– Если так пойдет дальше, мне придется до старости рисовать этот проклятый лабиринт, – проворчала она. – Должен же быть какой–нибудь выход! Было бы здорово вернуться домой той же дорогой – порталом. Махнул ручкой и здравствуй, милая мама.

Роуз замолчала, ошарашенная простой мыслью: если она один раз прошла через портал, то и второй раз вполне может получиться. Она скажет нужные слова, и дорога бахриманов распознает ее как «свою»!

В течении следующего получаса Роуз на все лады кричала «Дорогу идущему бахриману!» и творила десятки пасов рукой, но портал так и не открылся.

Идея оказалась бессмысленной.

Услышав шаги на лестнице, Роуз заметалась. Остаться здесь или бежать в спальню? Исписанная бумага сожжена, но она не успеет вернуть карандаш на стол. Нельзя, чтобы граф узнал о попытках перерисовать лабиринт. Приподняв край ковра у стены, она сунула под него карандаш и быстро села в одно из кресел.

Дверь открылась настежь, и в комнату ворвался Петр. По его взъерошенным черным волосам, завившимся на потном лбу в тугие спирали, по прерывистому дыханию, вздымающему широкую грудь, по небрежно расстегнутому вороту белоснежной рубахи Роуз догадалась, что весь путь до покоев Петр бежал.

Ее поразила мужская красота лица, которую она смогла оценить при дневном свете. Разлет густых бровей, крупный, но такой правильной формы прямой нос, четко очерченные губы, имеющие привычку складываться в ироническую улыбку, хорошо знакомую ей с детства.

Появившийся от быстрого бега, темный румянец окрашивал его тщательно выбритые щеки, а в глазах светилось то нетерпеливое ожидание, что свойственное человеку, спешащему увидеть некую диковинку.

«Диковинка» сидела в одном из кресел и пытливо рассматривала лицо похитителя. Петр замер, едва сделав несколько шагов, словно споткнулся о невидимую преграду.

Встретившись с Роуз глазами, граф постарался взять себя в руки и скрыть следы возбуждения. Губы скривились в усмешке, которая когда–то бесила маленькую принцессу. Роуз точно знала, что сейчас последует издевка. И неожиданно для себя сделала одно поразительное открытие: Петр скрывал за ехидной улыбкой и обидными словами свой к ней интерес.

– Для разнообразия ты не пыталась посмотреть на себя в зеркало? – он с удовольствием проследил, как Роуз меняется в лице. Застывшую в равнодушии маску, которую она нацепила на себя, как только Петр появился в комнате, сменила растерянность.

Граф многозначительно поднял бровь, а Роуз, стараясь не терять достоинства, медленно поднялась с кресла и отправилась в спальню, где в одной из створок шкафа находилось зеркало.

Пока принцесса шла, волоча за собой, на подобии шлейфа, полы длинного халата, она успела отметить сразу несколько смутивших ее вещей.

Первое: Петр оказался весьма высокого роста, почти такого же, как и ее брат Генрих. Проходя мимо графа, Роуз испытала ряд противоречивых чувств, сродни тем, которые переживает путник, вдруг оказавшийся у подножия нависающей над ним скалы: ощущения могущества дикой природы и ничтожности мелкой букашки.

Второе, и самое ужасное, чего она, занятая делами, не замечала: в комнатах царил устроенный ею беспорядок, указывающий на то, что их тщательно обыскивали. Сдвинутые бумаги на столе, на которых она еще и потопталась, разглядывая ковер, плохо прикрытые дверцы шкафов, лежащие на полу подушки, скинутые ею впопыхах, когда она увеличивала яркость света в лампе, распахнутые двери на балкон, где в самом видном углу светила золотым боком ночная ваза со всем ее содержимым, прикрытым (хоть здесь не опозорилась) крышкой.

Чтобы спрятать смущение, Роуз еще больше задрала нос и королевской поступью приблизилась к зеркалу.

На принцессу из гладкой поверхности глянула та самая диковинка, с которой она себя недавно сравнила. Роуз в первое мгновение даже отшатнулась, не узнав свое отражение. Она увидела девицу с покосившейся на бок башней из спутанных волос, с лицом, измазанным сажей и карандашным грифелем. Картину довершал надетый наизнанку халат.

Роуз в растерянности взглянула на руки и все поняла: на них красовались те же пятна. Видимо, смахивая выбившиеся из прически волосы, в задумчивости потирая лоб, хватаясь в азарте рисования то за рот, то за шею, она разукрасила себя на манер дикарей, живущих на Иберских островах. Одного такого привозил цирк, куда она с братом и Петром, будучи подростками, тайно пробирались, переодеваясь в одежды простолюдинов.

Встретившись в зеркале взглядом со стоявшим за ее спиной графом, Роуз прибавила к черным пятнам пунцовый цвет стыда.

– Ты бросил меня здесь, с этим чертовым горшком, – Роуз сердито ткнула пальцем в сторону ночной вазы, – а теперь удивляешься, что я не умылась? Где, по–твоему, я могла бы это сделать? Плескаться в тарелке, поливая себе на руки водой из графина?

– Ах, Ваше Высочество! – театрально покачал головой граф. – Прыгать как белка по кроватям и столам у вас хватило сноровки, а раскинуть мозгами и найти то, что находится под носом, вы не смогли? Берите горшок и следуйте за мной.

Петр дождался, когда его пленница поднимает горшок, закрыл балконные двери, и только тут Роуз заметила прячущуюся за ними небольшую арку, которая вела в еще одно помещение. Граф молча указал на столик со стеклянной чашей и кувшин с водой. На стене висело круглое зеркало, по кайме которого стелился такой же золотой узор, что украшал ночную вазу.

Каждая вещь в купальне была выполнена в едином стиле: узор повторялся и на кувшине, и на чаше, и на огромной лохани, что стояла чуть дальше, и на ширме, отделяющей специальное кресло, делающее ненужным ночную вазу.

– Горшок я использовал только для того, чтобы не тащить тебя сюда, пока ты находилась под воздействием обездвиживающей магии.

Услышав, что ей пришлось пережить, пока она была без чувств, Роуз с грохотом поставила ночную вазу на пол и топнула ногой.

– Я не привыкла обходиться без служанок. Будь добр, пришли кого–нибудь, чтобы меня искупали и расчесали.

Глаз Петра потемнели.

– Скажи спасибо, что ты до сих пор жива. Если не хочешь резко сократить срок своей жизни, учись обходиться без посторонней помощи.

Уже направляясь к порогу, он ткнул пальцем в небольшой плоский шкаф:

– Поройся еще и здесь.

Дверь за ним закрылась. Роуз осталась стоять в полной растерянности. Как она справится без служанок, которые с детства окружали ее?

– Ну, и хорошо! – громко произнесла она, чтобы тот, кто ушел, ее услышал. – Ну, и ладно!

Она решительно направилась к двери, намереваясь закрыть ее на ключ, но пыл моментально остыл, когда она не нашла ни замочной скважины, ни щеколды.

Подпереть дверь оказалось нечем, поэтому принцесса бросила эту затею и направилась посмотреть, что хранит в себе плоский шкафчик. Открыв его, она обнаружила идеальный порядок. Баночки, бутылочки и горшочки с жидким мылом и пахучими маслами соседствовали с корзинками, заполненными цветными брусочками и камешками, о назначении которых принцесса не догадывалась. В красивых коробках лежали резные гребни, щетки и прочая мелочь, предназначенная для ухода за волосами. Ряд ловко скрученных в рулоны пушистых полотенец различного размера плотно заполнял верхнюю полку, но стоило принцессе вытянуть одно из них, остальные тут же обрушились вниз. Мгновение, и принцесса стояла в ворохе цветных тряпок.

Не веря своим глазам, что и тут сумела сотворить хаос, Роуз принялась запихивать полотенца на место, но невысокий рост не позволил ей справиться с простой задачей, и шкаф уже не выглядел таким ухоженным, каким был до этого.

– Ну, и пусть! Ну, и ладно! – шептала она, направляясь к лохани, наполненной водой.

Скинув халат и рубашку, принцесса, ступив на скамеечку, шагнула в лохань и вскрикнула от неожиданности – вода оказалась ледяной.

Когда на ее крик в комнату влетел Петр, девушка, поняв, что стоит совершенно голая, быстро села, да так неловко, что поскользнулась и опрокинулась в воду с головой.

Сильные руки не позволили ей захлебнуться и одним рывком, ухватив за подмышки, вытащили ее из лохани и поставили на ворсистый ковер, который тут же намок.

– Ты что творишь? Кто купается в ледяной воде?

Но остановив взгляд на девушке, Петр не смог сдержать улыбку, очень скоро сменившуюся раскатистым смехом. Было из–за чего смеяться.

Роуз только представила, в каком виде она оказалась перед графом. Ненавистная башня волос намокла и повисла, закрывая половину чумазого лица.

Единственный открытый глаз Роуз полыхал ненавистью. Большего унижения она никогда не испытывала.

Роуз обхватила себя руками. Крупная дрожь сотрясала ее тело.

Продолжая посмеиваться, Петр направился к шкафу, вытащил один из цветных камней и бросил его в воду. Та, судя по пару, поднявшемуся над поверхностью, быстро стала горячей.

Открыв несколько стеклянных бутылочек, Петр вылил их содержимое в лохань и взболтал рукой воду, создавая высокую пену. По комнате поплыл нежный розовый аромат. Развернувшись к Роуз, граф выдернул из ее рук полотенце, которым она успела прикрыться, подхватил на руки согнувшуюся пополам принцессу и опустил ее в воду.

– Роуз, ты, оказывается, такая неумеха, – вздохнул он, снимая с себя рубашку, которая намокла во время спасения утопающей. Бросив рубашку на пол, он принялся вытаскивать многочисленные шпильки из прически неудавшейся невесты, потом плеснул из глиняного кувшина жидкое мыло себе на ладонь и начал втирать его в голову притихшей пленницы.

Горячая вода приятно ласкала тело, оказавшиеся нежными руки Петра осторожно массировали голову, а густая пена на время избавила от стыдливости, скрыв грудь и прочие места, которыми Роуз не желала красоваться перед графом. Ей было так приятно, что не хотелось, чтобы купание когда–нибудь закончилось.

«Он похититель, насильник, враг», – напоминала себе Роуз, пытаясь отвлечься от такой неожиданно приятной возни с ее волосами. Хотя глаза она закрыла сразу же, как увидела обнаженного по пояс Петра, избавиться от возбуждающих мыслей ей не удавалось.

«Он похититель, насильник, враг».

Но какие у него руки!

– Дальше сама, – отвлек ее голос Петра. – Надеюсь, с лицом и прочим ты справишься лучше.

Он поднял лежащее на полу полотенце, вытер руки, подхватил свою рубашку и вышел за дверь.

Только сейчас Роуз позволила себе расслабиться. Она все время ждала подвоха, но ни во время совместного сна, ни теперь Петр и жестом не показал, что она интересная ему как женщина.

Когда Роуз пришла в себя в незнакомой комнате и поняла, что ее обесчестили, она боялась, что на этом Петр не остановится. Но он еще раз удивил ее, возясь с ней, будто она капризный, ничего не умеющий ребенок.

Чтобы оставаться честной с самой собой, Роуз признала, что понятия не имела, откуда бралась горячая вода в ее родном замке в Эрии. Греют ли ее на кухне и носят ведрами, или бросают похожие камешки, моментально делающие воду горячей?

Роуз вспомнила, как мама рассказывала, что видела магические горячие камни на корабле работорговцев. Были ли они такими же или те только лишь поддерживали огонь в очаге?

Закончив купание, Роуз не нашла своей одежды, поэтому завернулась в одну из простыней, лежащих в шкафу, переступила через гору полотенец и направилась в комнату.

Петр сидел за столом. На нем была застегнутая на все пуговицы свежая рубашка, что порадовало и несколько успокоило Роуз.

На кровати лежал приготовленный для нее новый мужской халат, в который она быстро облачилась и туго завязала пояс.

Пока она вытирала волосы, невольно обратила внимание на то, чем так был занят Петр, совершенно не замечающий ее появления в комнате. Приглядевшись, Роуз охнула и села на кровать: граф держал в руках сделанный ею рисунок фрагмента лабиринта. Видимо, клочок бумаги соскользнул под стол, и Роуз его не заметила.

Она замерла в ожидании наказания и втянула голову в плечи, когда Петр развернулся к ней. Тот, помахав в воздухе бумагой, произнес:

– Никудышная из тебя художница.