Ну что ж, придётся раздеваться. И, сняв с себя всё, я аккуратно положил костюм на стул, а из карманов также аккуратно выложил содержимое. Мне, конечно, везло до этого момента, но пока я в процедурной, мои вещи досмотрят – и тогда вопросов будет уже больше. Деньги, фотография, большие деньги, ключ от комнаты, да справка – вот и всё, что у меня было.

Оставшись в одной повязке на корпус, я проследовал в процедурную – такую же светлую комнату, с кушеткой, обтянутой белой клеёнкой, сверху которой была одноразовая простыня из серой бумаги.

Напротив меня был стол с инструментами, правее кипятился на конфорке серебристый бокс – видимо, со шприцами. Подняв глаза, я увидел плакат на стене: «Профилактика сифилиса» с рисунками пятидесятых, и схему «Строение сердца». В другом углу была эмалированная раковина с мылом в металлической коробочке с надписью «Хоз. мыло».

– Ну что, молодой человек, начнём сверху вниз? Встаньте сюда, – указал мне доктор на центр комнаты.

Далее был осмотр моей головы на предмет шрамов и ссадин, был осмотр глазного дна, было достаточно болезненное перематывание груди с неприятным наложением швов, с привлечением санитарки и, как в военкомате, проверка задницы – в том числе просили несколько раз присесть, не спрятал ли я чего-либо в естественных отверстиях. На моменте созерцания моего глазного дна в палату вошёл рассказчик. Он-то и настоял на приседаниях с раздвинутыми булками. И когда из меня ничего, естественно, не вывалилось, кивнул и снова удалился в соседний кабинет. Финалило всё взятие крови из вены большим стеклянным шприцом.

Всю процедуру я думал о своём статусе: кто я – задержанный, свидетель, вербуемый или всё вместе?

После я вернулся к своей одежде уже после повторной бинтовки зашитой раны, вещи на стуле казались нетронутыми, однако носки, сложены аккуратнее, чем положил их я. И, одевшись, я вопросительно посмотрел на «чекистов».

– Ну и как он? – спросил рассказчик у доктора.

– Состояние в норме, я кровь на анализы еще отнесу, но судя по виду, скорее всего, в ней ничего не найдём. Худоват, питание бы добавить.

– Подготовьте справку, пожалуйста, – кивнул рассказчик, и мы вышли.

И, о чудо, мы шли снова наружу, к той самой «Волге». Хотя это еще ничего не значило!

– Дальше рассказывать про комсомольца Мишу? – спросил главный в этой группе.

– Да, конечно, – закивал Инокентий, когда машина проехала.

Я молчал.

– Шмель, чтобы не драться с Мишей на ножах и при этом сохранить лицо перед братвой, решает разориться и через неустановленное лицо передаёт Оленю сто рублей в качестве задатка за уничтожение Медведя, на порог к которому и приносят фото Миши. Но так как Миша деньги прикарманил, а своё фото с наивной подписью на память: «бегает каждое утро на стадионе Старт» изъял из вещдоков, киллеру светит лишь хулиганство – двести шестая и двести двадцать четвертая, если веса ханки хватит. Благо наш Миша не наркоман и опий себе брать не стал. Хотя подозрения до данного осмотра у нас были.

– А что было дальше? – спросил я.

– Второй том этой истории еще не написан. Но я бы от предложения Гингемы не отказывался, на месте Миши, конечно. Есть вероятность, естественно, что Гингема его сдаст обезьянам, но мы будем рядом и проследим, чтобы этого не случилось. Главное в этой истории – когда мужички-лесовички в масках начнут обезьян крутить, вовремя на пол лечь и голову прикрыть руками, положив на свой затылок два пальца – вот так, – и рассказчик, положил на затылок Кеши кулак, на котором было выставлен указательный и большой пальцы.

– На живца банды ловите? Не мелко для вашей конторы? – спросил я.

– Ну, если МВД не справляется, приходится помогать в чудесном лесу волков кошмарить.

– У Миши выбор есть? – спросил я.

– Есть, даже несколько: за соучастие в создании страшной сказки – тюрьма или дурка, тут уж на выбор Миши, какую карту разыграет судьба. Ту, где он преступников решил не сдавать, когда их в парке Пионеров взяли, или ту, где он утверждал, что он из будущего, а потом всех родных забыл.

– Мише про будущее показалось, а то, что бандитов не сдал, так это милиция сама грубить начала, – покачал я головой.

– Понимаю. Сам сталкиваюсь с несовершенством личного состава. А прошлое так вообще каждый второй хотел бы забыть и с чистого листа начать. Тем более всё так хорошо складывается, комсомол, «Динамо», педуниверситет, и то, что у Миши денежная мотивация есть – это хорошо, не забесплатно же волков забарывать?

– Я понял всё, – кивнул я хмуро.

– Если что, звони по номеру, спросишь капитана Смирнова, представишься Медведем, Мишей.

– По какому номеру? – не понял я.

– По тому, который на обратной стороне фотографии я тебе написал, раз уж так повелось. А да, это фото на доску почёта больше не вешать, номер запомнить, фото сжечь, а на доску сделать новое. Когда на тебя выйдут бандиты, веди себя подавлено, будто не очень хочешь драться на ножах, но от безысходности соглашайся. И костюм смени, деньги у тебя теперь есть.

Машина остановилась, а товарищ Смирнов вышел, чтобы выпустить меня, я знал это место – пару улиц до моей общаги.

– Ну, хорошего тебе дня, Мишка! – произнесли весело из «Волги», отъезжая.

А я вдохнул воздух вечереющего города. Сходил, побегал, блин…

Глава 6. Сын

«Есть такая вселенная с героями кинокомиксов на загнивающем Западе – называется "Марвел". Так вот, там, помимо трусов поверх яркого костюма в облипку, героям выдают маски на лицо. Вот реально – хоть свою заводи, как у дона Диего де ла Вега: в миру разбойник и аристократ по кличке Зорро, – с такими мыслями я шёл шаркающей походкой в общежитие. – И ведь сейчас в общаге каждый, от вахтёрши до коменданта, будут со мной общаться, а мне вот не хочется. И в рваном костюме в технарь не пойдёшь…»

Чтоб я ещё какого-нибудь Шмеля отпустил или не добил – да никогда! Как и «сдался» милиции. Придурок в дежурной части возьми и назови моё ФИО и город при жуликах. То ли реально придурок, то ли отомстить хотел за то, что я на них заявление не хочу писать. Может, ждал, что я в отделение забегу с криком: «Помогите! Хулиганы зрения лишают!»

А особенно порадовала история про Мишу с выбором без выбора. Твори добро и беги – в облегающем костюме и в маске на лицо, а то поймают и заставят показания давать целый день в воняющих перегаром и гнилью комнатах разбора. Благо, мне восемнадцати нет, а то могли бы и дольше мучить. А так по закону обязаны родителей вызвать. Хоть деньги не отняли. За эти сто рублей я бы месяц учился и пахал бы на двух работах, хотя та же Света говорит, что намотчик до двухсот получает. Тут уж надо выбрать: бесплатные куры с риском для жизни и свободы или просто взять и купить всё, что мне надо.

«А в свободное время Миша повадился из курятника кур красть, но не просто кур, а неощипанных, ибо имел Миша склонность к шуткам дурацким: куриные тушки в постель к товарищу запихивать…» – произнёс в моём воображении рассказчик, капитан КГБ Смирнов, и это бы могло прозвучать, если бы меня тогда досмотрели на набережной.

Сука, увольняюсь с фабрики, сконцентрируюсь на намотке и спорте.

Но пройти проходную общаги мне не дали. В фойе меня ждала куча народа, тут были мама и папа Саши Медведева, какой-то милицейский старлей, комендант и ребята из комсомола, а также Аня, Гена – короче все, даже Перекрест и Армен.

– Товарищи, внимание! – произнёс секретарь ПКО Вороновского приборостроительного техникума, молодой парень лет двадцати пяти в сером пиджаке, с красным значком ВЛКСМ и серым галстуком в полосочку – всё как надо. – Сегодня наш Медведев Саша отличился: он, рискуя своей жизнью, вступил в схватку с вооружённым преступником, получив ранение, обезоружил его и передал сотрудникам милиции! Внимание! У преступного элемента было изъято три грамма наркотических средств! Возбуждено уголовное дело! Мы, как жители города Ворон, говорим тебе: «Спасибо!» Ура, товарищи!

Аплодисменты оглушили мои уши, и я хотел было улыбнуться, но рана на груди стрельнула, и получилось, скорее всего, как-то сморщенно.

А дальше был бал у Булгаковского Воланда: они подходили и жали мне руку – сука, каждый! – пока их всё так же не отогнал секретарь с сотрудником милиции. Далее было всё как в тумане – я их не слышал, ведь я ещё сегодня ничего не ел. Мне жали руку уже официальные лица, говорили, что никогда во мне не сомневались. Милиционер оказался нашим участковым – он-то и сообщил родителям Медведева, что я геройски останавливал наркомана, а потом давал показания, а уже далее меня повезли к медикам в ведомственную часть зашиваться, и скоро я буду тут. Со слезами на глазах меня обняла Сашина мать, и тут мне стало жутко: сейчас я был для Саши Медведева тем самым «сыном маминой подруги» – мной гордились, меня ставили в пример, у меня всё получалось. А я был ни фига не Саша… Или уже Саша?

«Братцы, да я же не Саша, а пришёл из будущего!» – живо представил я, как говорю эту фразу и всё следующее за ней:

«Товарищи, у героя жар! Срочно скорую!» – было бы мне ответом от комсомольцев.

«Ну, Миша, значит, дурку выбрал, да?» – мелькнуло у меня перед глазами лицо Смирнова.

«Я подозревал, да, но я его боялся – он мне кур однажды в кровать подложил, сначала мороженных, а потом охлаждённых!» – давал показания на меня Гена хмурым ребятам в штатском.

Ну нет, играть так и играть. Спасибо тебе, Саша, за всё, но теперь Саша – я!

Меня щупала мама, спрашивая, не больно ли мне. Суета длилась, такое ощущение, что вечно, я даже ощутил, что меня ведёт и кружится голова, но всё плохое, как и этот гам, к счастью, когда-нибудь заканчивается, и все как-то рассосались по своим делам… Или это у меня случилось рассеянное восприятие реальности? А мы с родителями поднялись в мою комнату, чтобы поговорить уже в каком-никаком комфорте.

В суете сует я пообещал Ане, что поднимусь к ней чуть позже – у неё тоже глазки были на мокром месте. Войдя в комнату, отец поразился чистоте, коротким: «Ничего себе, у тебя убрано?», и мы сели за стол.

– Может, чаю? – спросил я, ловя себя на мысли, что у меня-то ничего в комнате и нет.

– Да нет, – замотала головой мама.

– Ну можно, – согласился отец. – Думал, ты не предложишь.

– Я сейчас, – и я, встав, пошёл на кухню, где наполнил пятого «Красного Выборжца» водой и, сполоснув чайник от накипи, включил его в розетку.

«Так, чай», – подумал я и побежал наверх к Ане. Постучав в её дверь, я вошёл.

– Саша! – бросилась мне на грудь моя девушка.

А грудь ошпарило болью.

– Рыжик, погоди, я тебе тоже рад, но есть чай и заварник к нему? А то мне родителей поить нечем.

Тут, к слову, были и Гена, и Женя.

– Чё, Саш, дырочку для ещё двух грамот на стене будем сверлить? – подколол меня Генка.

– Главное, чтоб орден «Сутулого» с закруткой на спине не вручили, – улыбнулся я.

– Я найду, сейчас у Лиды попрошу! – начала суетиться Анна и, впрыгнув в тапки, убежала в коридор.

– Сань, новость плохая есть, – хмуро произнёс Гена.

– Ещё плохая новость? – удивился я, вспоминая, где я так успел нагрешить.

– Курицу украли… – холодно начал он, но я его перебил.

– Ну да, и больше так делать не будем.

– Не, из кастрюли курицу украли, вытащили, обглодали и сложили кости, и поставили обратно, – произнёс Гена.

– Я знаю кто, – сообщил я.

– Кто? – приободрился товарищ по воровству цыпочек.

– Тараканы, вчера одного видел, когда ел.

– Я думал, ты серьёзно, – покачал головой Гена.

– Ген, да хер с ними, с курами, как пришли, так и ушли! Я думал, у тебя реально плохая новость. Всё, я внизу на кухне!

Чего в голове у Генки? У него товарища чуть ножом сегодня на шашлык не пустили, а он о курах.

По пути я встретил Аню. Она тащила белый, в синее пятнышко заварник и пачку индийского чая в жёлтых цветах с нарисованным на пачке слоном и погонщиком на фоне дворцовой стены.

– Прости, я не спросила – чёрного надо или зелёного, – виновато произнесла она.