На том и порешили. К сожалению, мои рабочие терминалы за пределами корабля не работали – обшивка мешала, а выводить отдельный канал связи под них конструкторы не стали. И это очень разумно: большинство поломок можно исправить изнутри, а внешние работы такого пристального контроля не требуют. Я и сейчас прекрасно обошлась бы без брата, но требовалось его чем‑то занять, чтобы не путался под ногами. Потому что, если на нас вдруг в самом деле нападут бандиты, особой пользы от него все равно не будет – он же не взвод спецназа, правда?! – а так он хотя бы перестанет лезть под руку и даже получит возможность действительно облегчить мне работу.

Еще оставался, конечно, риск встречи с местными неразумными обитателями, от которых Ванька как сторонний наблюдатель мог бы меня предостеречь, но тут я предпочла довериться везению. С мелкого станется еще раз пошутить, я с перепугу что‑нибудь сломаю, и привет. Нет, вряд ли он решит развлечься подобным образом в сложившейся ситуации, но мне спокойней в одиночестве.

И я приступила к работе.

…Когда мы сели – или, вернее, рухнули – в лес, местное светило находилось около точки зенита, а сейчас, когда я уже заканчивала с обшивкой, мурлыча себе под нос песенку, ощутимо вечерело. Гибкие ветви свободно стоящих раскидистых огромных деревьев, между которыми корабль казался игрушечным, давно уже расправились, закрыв небо – от нас, и нас – от него. Анализатор среды – широкий браслет, плотно обхватывающий руку, – ровно светился зеленым, поэтому дыхательный фильтр лежал в кармане, а я наслаждалась запахами леса. Здесь воздух был тяжеловатый, теплый, влажный, пахло прелостью и сыростью, но все равно приятно. Наверное, если бы не термобелье под комбинезоном, мне стало бы жарко или душно, а так я могла работать в свое удовольствие.

За мужчин я не слишком‑то волновалась. До цели им несколько часов лету, а некоторое время назад дядя прислал Ваньке сообщение, что они уже выдвигаются в обратный путь. Подробностей он не сообщил, но, надо думать, все неплохо, если он вообще рискнул воспользоваться связью.

Оставалось около получаса работы, когда общее благостное настроение и уютное спокойствие лесной тишины нарушились. Я долго не могла понять, в чем проблема и что не так. Никаких тревожных звуков не раздавалось, на дурное предчувствие это не походило, на какие‑то более низменные проявления вроде усталости – тоже.

Но потом все‑таки сумела сформулировать, что меня тревожило. Это было ощущение чьего‑то пристального взгляда. Не враждебно‑агрессивного, а… как будто ты делаешь что‑то сложное и важное, а у тебя над душой стоит зевака, с любопытством ловящий взглядом каждое движение. И вроде вреда от него никакого нет, но раздражает.

Поскольку появление подобных наблюдателей казалось, мягко говоря, неожиданным и нежелательным, я испуганно встрепенулась и заозиралась. Я висела в воздухе на высоте чуть меньше десятка метров сбоку от корабля, поэтому обзор был неплохой. Только как я ни вглядывалась в зеленоватый сумрак, никого и ничего разглядеть не сумела, кроме какой‑то мелкой живности в ветвях. Даже крупных животных поблизости не увидела. Я вообще не помнила, чтобы в описании фауны планеты присутствовал кто‑то крупнее средней собаки. Пожав плечами и поморщившись – наверное, мерещится всякое от усталости – вернулась обратно к неоконченной работе. И зацепилась взглядом за посторонний объект, висящий буквально в паре метров от меня, над заплаткой. Вернее, начинавшийся там – все остальное располагалось несколько выше и дальше.

Я пару секунд в полном шоке разглядывала представшее передо мной видение, а потом не придумала ничего другого, кроме как с визгом шарахнуться назад, запустив в зверюгу тем, что было в руке – «сварочным» аппаратом, на молекулярном уровне позволявшим скрепить края заплатки с обшивкой корабля. Получилось метко, прямо в морду. Животное обиженно взвизгнуло в ответ, по‑волчьи выщерило на меня большие плоские желтые зубы и припустило прочь во все крылья.

А я набрала в грудь побольше воздуха и проводила беглеца еще одним переливчатым воплем. И хотелось бы сказать, что это был победный клич, только орала я отнюдь не от радости.

Через пару мгновений – я все еще висела на месте, пытаясь перевести дыхание и взять себя в руки, – из корабля буквально выкатился брат с какой‑то тяжелой штукой наперевес. Правда, найдя меня взглядом, он замер на нижней ступеньке трапа. Взгляд из испуганно‑злого стал растерянным.

– Аленка, ты чего орешь? – хмуро уточнил он, снизу вверх глядя на меня и опуская свое оружие. – Я уж решил, тебя тут убивают.

– Ва‑ань, – сипло выдохнула я, пикируя к нему, цепляясь за его локоть и затравленно озираясь. – Я сейчас такое видела! Вань, у меня не глюки, правда? Я в него «кочергой» запустила и даже попала! Вань, я с ума схожу, да?!

– Да погоди ты; ну мало ли кто тут водится, – отмахнулся братец. Сделал последний шаг на землю и двинулся к тому месту, над которым я пару секунд назад висела.

В невысокой желтоватой местной траве, в паре метров в стороне, белел корпус сварочного аппарата, который все по привычке называли «кочергой» (кажется, за внешнее сходство, я смутно помнила, что означало это слово), и никто уже не знал заводского названия. Я все это время продолжала цепляться за локоть Ваньки и испуганно поглядывать на небо. Зечики с ним, что он моложе меня и даже почти мальчишка, зато он высокий и крепкий, и у него гарантированно полный порядок с головой, а вот за себя я уже не была уверена.

Переложив в левую руку свое оружие, при ближайшем рассмотрении оказавшееся обыкновенной гантелей, брат стряхнул меня с локтя и присел на корточки, чтобы подобрать «орудие возмездия». Только когда Иван выпрямился, я все равно снова ухватилась за него: так определенно спокойнее.

– И кого ты так приголубила? – полюбопытствовал он, разглядывая кочергу. На светлом шершавом пластике отчетливо выделялись мелкие красные брызги.

– Вань, ты мне не поверишь, но это пегас, – потерянно пробормотала я. Кровь явно свидетельствовала о том, что это не галлюцинация. А жалко; я бы предпочла вариант с трещиной в собственной коре. В него определенно легче поверить.

– Тебе с перепугу и динозавр трехголовый привидеться мог, – пренебрежительно фыркнул брат. – Ну подумаешь, птичка какая‑то полюбопытствовала…

– Вань, это была лошадь с крыльями! – Я нервно всплеснула руками, чувствуя, что нахожусь уже на грани истерики. – Здоровенная белая лошадь вот с такой головой, – я показала руками, какой именно, – и крыльями! Белыми, в перьях!!!

– А перья ты сосчитала, когда пыталась сбить его звуковой волной? – ехидно, почти идеально скопировав Василича, уточнил братец. – Аленк, ну мало ли на кого инопланетная зверюга похожа!

– Вань, оно на меня рычало, и зубы у него были лошадиные! – возмутилась я.

– Она и зубы уже рассмотрела, – скептически хмыкнул брат. – Что ты паникуешь? Пойдем попросим маму Аду сделать анализ, она тебе сразу скажет, что никакой это не пегас, просто местная любопытная зверушка. Ну, может, внешне похожая.

– Да, действительно, – пробормотала я, покорно плетясь за Ванькой и на ходу пытаясь взять себя в руки. – Подумаешь, ну, похоже… Не глюк же, раз кровь есть! И лошади ведь не рычат, да? И летать такая туша на таких маленьких крылышках не может, так что, наверное, она просто пустая внутри. И никакая не лошадь. Жалко, внешние обзорные камеры не работают, можно было бы его разглядеть…

– С возвращением, – насмешливо поприветствовал он мое воссоединение со здравым смыслом. И проговорил, открывая дверь камбуза: – Мама Ада, тут Аленка какую‑то местную зверюгу покалечила; давай глянем, что за тварь?

– За что ж ты ее так, голубушка? – участливо поинтересовалась та в ответ, на что братец пакостно захихикал, а я праведно возмутилась:

– А что она лезет мне в лицо?! Здоровенная дура!

– Ага, шлямба глухая, – насмешливо поддержал Ванька.

– Не глухая, а заглохлая! – возразила я. – Глухая – это ты. Учи матчасть!

– А заглохлая тогда кто? – уточнил он.

– Заглохлая шлямба – это такая деталь. Если ее расклинить, все сразу станет хорошо и перестанет ломаться.

– Где станет хорошо? – полюбопытствовала Ада, вслед за которой мы шли в медотсек.

Эта фраза про «заглохлую шлямбу» была нежно любима дедом Ефимом, от него я ее и подцепила. Употреблял он ее нечасто и в основном по делу, так что остальные нахвататься не успели, а мне выражение понравилось и прижилось.

– Везде, – туманно отозвалась я. – На всех слоях мироздания.

Стараниями тети рабочий кабинет бортового врача был оснащен не то чтобы по последнему слову техники, но очень достойно, особенно для маленького частного грузовика. Наша хозяйка проявляла склонность к разумной перестраховке и старалась приготовиться к любой напасти, что уж говорить об элементарных исследованиях.

Анализ вещества, предположительно являвшегося кровью, много времени не занял; современное оборудование делает подобные вещи за считаные минуты. Правда, ознакомившись с его результатами, тетя Ада укоризненно уставилась на нас и сокрушенно качнула головой.

– Дети‑дети, как же вам не стыдно?

– За что стыдно? – растерянно уточнила я. – Это не кровь?

– Где же вы, охламоны, лошадиную кровь‑то достали? Никак пищевой синтезатор перенастроили. Ох, тоже мне, нашли время шутки шутить!

– Лошадиную?! – вытаращился на нее Ваня, потом подозрительно покосился на меня. – Аленк, ты прикалываешься, что ли?

– Лошадиную, – кивком подтвердила тетя. – Алечка, деточка, ну от тебя я такого точно не ожидала. Ладно мужчины… Ты что, таким образом мечтала обрести принца на белом коне? Посредством пищевого синтезатора?

– А я тебе говорила, что это был пегас! – заявила я, наставив на брата указательный палец. – А ты мне не верил!

– Алечка, родная, какой пегас? – укоризненно протянула Ада. – Говорю же, обыкновенная лошадь, белая. То есть конь. Самец. Насколько могу судить, вполне здоровый.

– Вот, Аленка! К тебе настоящий жеребец подкатывал, а ты его кочергой по морде! – заржал братец.

– Теть Ада, как же обыкновенный, когда он крыльями махал? – жалобно протянула я, проигнорировав зубоскала. – И, кстати, рычал на меня! И висел в воздухе на высоте десяти метров!

– Не знаю, чем он там махал, этот ваш жеребец, и какие звуки издавал, да только это была обыкновенная лошадь. И если вы не дурачитесь, мне страшно интересно, каким образом обыкновенная земная лошадь вдруг очутилась на другой планете. А уж прилепить декоративные крылышки поверх индивидуального подъемника можно даже мне, – неторопливо выключая и убирая оборудование, проговорила женщина.

– Почему сразу подъемника? – пробормотала я смущенно. Такой простой вариант мне в голову почему‑то не пришел, хотя я и не представляла, каким еще образом такая здоровенная туша может держаться в воздухе.

– То есть ты таки настаиваешь, что оно летало своим ходом? – с легкой иронией поинтересовалась тетя. – Алечка, ты же инженер, подумай сама. Даже если бы оно весило много меньше лошади и могло оторваться от земли – птички не умеют зависать на одном месте.

– Ну почему? А колибри? – обреченно и уже из чистого упрямства возразила я.

Тетя Ада ответила сочувственной понимающей улыбкой.

– Ага, колибри с лошадь размером, – хохотнул брат. – О! Наши приехали! – вдруг сообщил он.

Видимо, бик, красовавшийся на лохматой голове братца, был сейчас подключен к внутренним системам корабля. Лошадь с крыльями временно забыли за насущными делами: мы дружно ринулись навстречу путешественникам.

– Все в порядке? – Вопрос прозвучал одновременно с обеих сторон открывшейся двери внутреннего шлюза. После чего мы все, пересчитав друг друга взглядами, дружно облегченно выдохнули, хотя принимающая сторона тут же напряглась. Недостачи не обнаружилось, зато разведчики привели гостя.

Напряглись для порядка: на грозного пирата пожилой худощавый, интеллигентного вида мужчина не походил и вообще выглядел совершенно безобидно. Он молчал и разглядывал нас с умиротворенной улыбкой. Гость был одет в странный белый комбинезон, разукрашенный непонятными пиктограммами на груди, плечах и вокруг предплечий.

– Доброго вечера, сударь, – первой опомнилась тетя, а потом и мы с Ванькой выдали свое синхронное «здрасьте».