Нет, пока, слава богу, ничего не проявлялось. Сын рос обычным крохой. Однако тревога не отпускала. Она прорывалась и днем, когда Данилов возвращался с работы и с беспокойством вглядывался в личико сына. Врывалась в подсознание ночью, когда малыш в его снах вдруг начинал угадывать в колоде закрытые карты или решать тригонометрические уравнения – и это становилось для него, для отца, мучительной тяготой. Он на мгновение просыпался, произносил, как мантру, короткую молитву – и снова засыпал, и видел сны о другом; однако подспудное волнение все равно длилось.

Рядом, разметавшись большим обнаженным телом, спала Варя. Ее сон под утро тоже был неглубок, она прислушивалась к сопению (через «радионяню») малыша. А еще невольно ей вспоминалось, как вчера в штаб-квартире КОМКОНа Петренко вызвал, чтобы познакомить с ней, двух новых офицеров – они поступили на службу в комиссию после ее увольнения, и она их никогда раньше не видывала.

Оба прибыли в кабинет Петренко – в гражданском, как водится. Первый – капитан Вежнев, Антон. Лет тридцати пяти и, боже, какой красивый! Лицо как у Петренко, словно из фильма о римских гладиаторах, – только полковник роста совсем невысокого и, что там говорить, немолодой, а этот высоченный, с голубыми глазами, длинными ресницами. И с атлетической фигурой, которую не скрывало легкомысленное поло. Он при знакомстве задержал Варину руку в своей и осмотрел ее откровенно раздевающим взглядом. От подобного мужского внимания она за последние два года после увольнения совершенно отвыкла – все с Даниловым да с Даниловым.

Алеша, конечно, очень хороший: умный, добрый, амбициозный, заботливый – но красота не самая сильная его сторона. Вдобавок скажем прямо: каждая девушка, и Варя тоже, нуждается в подобном неприкрытом восхищении эдакого полубога. И она в тот момент как-то сразу почувствовала себя в большей степени женщиной, чем минуту назад: осознала, как она хороша в своем открытом сарафане с мощными плечами и руками и прочими богатствами, способными ослепить любого мужчину.

Ничего, разумеется, в петренковском начальственном кабинете, кроме этих первых взглядов, не последовало. Просто сухой и скупой разговор о деле. Обменялись номерами телефонов. Договорились держать связь. Разве что на прощание капитан Вежнев опять дольше обычного задержал ее руку в своей ладони. И она в ответ не стала демонстрировать при пожатии собственную силушку бывшей чемпионки Москвы по гребле и мастера спорта, притворилась мягкой и робкой девочкой.

Но, кроме красавчика, в кабинет к полковнику был вызван другой офицер комиссии – старший лейтенант Любовь Андриянова. Девушка оказалась одета, в противовес Варе и Вежневу, в летний, льняной, но строгий деловой костюм. Лет тридцати, маленькая, черненькая, хорошенькая. Она тоже, как капитан, схватывала все на лету, и в какой-то момент Кононова ощутила дикий укол ревности: «Вот, я ушла со службы, однако свято место пусто не бывает, и теперь эта фря крутится рядом с Петренко и красавцем Вежневым и решает важные вопросы государственного значения, секретные расследования ведет. А я выброшена из большой жизни, поставлена на каждодневное обслуживание ребеночка и мужа».

Сейчас, в полусне, у Вари снова повторялся эпизод знакомства с Вежневым. Она любила Данилова и никогда за двенадцать лет, что они прожили вместе, даже в мыслях не изменяла ему – но над снами мы не вольны, да и видение ей демонстрировали самое что ни на есть целомудренное: капитан снова глядит на нее глубоким взглядом и задерживает свою руку в ее.

А потом, как всегда рано, проснулся Сенечка, началась возня: менять подгузник, кормить, поить. Засобирался на работу Данилов. Очарование сна было быстро утеряно, да и верила Варя: увиделись они с капитаном первый и последний раз.

Найти новых чужих (или иных, или странных) – замечательная идея. Только как она сможет Петренко в этом помочь? У нее кругозор и оперативный простор ограничены единственным окошком в мир: компьютером и Интернетом.

А даже если она отыщет хоть что-нибудь – будет докладывать лично Петренко. Капитан-красавец с опытом службы в КОМКОНе полтора года – явно не тот уровень, чтоб она с ним советовалась, да простят ее боги за высокомерие.

Алеша уехал на работу, в свой офис, где вел каждодневный прием. Он начинал поздно: в одиннадцать, в двенадцать – в зависимости от того, кто из пациентов сумел убедить девочек на ресепшене, ведающих записью, что его, клиента, случай требует немедленной консультации у экстрасенса.

А Варю поглотила рутина: опять покормить Сеньку и отправиться с ним гулять.

Жили они почти что в центре Москвы, недалеко от Садового – поэтому мест для прогулок имелось немного. Двор их огромного восьмиподъездного, двенадцатиэтажного дома был, правда, зеленым, и небольшой садик в нем имелся. Порой гуляли там. Но чаще отправлялись с Сенечкой в Делегатский парк. Вот и сейчас Варя снарядила прогулочную коляску, и пошли.

Они не раз обсуждали с Даниловым, что пребывание в городе неполезно для малыша. Но какие оставались варианты? Дача ее родителей? Да, там огромный зеленый участок и кругом леса, только с удобствами негусто, выкупать малыша – проблема. Да и не сможет Данилов по вечерам к ним из города приезжать, а потом каждое утро на работу в пробках по Щелковскому шоссе тащиться. А без него ей там будет и тяжело, и скучно, и страшно.

Рассматривали другой вариант: снять коттедж с удобствами. Но этим, как оказалось, надо было озабочиваться в конце зимы, в начале весны – к лету, когда они спохватились, все пристойные варианты оказались разобраны. Вот лопухи!

Вот потому-то пока приходилось в Делегатском парке прогуливаться, дышать пыльной листвой.

Пока шли от дома к парку, Сеня поспал.

А не успели прийти – явление: прямо перед Варей возник капитан Вежнев из вчерашней встречи в КОМКОНе (и сегодняшнего утреннего сна). Улыбается во все тридцать два великолепных белоснежных зуба и делает жест, словно обнять ее хочет.

– Здравствуйте, Варвара Игоревна! Как я рад вас видеть!

А она не слишком-то подготовлена к подобной (да и к любой!) встрече: не накрашена, сарафан самый простецкий, чуть ли не домашний, на ногах босоножки, под ними сильно поиздержавшийся педикюр. Поэтому Кононова легкий тон нового знакомца не поддержала, нахмурилась:

– Как вы здесь оказались?

– Да вот, решил прогуляться по парку. Удивительная встреча, не правда ли?

– Слушайте, в Москве зарегистрировано тринадцать миллионов постоянного населения, не считая приезжих. Не надо делать вид, что вы со мной тут встретились случайно.

– От вас ничего не скроешь! Подлинный глаз-алмаз! – Он поднял обе руки, как бы сдаваясь. – Да, признаюсь: узнал по внутренней базе ваш адрес, сообразил, что вы как раз пойдете со своим замечательным малышом гулять. Очень хотел увидеться, поговорить. Вы на меня чрезвычайно сильное впечатление произвели вчера, Варвара Игоревна. Может, посидим где-нибудь, выпьем кофе?

– Я с ребенком. Гуляю. Вы не видите?

– Может, дома у вас?

– Ваше нахальство становится просто смешным.

– Тогда разрешите составить компанию? Пройтись рядом?

В процессе разговора он прямо-таки пожирал ее глазами – неужто соблазнить, дурачок, хочет?

Хотя столь очевидное мужское внимание, от которого она успела за время декрета отвыкнуть, было, что говорить, приятным.

– Откровенно говоря, я по делу. – Капитан поскучнел и зашагал бок о бок. – Хочу заручиться вашей поддержкой. Вы ведь, Варвара Игоревна, долго в КОМКОНе прослужили, да и по званию выше меня, хоть и в отставке. Я к чему? Эта история, куда нас всех троих, и вас, и меня, и старлея Андриянову тоже, Петренко ввергнул, представляется мне совершенно бесперспективной. Как мы будем искать неизвестно кого неизвестно где? Мало ли что американцы себе навоображали! Они нам что, указ? Почему мы по их наводке должны время и силы терять? Короче, скажу вам, Варя…

«Ого, вот я стала просто Варей, без отчества, такими темпами он к концу разговора на “ты” перейдет».

– …скажу вам, Варя, что я совершенно не собираюсь надрываться на этой теме. Не то чтобы саботировать стану, но и гореть энтузиазмом тоже не буду. И поэтому прошу вашего понимания в данном вопросе.

Кононова пожала плечами. Покойный отец-генерал с самого детства наставлял ее: «Не надо выдавать лишнюю информацию». Потом примерно ту же максиму внушал Петренко. Поэтому она не стала говорить, что ей тоже кажется задание, порученное Вежневу и Андрияновой, странным и бесперспективным. И она, конечно, будет настороже, но вот куда бежать и что делать – представления не имеет.

А тут и Сенечка проснулся. Варя остановилась, наклонилась к нему. Но сыночек не стал выказывать никаких недовольств по поводу того, что сидит пристегнутый, аки космонавт, в своей прогулочной коляске, не просился ни ножками погулять, ни, наоборот, на ручки.

Вошли в парк и остановились в виду длинного, расписанного деревьями бетонного забора и антивандального туалета. На дорожках никого не было, и Кононова разговаривала с Вежневым лицом к лицу. Сенечка тоже во все глаза рассматривал незнакомого высоченного дядю, не капризничал.

В ответ на предложение красавца о «понимании» она высказалась так:

– Смешно, что вам, Антон, понадобилось мое одобрение. Я никто, отставник, зачем вы меня в эту историю впутываете? Я-то вам чем помочь могу – в любом случае, будете вы жилы рвать или нет?

– Вы на меня очень сильное впечатление вчера произвели. Мне всегда такие, как вы, женщины нравились. Красивые, сильные, уверенные в себе, самодостаточные. Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет – это ведь про вас. Поэтому я любыми путями пытаюсь продолжить общение.

– Хватит, Антон! – выкрикнула она. – Вот эту тему давайте оставим. Я замужем, и я счастлива. Поэтому не желаю слышать больше ваших подкатов.

Он горестно вздохнул.

– Разрешите тогда безмолвно вами восхищаться. И у меня имеется предложение: давайте все-таки встретимся. Нет-нет, я не настаиваю на тет-а-тет с вами. Давайте соберемся: вы, я, ваш муж и старлей Люба. Поговорим о том о сем. Познакомимся поближе. В караоке, к примеру, сходим вчетвером?

– Для нас с мужем это совершенно неприемлемо. У нас, как видите, ребенок, – она кивнула на колясочку, – оставить его не с кем.

– Хорошо, мы тогда с Любой Андрияновой к вам домой заявимся. Вы не волнуйтесь, всю еду и выпивку принесем с собой. И посуду за собой помоем.

– Какое-то настораживающее желание с вашей стороны у меня дома оказаться.

– Конечно! Я ведь знаю от Петренко: у вас прекрасная квартира в элитном тихом центре, от отца-генерала – доктора наук досталась. Интересно ж посмотреть, как советские руководители в былые времена жили.

– Ладно, созвонимся как-нибудь.

– Нет, нет. В эту субботу мы с Любой – у вас.

Варю и напор его ошеломил, и мужское постороннее внимание показалось лестным, и вечеринок они много лет не закатывали. Поэтому она, вместо того чтобы резко отсечь наглеца (как умела), пробормотала:

– Я спрошу у мужа, какие у него дела в субботу. Он по выходным у меня работает обычно.

– Для вас, я уверяю, не будет никаких хлопот! Мы все принесем с собой. Умоляю вас.

Он протянул руку:

– До свидания, Варя. Я очень, очень рад, что вы выслушали меня. Я позвоню вам завтра в это же время, мы обсудим детали.

Вежнев поклонился, развернулся и пошел к выходу из парка.

И тут сразу захныкал, закапризничал Сенечка. Она взяла его на ручки – но нет, он просился гулять своими ногами. Варя протянула ему руку, он уцепился за палец и потопал.

Вежнев и его визит произвели странное, мутное впечатление – будто встречаешься с каким-то мошенником или делягой. Если б не изначальное знакомство в недрах КОМКОНа, она б его и слушать не стала. Но при этом капитан обладал даром убеждения – вероятно, специально готовился по жизни входить в доверие, немудрено для сотрудника спецслужбы. Пятнадцать минут назад она и помыслить не могла, что будет принимать у себя дома сослуживцев, – а теперь ей вдруг показалось это разумным, приятным и правильным.

«Заодно Данилова попрошу, пусть он при встрече гостей наших при помощи своих способностей прокачает».