– Это вы удивительная, Ваше Высочество! Хорошо, если вы желаете знать, я расскажу, хотя до этого дня никому никогда не рассказывал. Родители мечтали видеть меня механиком, ведь я с раннего детства великолепно чертил и делал эскизы с особенным вниманием к деталям. Откажись я идти в механики, стал бы сталелитейщиком, как отец. Но меня не привлекали ни механизмы, ни руда. Я терял голову от тканей и только от них! Меня знали все продавцы тканей и мастера‑портные Аркандитироги и… все говорили мне, что прежде, чем стать портным мне нужна настоящая специальность. Да, они были правы – в Синих горах не бывает по‑другому. Но дожив до совершеннолетия, я совершенно точно знал, что не желаю иметь ни одну из профессий уважающих себя мастеров. Однако быть портным среди гномов скучное занятие. Наши костюмы почти не изменились за прошедшие века, ведь гномы слишком традиционны. То ли дело человеческая мода? Несмотря на то, что я уже неплохо шил, меня объявили бездельником и изгнали из общины на поверхность.

Последнюю фразу Артазель произнес отстраненно, без обиды. Так, словно все давно перегорело, а угли былой обиды покрылись золой, щедро просыпанной временем.

– То есть как – изгнали? – опешила Бруни.

– Вот так, – пожал плечами мастер. – Раз к совершеннолетию я не получил специальность, значит, я – нахлебник, живущий за счет общества, а общество таких не терпит. Мне вручили выходное пособие и документы, и отправили на все четыре стороны, разрешив вернуться в Синие горы только, если я получу настоящую профессию где‑то в другом месте. В день своего рождения, третий день четвертой седмицы второго осеннего месяца, я впервые оказался в Драгобужском наземье, на телеге, направляющейся в Грапатук. От выходного пособия осталось несколько монет, потому что на остальное я купил хороший швейный набор. Только он, собственные руки и восторг в сердце – вот и все, что у меня было, когда я покидал Аркандитирогу. Я прожил в Грапатуке ровно столько, чтобы накопить на дорогу до центра Тикрейской моды – Вишенрога, где устроился подмастерьем к человеческому портному. Гномы‑портные меня не брали, поскольку у меня не было профессии уважающего себя мастера. Моя первая мастерская открылась пять лет спустя в крохотной каморке, в одной из развалюх Сакрального квартала. Затем я переехал в квартал Белокостных. А затем гильдия Портных Вишенрога приняла меня в свои ряды. Гномы – члены Гильдии пытались протестовать, но у них ничего не вышло. Так, потихоньку, от клиента к клиенту, я добирался до королевского дворца. Так что, да, вы правы Ваше Высочество – мечты сбываются! Вопрос только в цене, которую за это приходится платить.

– Вы скучаете по Синим горам? – понимающе кивнула принцесса. – Хотите вернуться?

– Не вернуться, нет, – качнул головой Артазель, – побывать там! Посетить могилу родителей, которые умерли, думая, что их сын – никчемный бездельник. Рассказать им…

Голос маленького мастера прервался. Гном уставился в блокнот, выводя завитушки в углу листка.

Принцесса тронула карандаш, заставив его прекратить бесцельное движение, и тихо заговорила:

– Вы – лучший портной из всех, что я знала! Я понимаю, как вам не хватает признания своим народом, но, поверьте, мы, ласурцы, уже давно считаем вас в портновском искусстве самым уважаемым из уважающих себя мастеров! И хусним! – неожиданно для себя самой закончила она.

Гном колебался лишь мгновение, затем накрыл ее руку своей.

– Ну, раз Ласурская принцесса говорит – хусним, значит, хусним! – дрогнувшим голосом произнес он. – Я рад, что вы услышали… мой рассказ.

– Я тоже рада, – эхом отозвалась Бруни и перевернула страницу блокнота, открыв чистую. – А теперь нарисуйте мне платье, мой дорогой мастер, для статной дамы в летах, которая впервые собирается замуж!

Гном изумленно взглянул на нее.

– Кто это? Я ее знаю?

– Думаю да, раньше она часто навещала вас по указанию Ее Светлости рю Филонель.

– Туссиана Сузон? И за кого же эта дама собралась замуж?

– А вот это самое интересное, – фыркнула принцесса, – за моего обожаемого дядюшку Пипа!

* * *

Рю Вилль старался скрыть удивление, но судя по ухмылке Бруттобрута, который шел впереди, держа зажженный фонарь, герцогу это плохо удавалось.

Если Ники частенько, хотя и без особого удовольствия, бывала в его «подземельях» – застенках Тайной канцелярии, то сам Троян в подвале Золотой башни оказался впервые. Стыдно признаться, он даже не подозревал, что здесь есть подвал!

– Еще немного, Ваша Светлость, – подбодрил секретарь архимагистра. – Осторожно, скользко! Здесь никто не ходит.

– А Ее Могущество? – вырвалось у рю Вилля.

– Она тоже не ходит, – хмыкнул гном.

Осклизлые ступени привели к массивной, позеленевшей от времени двери. Брут снял с пояса уважающего себя мастера связку ключей, выбрал один и вставил в замочную скважину. Дверь открылась, глазам герцога предстала круглая комната, которую заливал мягкий рассеянный свет, делая хорошо видимыми непонятные знаки, испещрившие стены, и многочисленные пентаграммы на полу. В середине одной из них стояла кровать, застеленная белоснежным бельем, на которой кто‑то лежал.

Стоящая у кровати Никорин оглянулась на звук. Бруттобрут молча поклонился, вышел и… запер за собой дверь.

Троян сглотнул, вспомнил пару заковыристых морских ругательств и подошел к Ласурскому архимагистру.

– Ради всего святого, Ники, что это за место? Меня от него жуть берет!

– И правильно берет, Трой, – Никорин заботливо поправила одеяло на лежащей в кровати девушке. – Это моя гостиная для особых гостей. Мебели тут вообще‑то не должно быть, однако для этой несчастной пришлось поставить кровать.

Рю Вилль взглянул на девушку. Она была красива и когда‑то, наверняка, отличалась хорошим цветом лица и крепкой фигурой. Но не сейчас. Сейчас перед ним лежала тень человека. Лишь тонкие веки подрагивали, будто отделяли ее реальность от ее же небытия. Герцог поспешно отвел глаза и снова посмотрел на Ники.

– Кто она?

– Арина рю Сорс.

– Пресвятые тапочки! Она до сих пор не пришла в себя?

– Увы…

– И что ты собираешься делать с ней?

Никорин вздохнула.

– Пока только наблюдать.

– Она, что же, сошла с ума, не перенеся того, что с ней произошло в замке рю Сорсов?

– Хуже – она не только потеряла разум, но и душа угасает с каждым днем. Самым милосердным было бы убить ее… – Ники искоса взглянула на побледневшего рю Вилля и добавила: – Прости меня за цинизм, Трой, но она, скорее всего, не вернется. Или… – Она замолчала.

Рю Вилль подумал, что его «застенки Тайной канцелярии» с пыточными, палачами и дознавателями на порядок милее этой простой с виду комнаты, от одного глотка воздуха в которой веет невыносимой жутью. Но не в его правилах было страшиться неизведанного, поэтому он спросил:

– Или? Давай, Ники, договаривай!

– Или вернется не она, – задумчиво довершила архимагистр и снова поправила на девушке одеяло. – Если бы Арина просто сошла с ума, я определила бы ее в частную клинику для умалишенных… Хорошую клинику, ведь денег у бедняжки теперь куры не клюют – хватит на отличный уход до самой смерти. Но я не уверена…

– Бедное дитя, – пробормотал рю Вилль. – А нельзя вернуть ей хотя бы душу?

– Душа… – Ники покрутила в воздухе тонкими пальцами. – Душа так же неуловима, как твои бешеные оборотни.

Рю Вилль поморщился.

– Кракена тебе в печень, Ники!

Архимагистр сочувственно взглянула на него.

– Все так плохо? Мои маги не помогли?

– Увы, нет. Бешенство – болезнь, а не наведенный морок, маги не могут распознать ее.

– А сами оборотни? Неужели они не чуют зараженных?

– Кто их знает, – пожал плечами герцог. – Они не мешают мне ловить чужаков, но и не помогают, видимо, надеются разобраться сами. Честно говоря, такое отношение меня удивляет!

– Да ладно? – Никорин иронично изогнула бровь. – Среди оборотней, активно поддерживающих объединительную политику Аркея, большинство тех, чьи кланы уничтожены или сильно пострадали. Эти прекрасно понимают, что с людьми надо сотрудничать, а не воевать, потому что, хоть оборотни сильнее и быстрее, но людей больше, и они отличаются методичностью, особенно в том, что касается уничтожения других видов. А кланы, живущие вокруг столицы, на протяжении многих лет сохраняли с людьми нейтралитет – вы не лезете в нашу жизнь, а мы не трогаем вас. Нейтралитет, Трой, это не сотрудничество!

– Ники‑Ники, – вздохнул рю Вилль и по привычке качнул пальцем серьгу с радужником, – конечно, ты права. И это меня совсем не радует.

– Меня тоже, но нам придется работать с тем, что есть. Хотим мы того или нет, события будут развиваться, как им предначертано. Мы можем изменить лишь самую малость, и, – спасибо Пресветлой! – с этим успешно справляемся!

– Ты о «призраках»? – уточнил Троян. – Насколько я помню, они так ничего и не нашли в Синих горах.

– В горах не нашли, – лукаво улыбнулась архимагистр, – зато нашли в Крей‑Лималле. Минус две общетикрейские угрозы, Твоя Светлость, минус две!

– В Лималле? – вытаращил глаза герцог. – Но как они там оказались?

– Это неважно, – отмахнулась Ники, – они уже вернулись в Грапатук, так что жди скорых вестей от графа рю Воронна.

– Если сделка с гномами выгорит, – кивнул рю Вилль, – то событиям, что «будут развиваться, как предначертано», несдобровать! Или я не начальник Тайной канцелярии!

Никорин промолчала. Лишь снова поправила одеяло на несчастной Арине рю Сорс.

* * *

День прошел в хлопотах и заботах, но Ее Высочество Брунгильда чувствовала удовлетворение от проделанной работы, несмотря на то что все больше напоминала себе грацией Железнобока.

После того, как ситуация с приютами для человеческих сирот была взята под контроль принцессы, Бруни довольно жестко «причесала» и приходские школы. А теперь ее захватила мысль о совместных приютах. Нет, она не собиралась быть первооткрывателем, ведь идея принадлежала Лихаю Торхашу Красное Лихо, убедившему принца Аркея и Его Величество Редьярда создать Черный факультет для оборотней в Ласурском военном университете. Однако она была твердо уверена, что привычка сотрудничать друг с другом должна прививаться гораздо раньше студенческого возраста. Поэтому здание для первого совместного приюта детей‑сирот искали тщательнее обычного. Очень помог в нелегком деле выбора глава гильдии Каменщиков Томазо Пелеван. Оживление, которое молодая королевская чета привносила в Вишенрог, ему нравилось, как нравились и государственные заказы, позволяющие ему и его парням отлично зарабатывать. Именно Томазо посоветовал обратить внимание на старое, но еще крепкое здание у Северных ворот, принадлежавшее почтовому ведомству. На первом этаже располагались конюшни, на втором – присутственные комнаты, которые без особых усилий можно было превратить и в жилые покои, и в классы. После того, как Бруни его выкупила, здание получило негласное название «Приют Почтарей», а Томазо Пелеван – заказ на его капитальный ремонт и переоборудование.

Принц Аркей идею совместного приюта одобрил, но настоял на том, что заведение должно стать аналогом военной школы. «Только дисциплина и общая идея защиты Родины смогут сдержать порывы оборотней и людей продемонстрировать превосходство друг над другом, – сказал он супруге. – Война с Креем, как это ни печально, впервые показала нам и оборотням, что можно не враждовать, а защищать сообща то, что тебе дорого. А на войне без дисциплины нельзя!» Принцесса подумала и согласилась. Но Бруни не была бы Бруни, если бы не выторговала условие при достижении выпускниками приюта определенного возраста самим выбирать, чем заняться в дальнейшем – идти на военную службу или проходить обучение в гильдиях. «Кай, ты прав, дисциплина в этой жизни никому не помешает, – ответила она мужу, – однако нельзя думать только о войне, нужно помнить и о мирном времени!»