь Вадькину сестру положили аж месяц назад, а Красовкина вообще, кажется, еще в феврале.

Ужасно в такой ситуации быть одиноким. Человек ведь сам не может сдирать с себя эти корки. Приходится добровольно ложиться в больницу. А там еще неизвестно, что происходит. Может, там вообще никого не лечат, а только ставят над больными эксперименты, чтобы сделать лекарство.

Хорошо, что мы с Вадькой есть друг у друга. Если я от него все-таки заразилась, он сделает для меня то же, что и я для него. В этом я могу быть совершенно уверена. У него есть свои недостатки, но в трудные времена на него можно положиться.

Весь день тупим, читаем в социо про incuvid-38. По сути, ничего нового, в новостях и блогах переливают из пустого в порожнее. Никто не знает, как произошло инфицирование, какое животное – изначальный хозяин вируса. Есть версия, что эту заразу откуда-то с востока принесли мухи, от мух заразился человек через пищу и прикосновения к поверхностям, а дальше инкувирус мутировал, и люди начали заражаться уже друг от друга – и болеть очень тяжело. В нашем городе «нулевой пациент» запустил цепочку инфекции, посетив церковь. Он поцеловал стекло над святыми мощами – и все целовавшие после него, а это около трехсот человек, заразились. Вирус очень контагеозен (вот, я выучила новое слово, Вадька доволен!). И пока от него нет лекарства.

Вадим называет этого «нулевого пациента» из церкви фанатиком, он вообще недолюбливает все, что связано с верой. А я вот к церкви тепло отношусь. И я верю, что наш мир не мог возникнуть сам собой из каких-то атомов и молекул, и люди слишком сложно устроены, чтобы просто произойти от инфузории-туфельки. Кто-то явно нас всех сотворил (непонятно только, зачем Он сотворил вирусы?)!

Не то чтобы я была прямо настоящей, правильной христианкой: посты не соблюдаю, к причастию не хожу. Но в церкви мне всегда как-то очень надежно, уютно. Так жаль, что все церкви сейчас закрыты. Да если бы они и работали – не пошла бы, боюсь заразы. Но зато я заказала два десятка яичек к Пасхе, буду их красить. Обожаю это дело! Я крашу при помощи натуральных ингредиентов: беру веточку укропа, кладу на яйцо, заматываю это дело в капроновый чулок – и варю в дубовой коре. Получается коричневое яичко с белым рисунком в форме веточки, очень красиво!

15.20

Вадик что-то закашлялся. Я сразу паниковать. Но он уверен – это не из-за болезни, а аллергическое. Реакция на химию, которой теперь улицы поливают. Я закрыла форточку – все прошло, и больше не повторялось. Кажется, и правда реакция. Эта штука, которую везде прыскают, действительно плохо пахнет.

17.00

Экстренная новость в социо: ровно через 24 часа, с 17.00 завтрашнего дня, город вводит пропускную систему. Выход из дома только по спецпропускам, спецпропуска выдаются только курьерам доставки, работникам полиции и сотрудникам вирусных центров. Остальные не имеют права покидать место жительства. Вадька злится. А я считаю, все правильно. Жестко, но правильно. Изоляция – единственный способ задавить эпидемию. А жесткие меры – единственный способ заставить всяких безмозглых товарищей сидеть дома.

17.30

Вадик рвется на улицу, но я против категорически! Какая улица, когда он день назад бредил, а я слизь за ним выносила?! Я вообще-то не люблю людей шантажировать, но тут уже просто ситуация за гранью добра и зла получается, человек вообще не соображает, никакого чувства самосохранения, я уж не говорю про ответственность. В общем, я сказала:

– Уйдешь – назад не пущу.

17.40

Ушел.

20.00

Вернулся.

22.00

Предложила Вадику лечь со мной, разрешила даже без маски, раз он уже здоров. Отказался! На диване, говорит, спать удобней, в спальне слишком мягкий матрас. Я заплакала. Он сказал, что это манипуляция.

23.30

Вадик спит. Лоб холодный. Телефон он забыл на тумбочке – обычно кладет под подушку. Сейчас главное не сорваться и не залезть в его телефон. Это будет ошибкой. Этого делать нельзя. Я не лазила в его телефон уже год. И сейчас не буду.

23.40

Ну, конечно. А чего я ждала? Конечно, у него баба. Очередная. Записана как «Машустик». Сердечки ему в социо-мессенджер шлет. И фоточки с голыми сиськами. Спокойной ночи желает. Сучка. Моложе меня. Но грудь у меня лучше. Не буду читать переписку. Тошнит от этих машустиков.

23.50

Ну, вообще супер. Получается, сразу после заявления мэра, в 17.05, она ему написала: «Котик, нас закрывают! Как же я без тебя?!» И десять трагических смайлов. А он: «Сейчас я к тебе приду!» Значит, вот куда побежал, кобель. Я, впрочем, не сомневалась.

23.55

Ой, ну все-таки она совсем дура. Вот что пишет ему в девять вечера: «Котик, я не хочу давить, ты же знаешь. Но надо определиться. Нас закроют завтра. Совсем закроют. Выбирай, с кем ты будешь». И груда сердечек и грустных мордочек. Ответ от Вадика: «Угу. Выберу». Она ему: «Я приму любое твое решение». Ха-ха. Примет она. Как будто и так не понятно. По сухому ответу.

Идиотка ты, Машустик. Мне тебя даже жаль. У тебя нет шансов. Эти котики – они ведь всегда остаются с женами, когда машустики припирают их к стенке. Пока не приперли – конечно, будут мотаться, сердечки слать и во все дыры трахать. Но если надо выбрать – они выбирают жену. Потому что жена, Машустик, это номер один. А ты так – мотылек-однодневка.

Понедельник, 12 апреля

17.00

Не могу поверить. Вадик ушел. Полчаса назад. Не знаю, как дальше жить. Не могу писать. Не могу дышать. Не могу простить. Как он мог. Как он мог. Как он мог. Я совсем одна.

23.30

Все равно не засну. Попробую записать и осмыслить.

Утром завтракали, как обычно. Я приготовила любимую Вадькину глазунью с сыром и помидорами. Я хотела вообще не упоминать, что знаю про его эту сучку, но не удержалась. Скандал никакой не устраивала, вообще была спокойна как танк. Просто процитировала ее сообщение: «Котик, надо определиться. Выбирай, с кем ты будешь».

Он тогда отодвигает тарелку. Встает. Глаза бешеные.

– Ты лазала в мой телефон! В мою личную переписку!

Я спокойно говорю:

– Да.

Он:

– Зачем? Ведь мы же договорились.

Ну и я сорвалась. Стала плакать, кричать, разбила его тарелку, глазунья шмякнулась на пол. Это ты, говорю, договорился, как тебе одному удобно! Эгоист, нарцисс, извращенец, всех вокруг себя хочешь мучать и трахать!

А он мне:

– Тебя послушать, так я просто демон. Прямо инкуб!

– Кто такой инкуб?

Прогугли, говорит, если не знаешь. И смотрит, презрительно так.

А эта твоя, спрашиваю, Машустик – типа образованная? С ней можно про демонов говорить, а со мной тебе скучно, да? Поэтому ты к ней бегаешь?

– Я к ней бегаю, потому что она меня принимает таким, как я есть. Не пытается меня переделать.

Знаешь, Вадик, говорю, я так жить больше не могу! Выбирай, действительно, она или я!

Он ответил:

– Выберу.

И ушел в ванную. Включил душ.

Дальше все как в тумане.

Вышел из ванной. Сверху голый. Полотенце на бедрах. Подошел ко мне вплотную. Обнял. Надюх, прости меня, говорит. Я прижалась к нему. Подумала: Господи, какой он красивый… Как он пахнет, когда потеет… Диким зверем. Мускатным орехом. Кленовыми листьями под дождем.

Переспали. А потом он оделся и говорит:

– Прости, Надюх. Я выбираю ее.

Я пыталась его остановить, унижалась, плакала, угрожала. Он кидал свои вещи в рюкзак – я вытряхивала, орала, что никуда не пойдет. Он сказал:

– Тогда уйду без вещей.

Я спрятала его паспорт. Вот без паспорта, говорю, точно не выйдешь. Сейчас на каждом углу менты караулят.

Пока скандалили, пока он паспорт искал – уже почти пять. А в пять же пропуски вводят – и все, птички в клетках. В общем, он ломанулся к входной двери без вещей и без паспорта, в без четверти пять. Как-нибудь, говорит, дойду, она в соседнем доме живет.

А я дверь загородила собой и говорю: не пущу! Говорю: я этого не заслуживаю! Не смей меня оставлять! Я, пока тебе майки мокрые, все в слизи, меняла, температуру сбивала, корки твои черные отколупывала, продукты закупала и с ложки тебя кормила, была тебе, значит, нужна, – а теперь ты переболел и к ней идешь чистенький?! Не пущу!

А он мне орет:

– Я тебя не просил отколупывать! И жратва твоя, которой ты всю квартиру забила, мне не нужна! Мне нужна свобода!