Сплав двух культур – христианско-духовной и военно-государственной, полученный с Юга и Севера, так и оставался не слившимся до конца. Два русла двух культур сохранялись в русской жизни, позволяя до самого последнего времени оспаривать единство русской культуры. Пришедшая на Русь византийская культура была связана с императорской властью в византийской форме, непривившейся на Руси. Явившаяся же на Русь скандинавская культура оказалась связана с быстро обрусевшим княжеским родом Рюриковичей, лишившимся своего скандинавского характера.

В этих своих новых формах византийская и скандинавская культуры не сливались на Руси и отчетливо приобрели различный характер: византийская культура была усвоена только наполовину с болгарским языком-посредником и приобрела ярко выраженный духовный характер. Скандинавская культура стала основой государственности материально-практического и даже материалистического характера.

Общая черта двух направлений русской культуры на всем протяжении ее существования – напряженные и постоянные размышления над судьбой России, над ее предназначением, постоянное противостояние духовных решений этого вопроса государственным.

Глубокое, принципиальное различие византийско-духовной культуры и примитивно-практической государственной, скандинавской, вынудило обе культуры отстаивать себя идеологически. Византийская церковная культура обосновывала свою правоту религиозной предназначенностью Руси – страны и народа. Светская же власть Руси утверждала себя «юридически» наследственными правами всего княжеского рода или той или иной его ветви.

Предвещателем духовной судьбы России и русского народа, от которого в значительной мере пошли все другие идеи духовной предназначенности России, явился в первой половине XI века Киевский митрополит Иларион^[9]. В своей речи «Слово о Законе и Благодати» он попытался указать на роль России в мировой истории.

«Юридическими» же обоснователями законности того или иного из представителей княжеского рода в их борьбе за государственную власть явились многочисленные летописцы. Летописцы внимательно следили за всеми перемещениями на княжеских столах (престолах), утверждая «законность» своего князя и его права на общерусское главенство.

Обе концепции «русской предназначенности» (духовной и генеалогической) распространялись по всей территории Руси и с модификациями существовали от XI века до нашего времени. Концепция Илариона, считавшего Русь и ее главный город Киев преемниками миссий Константинополя и Иерусалима, продолжала существовать и после завоевания Руси в XIII веке татарами, а на падение Киева ответила усложнением концепции, видя в городах Владимире и Москве преемников Киева и Второго Рима – Константинополя.

Концепция же летописцев о происхождении княжеского рода от Рюрика искала примирения с татарской властью.

Нет сомнения, что духовное направление в развитии русской культуры получило значительные преимущества перед государственным.

На Руси усиленно насаждаются отшельнические монастыри. Монастыри становятся энергичными рассадниками духовного просвещения. Влияние греческого исихазма растет, и в монастырях укореняется национальное и религиозное самосознание. Усиленно развивается книжность, в частности делается много переводов с греческого.

С конца XIV века укрепляется влияние Троице-Сергиева монастыря и основывается множество монастырей в той или иной степени зависимости от Троице-Сергиевого, в свою очередь дающие начало другим монастырям: Андроников монастырь, Кирилло-Белозерский, Спасо-Каменный, Валаамский, Спасо-Прилуцкий, Соловецкий. Новые мощные монастыри распространяются по всему Северу.

С падением татарского ига (условно можно считать 1476 год) духовное направление в русской культуре имело все преимущества перед государственным, которому еще только предстояло возобновлять свои силы.

Церковное направление под пером псковского старца Елеазарова монастыря Филофея^[10] в сжатой, почти афористической форме сформулировало идею Москвы – Третьего Рима.

Государственное направление также создало четкую, но чисто «юридическую» династическую концепцию русской государственности: русский царский род через Рюрика восходит к римскому императору Августу. Великие князья (цари) Москвы – законные наследники Августа. Они явились, минуя отпавший от православия (в результате Флорентийской унии) Второй Рим… Последняя теория возобладала в дипломатической практике Москвы. Она была изображена на царском месте в главном соборе России – Успенском в Московском Кремле.

Впоследствии в XIX веке обе теории перестали различаться, смешались в одну, что глубоко неверно. Теория старца Филофея чисто духовная, не претендующая на какие-либо новые завоевания и присоединения. Она утверждает только духовную зависимость Москвы от двух предшествующих христианских государств: переход благодати. Теория же Спиридона-Саввы, изложенная им в «Сказании о князьях владимирских», – чисто светская и утверждает законность притязаний Москвы на все владения императора Августа. Это теория империалистическая в прямом и переносном смысле.

Характерна разгоревшаяся в XVI веке борьба духовной и государственной власти. Эта борьба велась подспудно, ибо формально приоритет духовной власти, церкви, над светской в сущности никто не оспаривал. Это было в духе русской культуры.

Главной святыней Московского государства всегда являлся Успенский собор Московского Кремля – усыпальница московских митрополитов, а не Архангельский собор Московского Кремля – усыпальница московских великих князей и царей.

Характерно, что, согласно Сказанию о происхождении московских князей из Первого Рима, а не от Второго, Москва приглашает к себе строителей Московского Кремля именно итальянских архитекторов, но из городов, признававших приоритет духовной власти папы, и в первую очередь архитектора Аристотеля Фиораванти из Милана – города папистов. Московский Кремль строится с теми же зубцами, что и Милан, символизирующими духовную власть папы. Московский Кремль оказывается со всех сторон огражденным взмахами орлиных крыльев – знаками гибеллинов (эти зубцы принято у нас ошибочно называть «ласточкиными хвостами»).

Борьба двух начал в русской культуре продолжается и в последующем. В борьбу втягиваются еретические движения. Монастырская жизнь разделяется на иосифлянское, связанное с государственной идеологией, и нестяжательское, связанное с духовными и мистическими настроениями, с отказом от богатств и от подчинения государству.

Иосифляне побеждают. Иван Грозный подвергает жестокой расправе неподчиняющуюся ему церковь. Сам стремится духовно руководить церковью, пишет послания. Глава русской церкви митрополит Филипп^[11] схвачен во время богослужения, отправлен в Тверской Отрочь монастырь и вскоре задушен.

Тем не менее гибель царствующей династии, не получившей законного продолжателя, и наступившая затем Смута позволяют вновь, как и ранее в период раздробления Русского государства в XII веке, татарского ига в XIII–XV веках, возобладать духовному началу. Церковь и духовное начало в русской культуре помогают спасти Россию, создавая общий духовный подъем, давая деньги и оружие^[12]. И самым первым шагом на пути к духовному возрождению было установление в 1589 году единовластия патриаршества, укрепление личного начала в управлении церковью и духовной жизнью страны.

Личностное начало в культуре, в духовной жизни народа чрезвычайно важно.

После возрождения России в начале XVII века две возглавляющие культуру личности играли первенствующую роль: патриарх и монарх.

Благодаря появлению сильной личности патриарха и возрождению монархии XVII век обнаружил новые проблемы во взаимоотношении духовной и светской власти.

Светская власть за предшествующее время пострадала больше, чем церковная. Церковь приняла на себя многие функции светской власти. Первое время при малолетнем царе Михаиле Федоровиче Романове его отец патриарх Филарет пытался руководить государством. В середине и второй половине XVII века притязания гораздо более серьезные определились у патриарха Никона, прямо называвшего себя «великим государем».

Стремясь распространить свою власть на все вновь присоединенные к России области Малороссии-Украины, где веками складывались свои обрядовые формы, отчасти под католическим влиянием, Никон решил реформировать церковную службу, сделать ее одинаковой для старой и новой частей государства.

Однако притязания духовной власти подменить собою светскую и реформировать церковь не удались и закончились бедствием для русской духовной жизни на целых три столетия. Большинство русского народа не приняло никоновских реформ либо приняло их с внутренней неприязнью, расхолодившей веру. Это ослабило церковь. Сопротивление старообрядчества позволило Петру легко отменить патриаршество и восстановить первенство светского начала в русской культуре. Тем самым Петр похоронил личностное начало в управлении церковью и создал коллегиальное безличное управление через послушный ему Синод. Хорошо известно, что подчинение деспотической власти гораздо легче организуется при коллегиальном управлении, чем при единоличном. Так оно и случилось. Церковь оказалась в подчинении у государства и стала чрезвычайно консервативной. Третий Рим оказался не символом духовных связей с предшествующими двумя Римами, а знаком государственной силы и государственных амбиций. Россия превратилась в империю с имперскими притязаниями.

В середине XVIII века в государственной жизни России господствовало только светское, «материалистическое» начало и преимущественный практицизм. Возрождение духовного начала повелось снова, как и раньше, с Афона и некоторых монастырей на Балканах. Первым и явным успехом было зарождение в России недалеко от Калуги Оптиной пустыни, возродившей некоторые черты нестяжательства заволжских старцев. Второй победой была нравственная, духовная жизнь Саровской пустыни, давшей в первой половине XIX века русской духовной жизни святого Серафима Саровского^[13].

Возрождение духовного начала шло разными тропами и дорогами. Отдельно теплилась духовная жизнь в старообрядчестве, отдельно в среде русской интеллигенции. Достаточно вспомнить светлый ряд писателей и поэтов – Гоголь, Тютчев, Хомяков, Достоевский, Константин Леонтьев, Владимир Соловьев и многие другие. В XX веке это уже огромная масса философов, для которых все еще основной проблемой размышлений являлась Россия, ее судьбы, прошлое и будущее: С. Булгаков, Бердяев, Флоренский, Франк, Мейер, Зеньковский, Ельчанинов и многие другие. Сперва в России, а затем в эмиграции создаются объединения русских мыслителей, их печатные издания.

Что же ожидает эту антитезу духовно-церковного и материалистически-государственного направления в развитии культуры? Не надо быть пророком, чтобы сказать, что государственное направление культуры должно будет пойти общеевропейским путем развития, которого потребуют постоянные отношения с иностранными государствами. Государство денационализируется. Оно уже сейчас не выражает волю народа. Депутаты в массе своей не способны создать новую государственную теорию. Для этого нужны личности и личностная власть. Кроме того, коллектив правителей рано или поздно приходит к заботе о своих интересах, к стремлению сохранить свое положение. «Парламентское болото» становится основной тормозящей силой всех нововведений. Депутаты ограничиваются заманчивыми для избирателей и неосуществимыми программами, потакают обывательским вкусам. Партии уже не могут выражать какие бы то ни было национальные идеи. В самых различных формах они помышляют лишь о защите своих депутатских интересов и на этой только почве способны к объединению.

Бессилие коллективных форм управления (главенство парламента, советов, комиссий, комитетов и пр.) приводит к ослаблению культурной инициативы государства.