Проклятие крокодила (страница 2)

Страница 2

За благородными людьми тянулась небольшая толпа детей в белых плиссированных килтах. Как и Ренни, младшие носили локон юности у виска [9]. С шей мальчиков свисали амулеты в форме глаза Гора [10]. Девочки были облачены в чистые льняные одеяния, подоткнутые на талии. Подолы их платьев были расшиты бусинами, позвякивающими при ходьбе.

По их гордому виду Ренни понял, что это одни из многочисленных детей фараона. Их няньки почтительно шли следом, неся фляги с водой и корзины со свежими фруктами. Рабы-мужчины обмахивали их павлиньими перьями.

За детьми мускулистые солдаты несли в паланкине самого фараона. Его длинное красивое лицо сияло, как начищенная медь под жарким солнцем, но Ренни был разочарован, не увидев на нём двойной короны Чёрной Земли [11]. Вместо неё на голове фараона красовался густой чёрный парик, скрывающий его знаменитые рыжие волосы.

Рядом с фараоном, держа над ним зонт из оленьей кожи, защищающий от солнца, семенил молодой жрец. К облегчению Ренни, гадкого визиря, обычно везде сопровождавшего фараона, видно не было.

Пасер, старый визирь, был человеком амбициозным и жестоким, который не остановится ни перед чем, чтобы заполучить желаемое. По слухам, он серьёзно заболел, отведав испорченного сома, и не мог покинуть свой прекрасный особняк у Нила, даже чтобы пойти в суд или в храм. Поговаривали, что лечится он несколькими каплями самодельного волшебного зелья, которое принимает каждый день.

Ренни знал, что слухи, скорее всего, лгут. Визирь прятался, потому что злился. Злился, что ему не удалось украсть скарабея сердца своего старого врага, генерала Татиа! Ренни, Маху и Балаал позаботились об этом, попав в ошеломительное приключение, едва не стоившее им жизней.

При одной лишь мысли о старом визире Ренни содрогнулся. Что-то он делал теперь, когда его коварные планы сорвались? Задумывал новые козни?

– Смотри, что я тебе говорил? Фараон сегодня без накладной бороды, – прошептал дядя Пепи, когда позолоченный паланкин остановился возле гробницы. – И у него с собой нет священных посоха и цепа. Это значит, что Его Величество здесь как человек, а не как бог. Как я и думал.

– Узрите фараона, – объявил жрец с зонтом. – Узрите хранителя гармонии и баланса, избранного Амоном-Ра.

Дядя Пепи пихнул Ренни и ничком рухнул наземь. Ренни последовал его примеру, как и все остальные художники и мастера.

– Выражаем фараону наше скромное почтение, – громко сказал дядя Пепи от лица всех рабочих, собравшихся возле гробницы.

– Встаньте же на ноги, все вы, – сказал фараон, когда солдаты поставили его паланкин на землю. Он улыбнулся дяде Пепи. – Как ваши дела, господин художник?

– Хорошо, ваше величество, – ответил дядя Пепи, не поднимая взгляда.

– Ну-ну, – сказал фараон, – можете взглянуть мне в лицо. Сегодня я здесь как простой смертный.

Фараон повернулся к Ренни, и сердце у того едва не остановилось в груди.

– А это…

– Мой племянник Ренни, ваше величество. Он мой ученик, и он отлично потрудился над вашей гробницей.

– Молодец, юноша, – похвалил фараон. – Продолжай усердно трудиться и однажды, несомненно, станешь таким же востребованным художником, как твой дядя.

– Да, ваше величество. Благодарю, ваше величество, – удалось выпалить Ренни. Он не поднимал глаз, но знал, что принцы и принцессы таращатся на него. Ренни дружил с одной принцессой – Балаал, дочерью правителя народа Фенху [12] с севера! Балаал была находчивой, умной и бесстрашной. Она не соблюдала этикет. А эти монаршие дети, казалось, были совсем другими. На ум приходило слово «надменные».

– Ведите, господин художник, – велел фараон. – Хочу увидеть, как продвигается роспись моей гробницы.

– Отец, позволь пойти с тобой! – К фараону подошёл один из принцев. Он выглядел немного старше брата Ренни, Маху. Тощий, как палка, он всё ещё носил локон юности, доходивший ему до плеча. Вплетённые в локон золотые кольца сияли на солнце. Глаза у принца улыбались.

– Это мой четвёртый сын, Хаэмуас, – объявил фараон с нескрываемой гордостью в голосе. – Мы зовём его Хаэм для краткости. У него доброе сердце. Он родился, чтобы стать жрецом Птаха [13], если его любовь к истории не встанет на пути. – Фараон посмотрел на Хаэма, приподняв бровь. – Больше всего на свете мой сын любит исследовать древние руины, воображая для них новое предназначение. Интересно, какие фантастические истории ты придумаешь, посмотрев мою новую замечательную гробницу, Хаэм?

Принц Хаэм откашлялся.

– Признаю, я люблю историю и искусство, – объяснил он. – А когда я вырасту, я починю все разрушенные здания в Чёрной Земле и верну им былое величие.

– И без сомнения, выяснишь, кто владел ими и жил в них, – влезла одна из сестёр принца.

– Да, и велю вырезать имена этих людей на стенах, так что они больше никогда не будут забыты, – пылко ответил принц Хаэм.

Фараон улыбнулся дяде Пепи.

– В этом мальчике горит огонь. Вот если бы только он горел так же ярко к стезе жреца. Но довольно пустых разговоров. Ведите, господин художник. Давайте взглянем на вашу работу.

Ренни нервно последовал за царственной процессией. Он гордился умениями дяди Пепи и был доволен своим вкладом, но когда люди смотрят на твой труд впервые – это всегда непросто. А когда его оценивает сам фараон… У Ренни не находилось слов. Он потеребил амулет на локоне юности, молясь, чтобы Рамсес одобрил его работу.

Вперёд вышли мужчины с горящими факелами, освещая стены. Фараон запрокинул голову и сцепил руки за спиной, расхаживая по коридору и разглядывая картины. Некоторые принцы и принцессы последовали его примеру, разгуливая вокруг него тесной группкой. Они напоминали Ренни гусят, повторяющих за матерью-гусыней.

Фараон остановился перед главной картиной. Она изображала его в центре драматичной сцены битвы: он ехал на запряжённой его любимым конём колеснице. Землю вокруг устилали тела павших вражеских солдат. В небе кружили стервятники, изголодавшиеся по людской плоти.

Ренни нравилась эта работа, и он много раз на неё смотрел. Пока что она была у него самой любимой во всей гробнице. Но разделит ли фараон его мнение?

Последовала долгая и мучительная пауза – вся царственная процессия рассматривала картину. Потом фараон бросил взгляд на принца Хаэма, призывая его высказать мнение.

– Это великолепно, – негромко объявил принц. – Посмотри, как хорошо господин художник изобразил твоё лицо, отец. Большинство художников рисуют так, как их научили, особо не задумываясь. Но эта картина не такая. Она кажется… живой.

– Ты прав, Хаэм, – согласился фараон. – Это хорошая картина. – Он повернулся к дяде Пепи. – Отличная работа, господин художник. Мы вами гордимся.

Принц Хаэм улыбнулся Ренни.

– И ты тоже молодец, – сказал он. – Я не могу определить, где работа твоего дяди, а где – твоя. Боги благословили тебя редким талантом.

У Ренни ком встал в горле. Ещё никогда в жизни его так не хвалили.

– Благодарю, ваше высочество, – пробормотал он, низко кланяясь. – Я и впрямь в долгу перед богами за их щедрость.

– Кажется, Ренни, ты лишь на несколько лет младше меня, – продолжил принц Хаэм. – Возможно, когда я стану достаточно взрослым, чтобы путешествовать по нашей прекрасной священной стране, ты станешь моим спутником. Сможешь украшать старые храмы и здания, которые я восстановлю. Возможно, мы даже вместе исследуем древние пирамиды.

– Мой племянник с гордостью станет вашим художником, – сказал дядя Пепи вместо Ренни, у которого, казалось, от изумления отнялся язык. Он – Ренни из бедной части Васета – будет путешествовать и работать на принца из царского дома Кемета [14]? Он наверняка уснул и видит сон…

– Приходи завтра ко мне во дворец, – пригласил принц Хаэм. Он снял с пальца кольцо и вручил Ренни. Кольцо было большое, серебряное, украшенное синей резной лягушкой. – Покажешь это стражникам, и они тебя впустят. Я работаю над одной картиной, украшающей стену у меня в библиотеке. На ней изображён бог Тот, изобретающий письменность. Мне бы хотелось услышать твоё мнение.

– Благодарю, ваше высочество, – сказал Ренни. Он едва не надел кольцо на палец, но потом передумал и аккуратно спрятал в сумку. Он не хотел рисковать – вдруг потеряет или, что ещё хуже, кольцо украдут на улице.

Принц Хаэм собирался сказать что-то ещё, когда фараон поднял руку, останавливая его. Он глядел прямо на клонящееся к закату солнце, заливающее коридор.

– Неужели?.. – пробормотал он, торопясь ко входу.

Жрец с зонтом поспешил следом.

– Ваше величество, в чём дело?

Фараон остановился у входа в гробницу.

– Поверить не могу, что ошибся в расчётах! – ахнул он. – Лучи заходящего солнца не падают прямо на мою гробницу.

Ренни понял, что имеет в виду фараон. Было очень важно, чтобы священные здания были правильно выровнены по солнцу и звёздам. Так, когда фараон умрёт, их свет сможет пролиться на его гроб, наполняя всё вокруг магией. Фараон сам делал расчёты для новых храмов и гробниц на пышных церемониях в присутствии самых влиятельных людей страны.

– Немедленно призовите господина строителя и господина архитектора! – велел фараон юному жрецу. – Боюсь, вход придётся перенести!

2. Кормление ибиса

Маху

Маху лежал, растянувшись, на спине и крепко жмурился от полуденного солнца. Может, сезон наводнения и наступил, но жара по-прежнему стояла жуткая. В Чёрной Земле всегда стояла жара, если только не отправиться на север. Маху слышал, что там, где земля встречается с открытым морем, часто бывает прохладно. Иногда там даже идут дожди в жаркий сезон. «Представь, как стоишь в открытом поле, – подумал Маху, – позволяя прохладной чистой воде струиться по твоим лицу и спине. Воде, которую ты не накачал собственноручно из-под земли!»

Лодочка Маху покачивалась на водах Итеру, Великой Реки [15]. Он привязал её к дереву, чтобы не унесло течением. Полоска песка, на которой он обычно держал лодочку, скрылась под водой.

С тех пор как его отец, позолотчик, умер, обязанность обеспечивать мать и младшего брата легла на плечи Маху. И зарабатывать он мог, лишь трудясь в полях, которые сейчас погрузились под воду. Когда вода сойдёт, останется жирный слой грязи, идеальный для посевов. Маху будет копать и рыхлить землю, сажать растения от рассвета до глубокой ночи.

Маху вздохнул. Фермером он был неплохим, но сердце его лежало к другому. Он мечтал стать моряком. Но бедняк без связей или влиятельных друзей мог попасть в команду, лишь подкупив капитана подарком. А у Маху ничего не было.

Он с горечью подумал о том, как пытался заполучить подходящий для капитана подарок. Чтобы заплатить за него, он заставил своего младшего братишку Ренни украсть сокровище из гробницы одного генерала. Вот только Ренни по ошибке своровал скарабея сердца, и ка его владельца, умершего генерала, стал их преследовать.

Маху, Ренни и их подруга принцесса Балаал оказались в огромной опасности. Маху знал, что больше никогда не пойдёт на такое, как бы сильно ему ни хотелось исполнить мечту.

И всё же Маху рассчитывал, что однажды попадёт на корабль и отправится в плавание по безкрайнему морю. Даже боги не в силах помешать тебе осуществить что-то, если ты действительно этого хочешь.

Вода пошла рябью: возле лодочки Маху опустилась стайка птиц. Он сел, ожидая увидеть клацающих мощными челюстями крокодилов. В это время года крокодилы толстели, находя лёгкую наживу среди потревоженных наводнением рыб, птиц и людей.

Удивительно, но крокодилов не было. Птицы же оказались ибисами, с длинными загнутыми вниз клювами и маленькими глазками-бусинами. Перья у них на головах и шеях были черны как сажа, но крылья сияли ярко-белым.

[9] Локон юности – прядь волос, растущая сбоку головы.
[10] Глаз Гора – древнеегипетский символ луны, левый соколиный глаз бога неба Гора.
[11] Долгое время Египет состоял из двух стран: Верхнего и Нижнего Египта. Когда они объединились, задолго до времени, в котором происходит наша история, фараон начал носить двойную корону. Она демонстрировала, что он правил и Верхним, и Нижним Египтом.
[12] Фенху – слово для обозначения древних людей, сегодня известных как финикийцы. Их потомки – жители Ливана.
[13] Птах – бог созидания, творец вещей. Считался покровителем скульпторов и архитекторов.
[14] Кемет – древнеегипетское название Египта.
[15] Итеру – древнеегипетское название Нила. Означает оно просто «река».