Когда он учился в техникуме, влюбился. Лидия Дмитриевна Гриневич, верная спутница его жизни, была на два года моложе. Она родилась в деревне Каменке там же, в Белоруссии.

Громыко рассказывает:

Покорили меня красота, скромность, обаяние и еще что-то неуловимое, чему, возможно, нет и названия. Это, как мне кажется, – самое эффективное «оружие» женщины, и от него, наверное, мужчина никогда не научится обороняться. А может, и хорошо, что не научится. Тысячи дарвинов и ученых-психологов не смогут объяснить, откуда у женщины появляются такие качества. Это – тайна самой чародейки-природы.

Мы бродили ночи напролет, а они в конце весны – начале лета уже короткие. Ощущение было такое, будто несло нас, стремглав, куда-то все дальше и дальше на какой-то волшебной колеснице. В ту студенческую пору мы и поженились.

В 1932 году появился на свет первенец – сын Анатолий. За ним родилась дочь Эмилия.

После двух лет учебы в институте Громыко назначили директором Каменской сельской школы под Минском, так что самому доучиваться приходилось вечерами. Лидия Дмитриевна трудилась в совхозе зоотехником. Но это продолжалось недолго. В ЦК компартии Белоруссии отобрали первую группу аспирантов из семи человек, которым предстояло стать преподавателями общественных наук.

Указом Совета народных комиссаров от 1 октября 1918 года в Советской России отменили все ученые степени и звания, свидетельствовавшие о высокой квалификации ученого. В результате произошло резкое падение уровня преподавания. В начале тридцатых сообразили, что нужно восстановить систему защиты диссертаций.

Громыко, вдумчивого и серьезного, включили в список аспирантов. Ему предстояло, защитив диссертацию, объяснять студентам-экономистам, что «советская власть способна обеспечить несравненно лучшие условия для жизни народа, в том числе для крестьянства, чем прежний, буржуазно-помещичий строй».

Андрей Андреевич не очень обрадовался приглашению в аспирантуру: не хотел опять жить на стипендию, все-таки он уже женатый человек. Но природная тяга к образованию пересилила. И ему пообещали стипендию в размере партмаксимума – это максимальная зарплата, полагавшаяся в те годы члену партии.

Выпускные экзамены в институте он сдал экстерном. Успешно прошел собеседование, и его зачислили в аспирантуру. В белорусской Академии наук аспирантов обучали политэкономии, марксистской философии и – что решило судьбу Громыко – английскому языку.

В 1934 году аспирантов из Минска перевели в Москву в только что созданный Всесоюзный научно-исследовательский институт экономики сельского хозяйства при Академии сельскохозяйственных наук им. В.И. Ленина.

Громыко:

Все наше семейное домашнее хозяйство уместилось в трех чемоданах.

Жена в поезде задала мне вопрос:

– А ты не заметил ничего необычного в своем пиджаке?

Я удивился. Решил, что он где-то, возможно, порван.

– Нет, – отвечаю, – пока ничего не заметил.

Лидия Дмитриевна рассмеялась и сказала:

– У тебя кармашек вверху не на левой стороне, как у всех мужчин, а на правой.

Посмотрел – действительно, на правой.

Лидия Дмитриевна объяснила:

– А я твой костюм перелицевала. Теперь потертой стороны не видно.

Я рассмеялся:

– Спасибо тебе за находчивость. Только очень наблюдательные люди могут заметить сделанное.

– Вот был бы конфуз, – добавила Лидия Дмитриевна, – если бы кто-то спросил у тебя: «Что это у вас за пиджак, у которого карман перебежал на неположенное место?»

– Если бы кто-нибудь спросил об этом, – прокомментировал я, – то мой ответ был бы таким: «А это новая мода пошла на мужские пиджаки».

Так Громыко оказался в столице, которую, как витрину советской власти, старались кормить получше и активно переустраивали. Как раз в 1934 году в Москве взрывами снесли стену Китай-города, Сухареву башню, Иверские ворота. В тот момент казалось, что москвичи радуются переменам в городе.

Поселили Громыко с женой в студенческом городке – неподалеку от того места, где сейчас высится Останкинская телебашня. Андрей Андреевич учился и одновременно ездил с лекциями по подмосковным совхозам и колхозам. Он видел, что деревня голодает, но рассказывал о пользе раскулачивания и успехах коллективизации.

Кулаками назвали справных, успешных, умелых хозяев, которых по существу объявили вне закона. Кулаков насильственно выселяли из родных мест. Заодно их просто ограбили – забрали все имущество, запретили снимать деньги со своих вкладов в сберегательных кассах.

Громыко:

Как-то на сельском сходе выступал докладчик, задачей которого было не только пропагандировать политику новой власти, но и дать людям хотя бы общее представление о том, что такое теория Маркса – Ленина, на которой строится эта политика.

Докладчик старался объяснить в доходчивой форме:

– Маркс, разрабатывая свое учение на основе передовой мысли, критически использовал достижения других ученых, в частности Гегеля. У последнего Маркс взял все хорошее, то есть взял у него рациональное зерно, и ничего другого, неподходящего, не брал.

Закончив доклад, он поинтересовался:

– Есть ли у кого вопросы и все ли понятно?

Один крестьянин сказал:

– Вот вы говорите, что Маркс у Гегеля взял только рациональное зерно, а больше ничего не брал. У нас же на днях забрали решительно все зерно, почти не оставили на посев.

Но и этого оказалось недостаточно. Пропаганда превратила кулаков в прирожденных убийц и негодяев. Цель насильственной коллективизации – не только забрать зерно, ничего за него не заплатив. Колхоз – инструмент полного контроля над деревней. До раскулачивания и коллективизации Россия занимала одно из ведущих мест в мире по производству и экспорту сельскохозяйственной продукции. После страна десятилетиями не могла прокормить собственное население.

Дочь Громыко на всю жизнь запомнила рассказ отца о том, как его отправили в командировку на Украину:

Идет он по дороге из одного села в другое, а навстречу – вереница телег, запряженных лошадьми. На телегах домашний скарб, дети, старухи. Мужик с женой шагают рядом с лошадью.

– Куда путь держите? – спрашивает папа мужика.

– А куда глаза глядят, – отвечает крестьянин.

Деревня разорялась.

Институтская работа не увлекала Громыко. Его помнят как сухого, лишенного эмоций, застегнутого на все пуговицы человека, но в юные годы он был не лишен романтических настроений. Мечтал стать летчиком, решил поступить в летное училище. Небо манило!

В тридцатые годы пилотов окружал романтический ореол. По приказу наркома обороны, будущего маршала Климента Ефремовича Ворошилова военным летчикам установили дополнительное питание, «ворошиловские завтраки»: кофе с молоком, булочка и шоколад, которыми в полдень угощали пилотов. Но Андрей Андреевич опоздал: в летное училище брали только тех, кому еще не исполнилось двадцать пять, а он попал в Москву, как раз отметив двадцатипятилетие.

«Опоздал я со своим желанием научиться летать. Сильно переживал эту превратность судьбы, – признавался Громыко. – Очень уж хотелось летать. Но стать летчиками тогда стремились многие молодые люди, и руководители летных школ имели большие возможности для выбора. Пришлось смириться с положением и сказать себе: “Прощай, авиация. Видимо, мне с тобой не по пути”».

Позднее Андрей Андреевич говорил, что между летчиком и дипломатом есть нечто общее. Например, умение не терять голову в экстремальных ситуациях. Этим искусством он владел в совершенстве. Его хладнокровию можно было только позавидовать.

В аспирантуре Громыко проучился четыре года, написал кандидатскую диссертацию по экономике социалистического сельского хозяйства, защитил ее в 1936 году, и его приняли старшим научным сотрудником в Институт экономики Академии наук, которым руководил академик Максимилиан Александрович Савельев, старый большевик и сын депутата Государственной думы.

Одновременно Громыко преподавал политэкономию в Московском институте инженеров коммунального строительства. Среди его студентов – будущий секретарь ЦК партии по кадрам Иван Васильевич Капитонов. В брежневские годы на заседаниях политбюро они будут сидеть за одним столом.

Автобиография А.А. Громыко. 1939

[АВП РФ]

Президент АН СССР, ботаник, географ В.Л. Комаров. 27 сентября 1944

[ТАСС]

В 1938 году в журнале «Вопросы экономики» Громыко опубликовал статью, посвященную 90-летию «Манифеста Коммунистической партии», на следующий год журнал поместил его статью о книге Ленина «Развитие капитализма в России».

В конце 1938 года Громыко некоторое время исполнял обязанности ученого секретаря института – после ареста его предшественника. В этой должности его сменил другой будущий министр иностранных дел Дмитрий Трофимович Шепилов, который до того трудился на Старой площади в аппарате ЦК партии.

В двадцать восемь дет Шепилов стал заместителем заведующего сектором науки сельскохозяйственного отдела ЦК. Вскоре сектор передали в состав отдела науки ЦК. Однако в ЦК он проработал недолго. Арестовали и посадили заведующего отделом науки Карла Яновича Баумана, недавнего кандидата в члены политбюро и секретаря ЦК (он умрет в тюрьме). Аппарат отдела разогнали.

Шепилова назначили ученым секретарем и заведующим сектором в Институте экономики Академии наук, где работал Андрей Андреевич. Громыко вскоре взяли в Наркомат иностранных дел. Шепилов остался заниматься наукой. Почти на два десятилетия их судьбы разошлись. А когда они встретятся в Министерстве иностранных дел, то Андрея Андреевича это совсем не порадует…

Президент Академии наук СССР Владимир Леонтьевич Комаров, известный ботаник и географ, предлагал молодому Громыко пост ученого секретаря всего Дальневосточного филиала Академии наук. Но Андрей Андреевич благоразумно отказался перебираться во Владивосток. И не прогадал. В начале 1939 года его вызвали в комиссию ЦК, подбиравшую кадры для Наркомата иностранных дел.

Самый короткий путь в послы

Отчего ученому-аграрию предложили перейти в дипломаты? В Наркомате иностранных дел намечалась большая чистка, понадобились новые люди. Громыко занялся дипломатией, когда в наркомате происходили большие перемены, смысл которых ему еще предстояло понять.

Наркомат почти целое десятилетие возглавлял Максим Максимович Литвинов.

Многие относились к нему с недоверием – он был женат на англичанке, на буржуйке, которая не стеснялась в выражениях, говорила, что думала. В 1927 году Айви Литвинова написала в ЦК письмо о том, что она ничего не имеет против советской власти и просит не верить нелепым слухам.

Письмо попало к Сталину. Он прочитал и вызвал Максима Максимовича:

– Скажи своей англичанке, что мы ее не тронем.

Действительно – не тронули.

Как сам Литвинов стал дипломатом? После революции все сколько-нибудь образованные большевики, особенно знающие иностранные языки, ценились на вес золота. Литвинову, который несколько лет провел в эмиграции, сразу стали поручать заграничные миссии. Он прекрасно говорил по-английски и оказался отличным переговорщиком. В 1920 году его назначили полпредом и торгпредом в Эстонию, но вскоре вернули в Москву заместителем наркома иностранных дел. Летом 1930 года он стал наркомом.

16 ноября 1933 года после переговоров Максима Литвинова с президентом США Франклином Делано Рузвельтом были установлены дипломатические отношения с Соединенными Штатами.

В.М. Молотов, М.М. Литвинов, полпред СССР в Чехословакии С.С. Александровский, И.В. Сталин, министр иностранных дел Чехословакии Э. Бенеш. 9 июня 1935

[РГАКФД]