Баронесса прилипла ко мне, как банный лист. Когда шла официальная часть приёма, она находилась рядом, но хотя бы в сторонке, и я успел поговорить с другими приглашенными. Но как только я захотел уединиться и немного поразмышлять, отдохнуть от условностей света, Катарина была тут как тут.

Кто она такая на самом деле, я не знал. Их здесь много – незнакомых мне дам и мужчин, блещущих нарядами, статью и дорогими запонками. Не похож был Севастополь на тот город, которому суждено было овеять себя славой обороны в грядущей войне. Слишком много здесь стало светского, и все меньше военного. Недаром, пусть и в иной реальности, когда произошла высадка англо-французского десанта в Крыму, дамы выходили с зонтиками и с шампанским, чтобы посмотреть, насладиться зрелищем, как быстро сбросят в море наглых англов и франков. Можно сказать, смотрели с попкорном – вероятно, предполагая, что уже вечером будут флиртовать с англичанами и французами на балу, вспоминая нелепый инцидент.

– Поздно уже. Не желаете ли вы проводить меня до дома? – спросила баронесса Изенштадт.

Я даже не потрудился скрыть свое удивление и преувеличенно заметно поднял бровь. Так, чтобы было с чем сравнивать… Это как в будущем дама на какой-нибудь красной дорожке вдруг предложила бы уединиться в туалете, не стоит объяснять, для чего именно. То есть… Да нет же, в этом времени просьба проводить в темное время суток – даже и более неприлична, чем предложение разврата в туалете в будущем.

– Пожалуй, что нет, – грубо отказал я.

– Я совсем не пришлась вам по вкусу? – голосом, полным обиды, спросила тогда Катарина.

– Я глубоко женатый человек, милое создание, – я развел руками в жесте сожаления.

Девушка наморщила носик, будто собиралась плакать. Любопытно… Если бы не разговоры о том, как я богат, то мог бы черт знает что подумать. Мало ли… Может, против меня работают шпионы? Подсылают красоток… А тот англичанин, между прочим, был приглашен на прием и даже представлен мне, как командор Ричард Крафт. Он пробовал завести со мной разговор, улыбался так, что я боялся, как бы рот не порвался у наглеца. Но я увильнул от такого общения – и вот тогда-то и предпринял попытку уединиться.

Неприятно, знаете ли, понимать, что присутствие англичан – это что-то немыслимое для меня, но более чем понятно и принято для всех других. Я бы лучше пообщался с вице-адмиралом Павлом Степановичем Нахимовым, которому даже был представлен. Однако легендарный, пусть пока только для меня, Нахимов оказался человеком не общительным, пребывающим в себе. Сложно представить его отдающим команды в бою – таким он казался философом и отшельником. А может быть, Павел Степанович тяготился приемом, или уже накапливал энергию перед скорой победой у Синопа.

Что бы ему подсказать? Наверное, это тот самый случай, когда что-то менять – только портить. Пусть Синоп обойдется без меня – почти. Ведь кроме строительных материалов я привез еще и некоторое количество бомб. Может так случиться, что какая-нибудь из бомб поспособствует еще более великой победе Нахимова. Дай то Бог!

– Что ж… – после долгой паузы, перепробовав на мне разные свои женские штучки, и с некоторым раздражением отбросив и состояние «сейчас заплачу», снова заговорила баронесса. – Мне придется просить помощи у кого-нибудь другого. Только беспокоюсь я лишь за вас. Что же подумают офицеры, когда узнают, что вы меня не проводили?

– Не играйте словами. Не заставляйте грубить в ваш адрес! – еще более жестко отреагировал я.

Девушка смазливая, не без этого. Но и я не парнишка с дымящимися от напряжения штанами. Любовь к Лизе – это ли меня сдерживало? Скорее, я испытывал уважение к своей супруге. Но никого лучше ее я и вправду пока не встретил, и не стремлюсь встречать. Чего размениваться на баронесс, когда дома ожидает царица?

– Вот и сидите тут, в одиночестве! – сказала, будто напугала меня, баронесса. – А! Вы очень хотите побыть один? Так дальше в саду есть беседка. Не бойтесь, я не приду туда к вам, но вид… На море!

– Благодарю вас, я, возможно, воспользуюсь вашим советом, – быстро солгал я.

Как же, не придёт – для того и советует, чтоб подкараулить и вцепиться тонкими пальчиками. А свет – дело тонкое.

На самом деле, я уже собирался вовсе уходить с приема, который превращался в множественные кружки по интересам, когда образовались более десяти компашек, нашедших свои темы для разговоров и тостов. Между прочим, пили французское. Быть в Крыму, когда уже здесь хватает Воронцовских виноградников, а при этом пить вино потенциального врага! Это же с англичанами у нас дружба, а с французами уже началось напряжение. Уже поднимается проблема, связанная с ключами от храмов на Святой Земле.

– Ваше высокопревосходительство, прошу простить меня, но намерен откланяться. Если вы не будете против, то я навещу вас завтра, после полудня, нужно подписать еще некоторые документы по приемке вами помощи, – сказал я военному губернатору Берху.

Нужно было попрощаться, а я ничего не хотел делать «по-английски», даже если это означало просто уйти. Мы, русские, не сбегаем, мы прощаемся и закрываем все вопросы еще перед тем, как отбыть.

– Да, конечно, Алексей Петрович, – поспешно сказал Мориц Борисович Берх, вероятно, стремившийся вернуться в компанию, из которой я его выдернул.

– Мсье Шабарин, вы словно меня избегаете, – все с той же улыбкой ко мне подошел англичанин, говорящий на французском. – Уже покидаете чудный прием?

Нет, он здесь точно неспроста. Так настойчиво пробовать завязать со мной отношения могут лишь те, кто получил четкий приказ это сделать.

– Нет, не избегаю. Я действительно слишком занят для светских дел, а иных у нас с вами нет и не будет. А что до того, кого я избегаю… – я усмехнулся, или даже показал оскал. – Я приду к вам. Не сейчас, через год, наверное. Будем ли мы тогда приятелями? Как знать.

Я говорил и пристально смотрел на реакцию англичанина. Но тщетно. Он либо не знает о намерениях своего командования вступить в войну с Россией, либо обладает непревзойдёнными актерскими способностями, мастерски скрывая свое удивление. Так что скрытые угрозы не вызвали теперь никакой реакции у моего настойчивого собеседника.

Насчет же встречи с англичанином… Я бы встретился с ним раньше. Может, и завтра. Нужно все же вдумчиво поговорить с командором. Однако нельзя просто взять и выкрасть англичанина. А вот если он поедет куда-нибудь, например, в Керчь через Феодосию и другие города и деревни на южном побережье Таврии… вот тогда и принять голубчика и крылышки ощипать.

Верно. Будет задача для Тараса.

– Уезжаем? – спросил меня Мирон, бывший и за извозчика, и за командира моих телохранителей.

– Да! – сказал я и вольготно расположился в открытой коляске.

Экипаж двинулся. Следом ехали еще четыре моих бойца на однотипной коляске, изготовленной на фабрике в Александровске, в будущем этот город будут называть Запорожьем. Между прочим, в Александровске также немало сделано для войны.

Легкий солоноватый ветерок приносил бодрящую прохладу с моря. Настроение было уже неплохое, в принципе, я пришел к выводу, что и флотские, и армия ещё распробуют орудия, что я презентовал. А когда получится бездымный порох, так и вовсе оружие станет фантастическим.

Летящую навстречу открытую коляску я заметил сразу же, как только она вынырнула из-за поворота.

– Приготовиться! Атака! – кричал я, понимая, что поздней ночью на малолюдной даже и днем дороге не может быть таких случайностей.

– Бах! Бах! Бах! – первыми открыли стрельбу наши оппоненты.

Мирон, быстро встав в полный рост, теперь заваливается на меня. Дурак! Прикрыл своим телом, но я же нагнулся! Между тем стрельба продолжалась, и против нас работали револьверами.

Глава 4

– Живьём брать! – кричу я, выцеливая одного из нападавших.

Успеваю рассмотреть, что в коляске, выехавшей нам навстречу, расположились четверо. Как минимум, численный перевес должен был быть на нашей стороне. Впрочем, Мирон уже лежал неподалёку и хрипел. Он явно не боец. Не потерять бы достойного парня!

– Бах! – стреляю я.

Один из нападающих заваливается, и я сразу же меняю позицию, удаляюсь чуть в сторону от кареты, в направлении своей группы поддержки.

– Их четверо, у них минус один трехсотым. Смотреть на три часа, – сообщил я бойцам и поспешил дополнить: – Мирон – триста тоже, тяжёлый. Первый, третий: работайте, четвёртый – к Мирону оказать первую помощь. Второй у меня на прикрытии.

Вскорости стало ясно, что напавшие на нас здраво оценили обстановку и поняли, что свой шанс выскочить неожиданно и с первых выстрелов убить меня они не использовали. Из-за случившегося затора и раненой мной одним из выстрелов лошади, запряжённой во вражескую коляску, уйти быстро у нападавших не получалось. Только если на своих двоих.

– Первый, третий, четвёртый – взять живыми или подранками. Выявить у них вожака. Он мне нужен. Второму обеспечить первую помощь Мирону, – откорректировал я свой приказ.

Вот так часто случается, что охотник превращается в дичь. Убить меня не получилось, несомненно именно это было целью засады. И теперь у нападавших нет шансов уйти. Я знаю, на что способны мои бойцы. Мне удалось вырастить за четыре года из подростков-казачков матёрых волков, с уникальной по нынешним временам физической и боевой подготовкой. Некоторые из них были не хуже, как бы не лучше меня самого. Они и десять километров пробегут в усиленном темпе, а я сомневаюсь, что нападавшие способны на такое.

– Я к коляске! – когда большая часть бойцов отправилась в погоню, сообщил я.

Нужно было осмотреть вражеское средство передвижения, может, чьих это дело рук – точно ли англичанина.

– Бах! Бах! – метрах в трехстах послышались выстрелы.

Я мог отличить звук выстрелов револьверов нашей выделки от тех, которыми пользовались нападавшие. Стреляли теперь мои бойцы. Уверен, что они уже кого-то «заминусили». Прорву патронов спалили мы на учениях, особенно я не жалел боеприпасов при подготовке своих ближних бойцов. Так что навыки у телохранителей были на высоте.

В это время, осторожно, высматривая – может быть, где-то притаился ещё один нападающий – я подходил к чужой коляске. Если бы у меня стояла задача организовать засаду на самого же себя, то обязательно были бы поставлены ещё двое где-нибудь в зарослях ближайших холмов. Пока мои подручные заняты погоней, меня можно было бы подловить на беспечности.

Но вся эта атака казалась мне теперь каким-то поспешным актом безумия. Нападавшие, вероятно, даже не ожидали, что мои бойцы будут вооружены сразу двумя револьверами. Так много ставили на первый выстрел? Может быть. Однако они не учли ещё одного – преданности и верности моих людей. Мирон ведь прикрыл меня своим телом.

Обследование брошенной коляски особых результатов не принесло. Было бы глупо надеяться на то, что там я найду документы или английскую форму. Разве что добротный нож валялся в коляске и пачка ассигнаций. Жаль, что не фунты. Эх, были бы у меня самого фунты стерлингов, подложил бы сюда. Повертелся бы тогда этот джентльмен!

Прошло минут пять, и только тогда я услышал приближающиеся шаги. Наверняка, пожаловали правоохранители. Эту роль в Севастополе выполняли сами же моряки Черноморского флота.

Одновременно с подходом патруля на одном из холмов я увидел своего человека, кивнул ему. Уже горели две керосиновых лампы, один факел. Мой боец также освещал своё лицо небольшим факелом. Так что я смог разглядеть, что именно спрашивает отправленный в погоню телохранитель, а он должен был увидеть мой разрешающий кивок. Возможно, и не стоило показывать патрулю мои методы работы. Но… часто виновные назначаются в первые же минуты после произошедшего инцидента. Казалось бы, а как ещё это трактовать, как не попытку покушения на меня? Но я уже всякое видал, могут и меня нарушителем объявить.

– Мичман Колосовский! – представился мне командир патруля.