Лариса Петровичева: Учительница для бастарда

Глава 1

– Ну наконец-то. Как же долго я тебя ждал.

Голос незнакомца был бархатистым, с едва уловимой хрипотцой. Он ласкал, будто скользя по коже. Я растерянно заморгала, глядя на мужчину. Ему было примерно тридцать пять, мой ровесник. Высокий, с идеальной осанкой и проработанным телом танцора или фехтовальщика, он был полон горячей живой силы.

Светлокожее кареглазое лицо было словно вылеплено великим скульптором. Острые скулы с легкой щетиной, обаятельная улыбка на тонких, четко очерченных губах, лукавые искорки в глазах – на него хотелось смотреть, не отрывая взгляда.

Я перевела глаза ниже, скользнув по телу от идеально проработанного пресса и вниз и…

Незнакомец был полностью обнажен и там, внизу, тоже все было идеально.

Не знаю, сколько времени я таращилась на него, пока не поняла: в классе этому мужчине взяться неоткуда. Мы с семиклассниками только что разбирали тему “Путешествия”, и проще было забить гвоздь головой в мраморную плиту, чем забить в седьмой “В” нужную лексику.

– Верно! – улыбнулся незнакомец и помахал рукой где-то около лба и виска. – Мои глаза здесь, Елизавета Андреевна!

Я невероятным усилием воли оторвалась от созерцания того, чего в реальной жизни не видела уже несколько лет. Улыбка обнаженного красавца стала острее и злее.

– Нет на белом свете большей суки, чем Елизавета Андреевна Зарайская с ее английским, – произнес незнакомец. – Так считала вся гимназия, все дети, которым не повезло с тобой столкнуться. Теперь такой суки и правда нет на свете, у тебя оторвался тромб, и ты умерла. Смерть быстрая и относительно легкая.

Умерла? Как?

Мы же только что слушали диалог о покупке билетов в Сент-Джеймс парк…

Я посмотрела по сторонам и увидела, что мы висим в воздухе среди темных плотных туч. Где-то вдалеке ворочался гром… и кажется, в рай я не попаду. Очень уж тут темно для рая и вряд ли у ангелов вот такие… болты.

– Верно, я не ангел, – кивнул незнакомец, словно подслушал мои мысли. – Так, давай официально. Ты Елизавета Андреевна Зарайская, учительница английского языка, тридцать пять лет, умерла. Меня зовут Габриэль, я твой куратор в этой части Беспределья. Моя задача – контролировать и направлять твою дальнейшую работу.

И после смерти мне не обрести покой. Одна работа сменилась на другую.

Ладно, пусть так. Меня больше нет, и вся школа сегодня поедет отмечать это чудесное событие. Сдохла старая дева, которая задолбала всех со своим английским, туда ей и дорога. Оплакивать меня было некому. Я так и не создала семьи, не завела питомца, родителей давно не было.

Но снова работать?

– И что за работа? – поинтересовалась я. – Видите ли, я представляла загробную жизнь немного по-другому.

– Если бы не я, у тебя все и было бы по-другому, – кивнул Габриэль. – Но мне нужна как раз такая, как ты. Скажи-ка, ты гоняла детей по злобе или по долгу?

Гоняла. Ну да, это вот так называется.

– По долгу, – ответила я. – Все, кто хотел, потом поступили на ин-яз без репетиторов, только с моими уроками. Ну да, я не была к ним добра и не разводила сюси-пуси. Я выполняла свой долг и… может, ты все-таки чем-то прикроешься?

Габриэль очень выразительно завел глаза.

– Между прочим, это аккумулятор светлой энергии, – сообщил он. – У тебя тоже есть.

Я с ужасом посмотрела на себя и увидела, что тоже полностью обнажена, это во-первых. А во-вторых, грудь, которую однажды назвали двумя таблетками аспирина на доске, превратилась в весьма впечатляющий пятый размер.

– Что это? Верни мне мои плоскодонки обратно! – заорала я, прикрыв грудь руками. – Это что еще за работа такая?!

Габриэль дернул рукой, и мои губы слиплись. Я отчаянно замычала, но расклеить их не получалось.

– Говорю же: это аккумулятор светлой энергии, – терпеливо объяснил Габриэль. – Вернутся к тебе твои плоскодонки, когда ты все израсходуешь. Энергии понадобится много, тут работа как раз для такой, как ты.

Губы наконец-то разлепились, и я спросила:

– И что нужно делать?

Габриэль ослепительно улыбнулся.

– Теперь ты курирующий дух под моим началом. Твой подопечный – Этьен Лефевр. Четырнадцать лет, бастард князя Анри Клемансо. Твоя задача – пробудить в нем магию, пока он жив.

***

Я нахмурилась, обдумывая сказанное.

Курирующий дух это, наверно, что-то вроде ангела-хранителя. В принципе, работа ничем не отличалась от прежней. Учителю с утра до вечера приходится пробуждать в детях что-то полезное, нужное и важное.

Но магия… княжеские бастарды…

– Это какой-то сказочный мир? – спросила я. – Или компьютерная игра?

Я не читала фэнтези и не играла в компьютерные игры. Магия, колдовство, князья – все это звучало дико и нелепо.

– Это множественность обитаемых миров, – ответил Габриэль. – Я не буду тебя сейчас загружать теорией мультивселенной или квантовой механикой, где частица может находиться в нескольких состояниях одновременно. Просто усвой, что есть параллельный мир, а в нем есть магия, которая наполняет людей из владыческих семей.

Ладно. Примем правила игры, все равно деваться некуда.

– И в этом Этьене она не пробудилась?

– Увы. Если бы мальчик нашел свою магию, то отец признал бы его принадлежность к дому Клемансо. А так он пока живет у своей бабки и тетки, и они колотят его смертным боем. Мать умерла при родах, в сыне нет магии, а они так рассчитывали на него, так надеялись, что славно заживут при княжеском дворе. И вот он, дрянь такая, все их мечты переломал.

Угу. Ясно. Видала я таких бабок и теток. В их квартирах тараканы маршируют отрядами, обувь тонет, прилипая к многолетним слоям грязи, а из еды только луковица и три бутылки водки.

Значит, мой подопечный неблагополучный ребенок, который забит так, что не способен вырваться из омута.

– В школу ходит? – спросила я, невольно включившись в решение задачи. Габриэль кивнул.

– Да. Он неглуп, я бы даже сказал, умен. У него все в порядке с точными науками. Иностранные языки идут неплохо, но со скрипом.

– Иностранные языки хорошо идут, когда есть, с кем на них говорить, – сказала я. – А когда это просто упражнения для ума, то тут и заскрипит.

– Поговорить не с кем, это верно, – кивнул Габриэль. – В школе он изгой. Драки, приятные мелочи вроде чернил, вылитых в сумку с книгами, прочие веселые подставы. Все знают, что Этьен сын князя, но без магии он никто. В него плюют все школьные омежки.

Дома бьют. В школе бьют. Пойти некуда, найти опору негде. Из таких вот, несчастных и затюканных, вполне себе вырастают школьные стрелки – боль, которую долго терпишь, перерастает в желание мести, и оно заставляет браться за оружие.

– А папаша что?

– Папаша сказал, что если в парне пробудится магия, то он, разумеется, возьмет его под крыло. А если нет, то нет. Князь не должен привечать всех своих отпрысков.

Понятно. Не нужна родня такая, лучше буду сиротой.

– Если я его курирующий дух, то он может меня видеть? Мы сможем общаться? – спросила я.

Парня было жаль. Я, конечно, была злобной тварью, если верить гимназистам с первого по одиннадцатый класс, но не настолько бесчувственной, как они считали.

– Конечно! – кивнул Габриэль. – Ты сможешь обретать тело для работы в физическом мире. Как и я. Но в очень редких случаях. Тебя может видеть только подопечный.

– А ты кого курируешь, кроме меня? – поинтересовалась я.

– Князя, – ослепительно улыбнулся Габриэль. – Но мои задачи тебя не касаются. Твоя работа – пробудить в мальчике магию. Желательно, боевую, но и целительская подойдет.

Ладно, с видами магии мы еще разберемся.

– Магия это ресурс, верно? – уточнила я и продолжала после утвердительного кивка: – Ресурс не берется из ниоткуда, нужны силы и время, чтобы его сформировать. Он не появится, если в человека плюют без перерыва на обед, выходных и праздников. У него есть убежище?

– Нет, – ответил Габриэль. – Вон, видишь?

И он ударил меня по лицу так, что голова едва не сорвалась с плеч. Уши наполнил звон, перед глазами замелькали пестрые пятна, и я поняла, что уже не болтаюсь в пустоте, когда в нос ударили густые запахи деревенского хлева.

Я обо что-то ударилась коленом, зашипела и схватила первое, что мне попало под руку – какую-то веревку. Проморгалась, увидела, что это и правда веревка, заброшенная на балку, и я так схватила ее, что оторвала.

– Ты кто такая? – спросил испуганный подростковый голосок. – Что за дела…

Я посмотрела вниз и увидела отброшенный криво сколоченный табурет, светловолосого парнишку, который валялся на сене, растерянно глядя на меня, и оборванную петлю у него на шее.

***

Так. Я успела вовремя.

Пацан был высоким, худющим и растрепанным. Карие глаза смотрели на меня с ошарашенным интересом, и я на всякий случай тоже окинула себя быстрым взглядом – не дай Бог, предстану перед ребенком, в чем мать родила.

Но нет. Сейчас на мне было серебристое платье с огромным вырезом. И да, Этьен Лефевр вытаращился именно на мои аккумуляторы энергии. Даже забыл о том, что собирался вешаться.

Отлично.

Я осмотрелась. Мы находились в каком-то вонючем сарае. При этом одежда на Этьене была идеально выстиранной и выглаженной – наверно, школьная. Белая рубашка, темные брюки со стрелками – а парень молодец, держит себя в чистоте в таком-то месте.

– Охренел? – спросила я.

Этьен испуганно заморгал.

– А ты кто вообще? – пролепетал он. Видно, решил, что все-таки умер, и теперь видит ангела.

В некотором смысле так и было.

– Кто, кто… – пробормотала я, выпустила веревку и протянула подопечному руку. – Твой курирующий дух. Давай, поднимайся.

Этьен схватил меня за руку и его пятюня предсказуемо прошла через воздух. Так, значит, обретать физическое тело еще рано.

– Я умер, да? – спросил паренек.

Он и правда выглядел несчастным и забитым. Если бы не это прилипшее к нему выражение вечной жертвы, Этьена можно было бы считать миловидным. Правильные черты лица, высокий рост, густые волосы – в нашей гимназии за ним бегали бы девочки с первого по одиннадцатый класс.

Но за слабаками никто не бегает. Слабаков пинают.

– Скажи мне спасибо, что нет, – ответила я. – И пошли на воздух выйдем, тут воняет.

– Спасибо… – пролепетал Этьен.

Мы вышли из сарая и оказались рядом с такой же избушкой-развалюшкой, но только с двумя окнами. Она вся наклонилась на сторону, уходя в землю, и из нее доносились пьяные голоса.

Все понятно. Не успел повеситься, уже празднуют.

– Твои вещи для учебы, – сказала я. – Книги, тетрадки, сменка. Сможешь их незаметно достать?

Этьен кивнул, но в дом не пошел: в стороне от дома стояла бочка, он сунулся туда и извлек мешок с книгами. Тотчас же из дома донесся пьяный женский голос:

– Этьен, с-сученыш, это ты там шастаешь?

Дверь распахнулась, и во двор вывалилось существо в грязном платье, которое только с большой натяжкой можно было назвать женщиной. Но в волосах у нее был бант, левый глаз заплыл, как у китайского пчеловода, а губы были вымазаны помадой – понятно, у местного алкобомонда эта мадам проходит по графе “Кокетливая”.

– Ты куда намылился, ублюдыш? – поинтересовалась Кокетливая заплетающимся языком, и я приказала:

– Погнали!

Этьену не надо было говорить дважды: мы рванули со двора так, что только пятки засверкали. Алкогольвица что-то орала нам вслед, но мы, разумеется, не оборачивались.

Пролетели по грязной улице с такими же покосившимися домами, вырвались к мосту через речушку, оказались на улице с домами поосновательнее, за крепкими заборами, вылетели к церкви, и тут Этьен остановился и спросил:

– А куда мы бежим?

– Подальше от этих вот, – ответила я. – Ты что, ни разу сбежать не пробовал?

С него сталось бы сказать “нет”, но Этьен кивнул.