Рекса привезли в приют для бродячих животных и посадили в узкую клетку. На тот момент только одна она была свободна. В остальных исходили на злобный лай собаки всех размеров и мастей. Так началась его жизнь в неволе, и продлилась она около полугода.

Ранней весной Рекса вывела на прогулку девочка-волонтер – добрый, милый, сердобольный человечек. До этого его выгуливал раза два в месяц тот самый мордоворот, что заарканил Рекса и привез в приют. С ним пес всегда шел возле ноги и не давал поводов для недовольства. Может, поэтому его в конечном итоге доверили той скромной девочке?

Первые минуты выгула с новой сопровождающей Рекс вел себя смирно, а когда почувствовал, что девичья рука расслабилась, сорвался с поводка и, выбрасывая комья снега из-под задних лап, скрылся в ближайшей подворотне. Почти два месяца он скитался по улицам, добывая себе пропитание на помойках, пока его снова не посадили в клетку.

Поначалу пес испугался, когда эти блестящие, закрученные в спираль ленты закружились, словно играющая с хвостом собака. Странная на вид клетка наполнилась похожим на завывание ветра шумом, яркими вспышками, а потом вдруг исчезла, и Рекс оказался в незнакомом месте.

От неожиданности пес попятился, присел на задние лапы и жалобно заскулил, накрывая морду правой лапой, как будто хотел закрыть глаза и не видеть ничего вокруг. Правда, он довольно быстро опомнился. После всех выпавших на его долю испытаний не пристало бояться чего бы то ни было и скулить, как трусливый щенок.

Рекс встал на все четыре лапы и, наклоняя голову то на один, то на другой бок, с интересом начал изучать незнакомую местность. Черные полоски бровей изогнулись полукругом над горящими любопытством умными карими глазами. Он не понимал, как тут очутился, но одно знал точно – он в городе. С обеих сторон пустынной улицы высились заброшенные дома. Бетонные громады молчаливо пялились на мохнатого незнакомца темными провалами окон. Рексу казалось, они настороженно изучают его, точно так же, как он изучает их.

Поводя ушами взад и вперед, пес слушал звуки странного города, но напряженный до предела слух улавливал лишь шелест листвы на деревьях, шорох придорожной травы да едва различимое карканье. Далеко отсюда пять крохотных черных точек медленно кружили в блеклом матово-белом небе.

Мокрый нос беспрестанно шевелился. Смесь запахов пыли, бетона, асфальта и буйно растущей зелени кружила голову. Рекс чихнул и побрел по незнакомой улице. Сначала неуверенно, он все быстрее перебирал лапами, а потом и вовсе помчался во весь опор. Выбежал на перекресток и остановился. Колтуны свалянной в клочки грязной шерсти вздымались и опадали на худых боках в такт тяжелому дыханию. Алый язык вывалился из пасти. Желтоватая слюна текла по его изогнутой желобком шероховатой поверхности. Свисая с широкого, как лопата, кончика тягучими нитями, тяжелыми каплями плюхалась рядом с когтями крупных, не соответствующих костлявому телу, передних лап.

Рекс посмотрел по сторонам. Он не знал, куда пойти. Темные ленты дорог разбегались от перекрестка по разным направлениям, но неизменно исчезали в густо-зеленых зарослях, над которыми головами каменных истуканов высились верхние этажи панельных многоэтажек.

Внезапно обвислые уши Рекса встали торчком: в привычный уже шумовой фон вклинились новые звуки. Пес повернул голову в сторону, откуда они доносились, и замер.

Спустя немного времени кусты с правой обочины дороги затряслись. Усеянные мелкой зеленью ветки разошлись, как занавес в театре, и на разбитый трещинами асфальт вышли шесть бездомных собак.

Шкура на вытянутой в длину морде Рекса пошла складками. Верхняя губа натянулась и приподнялась вверх, оголяя влажно блестящие желтые клыки. Рекс глухо зарычал.

Крупный поджарый кобель с розовыми пятнами лишая на рыжеватой шкуре, по-видимому, был у этих собак за вожака. Он первым двинулся к Рексу, скаля зубы и сердито рыча в ответ. Стая последовала за ним. Медленно переставляя лапы, собаки окружали чужака.

Мышцы худющего тела напряглись. Рекс слегка присел на задние лапы, готовясь драться до последнего. Он понимал: стоит броситься наутек, бродячая стая догонит его и разорвет в клочья.

До начала кровавой схватки оставались считаные мгновения, как вдруг между Рексом и собаками появилось крохотное светло-серое облачко и начало быстро расти в размерах. Внутри него образовалось отверстие, в котором пес увидел выпуклые прутья знакомой клетки-яйца. За ними стремительно вращались спирально закрученные блестящие ленты. Рекс понял – это его единственный шанс остаться в живых и, не раздумывая, прыгнул в облако.

– Ура, Владимир Александрович! Получилось! Это успех!

Черноволосый мужчина средних лет схватил затянутую в перчатку руку профессора Воронцова, когда в клетке, словно из воздуха, появился Рекс. Оба ученых стояли перед работающей темпоральной камерой и внимательно следили за ходом эксперимента. Появление живого и здорового пса внутри клетки стало для старшего научного сотрудника неожиданностью, потому он так бурно отреагировал. До этого все эксперименты заканчивались трагически для четвероногих испытателей. Они или не возвращались вовсе, или оказывались в клетке в виде окровавленных, бесформенных кусков мяса. Причем первые мгновения, когда повторно открывалось окно в пространственно-временной тоннель, с собаками все было в порядке, но потом что-то происходило и бедняг разрывало на части. Прошлое как будто четвертовало их в наказание за то, что они посмели нарушить естественный ход времени.

Видя столь бурное проявление чувств старшим как по возрасту, так и по должности коллегой, двое молодых лаборантов переглянулись. Один из них тряхнул рыжей шевелюрой, озорно подмигнул другому, с нависающей над оттопыренными ушами шапкой светлых волос, и кивком показал на парочку возле темпоральной камеры. Дескать, смотри, что сейчас будет.

Второй лаборант недавно появился в профессорской команде и многого пока не знал. Помимо торчащих в стороны ушей, природа наградила его длинными, невероятно подвижными пальцами. Он мог бы стать неплохим музыкантом, но еще в раннем возрасте страсть к науке победила в нем любовь к искусству, а когда он начал брать призовые места на школьных олимпиадах по математике, информатике и физике, то и вовсе охладел к музыке. Профессор Воронцов заприметил подающего надежды студента на пятом курсе физтеха МГУ, когда читал лекции в качестве приглашенного преподавателя, и предложил стать частью его команды после окончания вуза. Естественно, это предложение было принято с большим энтузиазмом.

Рыжий добровольно взял шефство над новичком и, по мере сил, вводил в курс дела не только касательно работы, но и всего, что было так или иначе связано с лабораторией и ее научным руководителем. Он неспроста дал знак приятелю. Профессор не приветствовал панибратства, сам соблюдал определенную дистанцию в отношениях с подчиненными и того же требовал от них.

Старший научный сотрудник поднял глаза на Владимира Александровича, пересекся с ним взглядом и осознал, что переступил незримую черту. Зрачки за выпуклыми стеклами очков испуганно расширились. Он хотел выпустить профессорскую руку, но твердые, как камень, пальцы сжали его ладонь.

– Вы правы, Игорь, это успех, – пророкотал профессор и засмеялся.

Рекс как будто понял, что говорят о нем. Лаборатория наполнилась радостным лаем.

Ассистенты снова переглянулись. Лопоухий слегка вытянул шею вперед и округлил глаза, словно спрашивая: ну и где обещанное тобой? В ответ рыжий смущенно приоткрыл рот и виновато пожал плечами: мол, сам не понимаю, что происходит. Оба стояли спиной к занавешенному вертикальными жалюзи окну и находились поодаль от темпоральной камеры. Профессор и старший научный сотрудник не видели молчаливую беседу лаборантов, а Рексу было все равно. Он радовался, что так легко избежал кровавой схватки, и счастье рвалось из него на волю звонким, заливистым лаем.

Владимир Александрович окинул пса добродушным взглядом и посмотрел на помощника. Улыбка исчезла с его лица. Оно вновь стало серьезным, глубже прорезались морщины на лбу, в уголках глаз и на чуть впалых щеках.

– И все же, Игорь, эксперимент необходимо повторить, – строго произнес Воронцов. – Появление пса в камере могло стать результатом удачного совпадения случайных факторов, а мы должны быть уверены в безопасности путешествий во времени. Будьте добры, дайте нашему подопытному колбасы.

Игорь направился к стоящему в углу лаборатории холодильнику, достал из него наполовину початый батон вареной колбасы и отрезал небольшой кусочек.

– Ну что вы как от сердца отрываете? – поморщился Владимир Александрович. – Не жалейте, режьте больше. Если повторный эксперимент окажется не столь удачным, пес хотя бы умрет счастливым.

Помощник профессора отрезал толстенный ломоть, убрал остатки колбасы в холодильник, вернулся к темпоральной камере и бросил угощение в клетку. Рекс махом слопал аппетитный кусок и, помахивая правой лапой перед собой, жалобно заскулил.

– Хватит тебе, – с улыбкой сказал Воронцов. – Вернешься, снова получишь.

Рекс как будто понял его слова, сел на задние лапы и, свесив голову набок, высунул язык. Со стороны казалось, он улыбается в предвкушении новой порции вкусняшки.

– Ну что, попробуем снова? – Профессор скользнул взглядом по квадратному лицу Игоря и посмотрел на лаборантов: – Куда на этот раз пошлем нашего естествоиспытателя? Называйте любое место и дату.

– А пусть он отправится в Воркуту двадцатого января две тыщи восьмого, – предложил рыжий.

– Хорошо. – Профессор защелкал кнопками панели управления. Компьютер определил координаты по набранному ученым названию города. На дисплее высветилось цифровое значение широты и долготы места. – А почему именно этот день? У вас с ним связаны особые воспоминания? – поинтересовался Владимир Александрович, вводя дату в расположенное под координатами поле.

– Никаких. Насколько я знаю, новорожденные не помнят, как появились на свет.

– Ах, вот оно что! Хотите отправить пса в день вашего рождения? Ну что ж, пусть будет так, молодой человек.

Воронцов запустил установку. Спиральные зеркала завращались вокруг вертикальной оси, постепенно набирая обороты. Когда они превратились в гудящие, как ветер в печной трубе, сверкающие столбы, с установленных в промежутках между ними электродов сорвались молнии и ударили в похожую на яйцо клетку. Темпоральная камера засверкала алмазным блеском трескучих электрических разрядов. В тот же миг пес исчез из виду и снова появился внутри работающей установки ровно через две минуты. Весь в ярко-желтой пыльце и застрявших в колтунах шерсти сухих веточках чернобыльника, он терпко пах полынью, хотя, по идее, ему следовало быть в снегу и пахнуть характерной смесью запахов мороза и мокрой собачьей шерсти.

– Ничего не понимаю. – Владимир Александрович изумленно уставился на лающего в ожидании колбасы Рекса. – Я отправил его в разгар зимы, а он как будто с югов вернулся.

– Может, вы не те координаты ввели? – предположил рыжий и втянул голову в плечи под сердитым профессорским взглядом.

– В отличие от вас, юноша, я никогда не ошибаюсь, ибо внимательно отношусь к работе, – отчеканил Владимир Александрович. – Но вы можете меня проверить. – Он отошел в сторону от панели управления и показал на нее обеими руками: – Что вы там замерли? Прошу.

Веснушки на щеках рыжего скрылись под слоем густого румянца.

– Не надо, профессор, я вам верю. Ой, простите, я не это хотел сказать, – невнятно промямлил лаборант и еще больше налился краской стыда. Теперь он выглядел как помидор. Даже уши горели пунцовым огнем.

– Ну уж нет, юноша, раз выдвинули гипотезу, извольте доказать ее или опровергнуть. Это основное правило ученого. Наша работа в том и состоит, чтобы делать предположения и проверять их на практике. Что вы там мнетесь с ноги на ногу, как красна девица? Смелее! Или я вас уволю. Мне нужны ученые, а не инфантильные мальчишки.

Угроза возымела действие. Медленно шаркая подошвами кроссовок по шершавой поверхности керамогранита, лаборант приблизился к профессору и встал перед панелью управления.