В итоге расписался за неё. Вряд ли кто-то станет вникать в то, у кого какая подпись из кучи студентов. Главное – отметить присутствие, что я сделал. Мелочь, а как будто даже приятно.

Потом физра… Юля так отрешённо прислушивалась к очередному разговору Нины с Вовой, старательно не глядя в их сторону, что получила бы мячом по голове, если бы я тот в полёте не перехватил и не отбил бы. Никто ничего и не заподозрил, не понял. А мне вдруг захотелось встряхнуть девчонку и спросить, что она, блять, нашла в этом Вове.

Да и так знаю что – тупо отрицать, хорош по всем параметрам. Но всё равно херня какая-то это всё.

На третьей паре эта страдальческая растеряшка Юля даже не записывает тему, которую препод поручает ей. Он там пофамильно нас называет и сам распределяет, что будем должны сделать к следующей паре. Звучит как ни на что не влияющая фигня, но всё равно за девчонку записываю. Надеюсь, блять, что хоть делать за неё не придётся. Когда уже оклемается?

Отрешённая настолько, что без труда подбрасываю ей бумажку с её заданием прямо в распахнутый лежащий возле неё рюкзак. Без понятия, почему в руки не даю. Всё-таки она враждебные взгляды на меня бросает, и те случайные. Сторонится слишком явно… Но я не то чтобы типа беспокоить не хочу, а палиться тем, что заморочился насчёт её благополучия.

На демонстративную враждебность тянет отвечать либо тем же, либо игнорить вообще. Добиваться расположения в этом случае как-то унизительно даже. Прощения я уже попросил, про пневмат объяснил – что ещё тут могу?

Только вот в конце пар приходится всё-таки куда более явно подстраховать девчонку: она вслед за Вовой и Ниной выходит и явно слышит, как тот собирается до дома провожать старосту.

И Юля аж мимо ступеньки промахивается, так бы и упала на эту парочку позорно, если бы я не подстраховал. Обеими руками её к себе сгребаю, не давая грохнуться.

Чисто на инстинктах ведь. Но тупо замираю, чувствуя дёргающуюся девчонку в моих, получается, объятиях. Теперь мы совсем впритык, даже теснее, чем тогда, в подворотне.

Запах у неё… Головокружительный, опьяняющий. Как печенька какая-то особенная. Вроде никогда не любил их, но аж потянуло.

Хотя понятно, что не жрать. На другое тянет: вдыхать запах Юли, сильнее к ней прижаться, может, чуть потереться… И это только пока мы тут. Так-то круглая прижатая почти к моей ширинке попка вдохновляет на куда более откровенные действия.

– Отпусти, придурок, – тихо шипит Юля, видимо, затылком безошибочно определившая, что это именно я.

Ведь таким недовольным тоном она разговаривает только со мной. За вот уже два дня непонятного самому наблюдения за девчонкой понял наверняка.

– Вообще-то придурок спас тебя от падения, – бросаю небрежно, не разжимая рук. – А ты что, даже не заметила, что мимо ступеньки ногу поставила? С такой лестницей это стопроцентное падение.

Юля скептически хмыкает – кажется, реально не считает, что там была необходимость вмешательства. Ну и дура, раз так.

По-дурацки чуть ли не трусь носом о её волосы, наклоняясь так, чтобы лицом поближе к ним быть. А руки улавливают дрожь Юли… Тепло и нежность кожи тоже. Вот прям через одежду это считывают и аж покалывают от желания впитать в себя.

Хочу её, да. Но это не повод плыть. Но вполне себе повод не отпускать пока.

– Спас, спасибо, – нервно проговаривает она. – Теперь отпусти.

– Непредусмотрительная ты совсем, – аж заковыристое словечко вспоминаю, когда мозг ищет возможность подольше так обнимать её. – Тебе бы расслабиться и кайф изобразить, Вова твой смотрит.

Ну надо же… Ведь в точку попадаю: и вправду смотрит. Бросив на него взгляд, замечаю, что Мельников как раз прошёл уже проём и сейчас в точке, откуда мы видны хорошо. Видимо, непроизвольно кинул взгляд и задерживает, удивившись такой картине.

Значит, всё-таки замечал, что Юля по нему плывёт. Эта мысль неожиданно провоцирует на действия: веду по несопротивляющейся девчонке ладонями, глажу, почти доставая до груди, но не направляясь ни к ней, ни совсем ниже… Прям весь такой ласковый осторожный. Как будто обозначить перед Вовой что-то хочу. Или перед ней? Ну не успокоить же её.

– Ему всё равно, – прерывисто шепчет Юля. Воу, она уже не отрицает передо мной свою дурацкую симпатию? – Уже не смотрит, отпусти.

Блять, знакомая дрожь в голосе… Как в той подворотне была перед слезами, которых так и не увидел, но слишком уж почувствовал. Отпустил тогда девчонку, чтобы вдали могла нареветься…

И сейчас разжимаю руки. А то меня не только её нежностью и мягкостью окутывает, но и болью её тоже.

Вот нахера так убиваться по какому-то придурку?

Глава 6. Юля

Неделя суматошная получается. Пытаясь отвлечься от очевидно сближающегося со старостой Вову, ударяюсь в учёбу. Благо, я всё-таки нахожу задание на следующий семинар: оно у меня в рюкзаке лежит. Листок с незнакомым почерком: чуть размашистым, почти без наклона. Разобрать такой легко, и даже подсознание включается, напоминая момент, как препод о задании мне говорил.

А я как идиотка даже не записывала. Слишком уж подвисла от того, что Нина очень охотно на контакт с Вовой шла. Он на неё всё так же влюблённо смотрел, как на первом курсе… И если тогда наша староста вообще игнорировала Мельникова, то теперь, кажется, пережила влюблённость в Артёма и куда более расположенной к флирту с другим стала. Да и вообще похорошела, причёску сменила…

Подготовиться к семинару намного проще, чем к репортажу-хвосту, но второе как раз важнее. Первое особо ни на что не влияет, даже не в аттестационную неделю задано. Поэтому, кто бы ни помог мне не пропустить задание, это в целом меня не спасёт. Хотя я всё равно думаю о том, кто бы это мог быть… Сзади меня Вова сидит. Вчера с Ниной. Мой открытый рюкзак лежал прямо перед ним. Если бы кто-то другой засунул мне листик, проходя мимо, я бы заметила.

Его почерк я не знаю, как, впрочем, почти ничей из группы… Так что это запросто мог быть он. Пожалел меня? Заметил, что не пишу ничего?

Долбанный стыд… Если Вова заметил это, то и мои взгляды тоже наверняка. И отрешённость общую. Надеюсь, хотя бы о причинах не догадался…

В общем, ударяюсь в учёбу, всю неделю с головой там. И даже тема для репортажа появилась: будет как признание любви к Вове. Из скандального только не самые приглядные факты обо мне: как не решалась с ним заговорить, как давно он мне нравится и как я иногда довольно косячно пыталась привлечь его внимание. В общем, разоблачение лишь самой себя, а не кого-либо ещё.

Ну а что мне ещё делать, когда никакая другая идея в голову не идёт? Любую тему можно подогнать под нужный формат. Конечно, Игорь Андреевич вряд ли впечатлится, но хотя бы тройку мне поставить должен – мне хватит, главное, чтобы не отчислял. Заодно и тему с Вовой закрою. Я ведь сдавать буду перед всей группой.

Тут уж либо растрогаю его и даст мне шанс, либо ловить реально нечего.

*******

– Ну что, Денисова, порадуете нас сегодня репортажем? – откровенно насмешливо интересуется Игорь Андреевич. – Или на следующей паре сдадите? Учтите, что на следующей паре будет последняя возможность, больше ждать я не буду.

Аж сердце пропускает удар. Ужасно хочется взять эту отсрочку, но она ведь только на неделю… Даже если я быстро найду тему для крутого репортажа, вряд ли достойно его приготовлю с учётом, что у меня ещё работа. К тому же, у меня уже заготовлен материал о любви к Вове. И если я не решусь сейчас, не сделаю это никогда.

Может, Игорь Андреевич это зачтёт. А если нет, то я хотя бы буду знать, что такой репортаж не вариант. А то ведь если не представлю сейчас, всю неделю буду колебаться между ним и неуклюжим сбором новых тем.

В общем, решено…

– Готова сейчас, – пытаюсь говорить уверенно.

– Так вперёд, – Игорь Андреевич усаживается за свой стол и кивает мне на доску. – Проектор настроен.

Видеоряд у меня, конечно, такой себе… В основном из общедоступных видосов Вовы состоит. И мои там тоже есть: когда я рассказываю, на что меня вдохновлял и как на мою жизнь влиял.

Чем больше действий я предпринимаю – подхожу к трибуне, настраиваю проектор – тем сильнее окутывает стыдом. Собственная идея кажется не только ни разу не эффектным признанием в любви, но заведомым провалом по всем пунктам сразу. Включая, конечно, и сам экзамен, который вроде как сдать должна.

Но обратного пути уже нет… Свет выключен, и на доске появляется моё пока что не включенное видео, но с очень даже говорящей обложкой. На ней ведь Вова.

На которого я сейчас, конечно, усиленно не смотрю. Он по-прежнему со старостой сидит: как и всю эту неделю. Антон теперь один, и на самой последней парте.

Смотрю почему-то именно туда. Как ни странно, мне так спокойнее.

Он как-то хмуро уставляется на доску, на которой всё ещё не включенный Вова. А я набираюсь смелости даже от такой скорее недовольной реакции – так уж на меня Антон действует. Тормошит что-то внутри, как будто вызов мне бросает. Прям назло ему хочется уверенно действовать.

– Разоблачения бывают разными, как все мы знаем, – начинаю, игнорируя мгновенно ускорившееся сердцебиение. – Включая и саморазоблачение. Сегодня я представлю такой формат, потому что то, о чём я буду вести речь, слишком личное и даже неловкое для меня.

Кто-то перешёптывается, Антон качает головой, но меня уже не остановить. Говорю всё более уверенно, видео включаю. Это как исповедь получается. Давно наболевшая, отчаянная…

Взгляд только на Антоне – его хмурое выражение придаёт уверенности. За всю эту неделю я уже настолько привыкла к этому опасному и выбивающемуся из группы парню, что нисколько не боюсь. И даже мои следы – шрамы на его скуле – не напоминают о том ужасном дне, когда я думала, что с жизнью распрощаться могу. Наоборот, сейчас они показывают мне, что я способна дать отпор даже в таких страшных ситуациях. Я способна постоять за себя, а потому сейчас не станет исключением.

Да, я чувствую взгляд Вовы. Да, не могу смотреть в ответ. Но я справлюсь хотя бы с тем, чтобы достойно представлять свой «репортаж» – уверенно, не сбиваясь и наверняка даже не краснея.

За эту неделю я несколько раз переговаривалась с Вовой и с Ниной тоже – они постоянно тёрлись рядом, и я довольствовалась тем, что заводила общую тему, как бы обращаясь к старосте. Мельников тоже отвечал.

Иногда даже вмешивался Антон – я так понимаю, из других парней в группе Вова именно его считает другом. Неожиданно, конечно, учитывая, что учившийся на заочке бандюган только недавно влился в коллектив. Но я даже не против: его вмешательство в наши разговоры даже как-то разряжало обстановку. То очень вовремя шутил, заставляя меня смеяться и почти забыть, как Нина легко и почти привычным жестом касалась плеча Вовы. То Антон отвечал мне на вопрос за этих двоих, когда они меня как будто даже не слышали и заставляли этим чувствовать себя идиоткой. То просто поддерживал тему, которая грозила быть свёрнутой из-за односложных ответов Вовы.

Точно знаю, что переживала бы по поводу этого всего больше, если бы не ушла в учёбу с головой. И если бы… не Антон.

Хотя он очевидно лишь развлекается за счёт моей влюблённости. Других причин его поведению подобрать не могу – да и зачем? Рано или поздно ему надоест, а пока… Пока мне это на пользу. Как и само его присутствие.

– Так, всё, хватит, – резко перебивает меня Игорь Андреевич. – Я устал выслушивать эти сопли в надежде, что пойдёт что-то более интересное. Дальше в том же духе?

Кровь мгновенно подступает к лицу. Губы перестают слушаться… Не могу ничего ответить преподавателю – переполняет стыд. Еле стою на подкосившихся ногах, слыша только шум в собственных ушах и мечтая просто исчезнуть. Значит, я только опозорилась?

Дурацкая была идея! Задыхаюсь, а к горлу подступает ком. А я-то думала, что держалась уверенно.