– Покажите мне комнату Лены, – попросила она у матери девочки. И пошла за Ириной, состроив неопределенную гримасу в ответ на выразительный взгляд Григория. Тому хотелось покинуть этот дом. У него не было вопросов, и делать здесь тоже было нечего.

Кира и Ирина постояли на пороге темной из-за закрытых плотных портьер комнаты. Потом Ирина прошла вперед и одну за другой открыла шторы. Пространство все еще хранило прохладу, нагнанную кондиционером, хотя через высокие окна в комнату сразу полились свет и тепло. Отгороженная непроницаемым прозрачным барьером стекла, перед глазами заструилась лента реки.

– Вы сюда не заходили? – уточнила Кира.

– Лена не любила, когда нарушают ее уединение.

Кира медленно пошла по комнате, остановилась у письменного стола, открыла ящики, рассмотрела стеллаж с книгами, заглянула в шкаф с одеждой.

– Лена часто носила эти платья? – Кира провела рукой по светлым подолам, висевшим в стороне.

– Последнее время совсем не носила. Сейчас такая мода непонятная. Мальчика от девочки не всегда отличить можно. Все в одинаковых широких штанах, безразмерных кофтах, в кроссовках, – лепетала Ирина, и ее глаза бегали по комнате дочери. – Я думала, это возраст у нее такой. За жизнь еще сто раз поменяет платья на брюки, кроссовки на туфли.

– А «последнее время» давно началось? – уточнила специалист по психопатологии.

– Два года примерно. Чуть больше. – Взгляд Ирины сделался обеспокоенным. Она уставилась на Киру изумленными покрасневшими глазами, как будто Кира сказала ей что-то ужасное.

– Еще что-то поменялось тогда? – Кира выдержала взгляд женщины. Сочувствующе улыбнулась. Покивала.

В сознании матери, потерявшей дочь, что-то происходило. Выражения лица сменяли друг друга, не задерживаясь. Она по очереди сжимала пальцы на руках.

– Здесь что-то висело? – Кира указала на тонкие веревочки, свисающие с потолка.

– Модели самолетов. Лена сама склеивала. Мы ей заказывали специально и привозили из-за границы… такие наборы. Она конструктором хотела стать. Потом передумала.

– Давно сняла?

Ирина молча уставилась на Киру. Не моргала.

– В комнате совсем нет фотографий. У Лены было много друзей? А какие они? Она вас с ними знакомила?

– Да, Марина и Аня, они учатся вместе. Раньше хорошо дружили и даже ночевали друг у друга. Родителей Марины я знаю. Хорошая семья. Но последнее время… – Ирина замолчала, потом с трудом продолжила: – Сейчас они почти не общаются. А ее новых друзей я не знаю… Видела девушку одну…

– Ирина, Лена была близка с отцом? Их можно назвать друзьями? Или больше отец и дочь?

– Андрей любил Лену. У них очень хорошие отношения…

– Вы отдыхали всей семьей? Часто?

От каждого нового вопроса Вергасовой плечи Ирины сникали все ниже. Когда Кира обернулась, женщина стала походить на сутулую старушку.

– Вы завтракаете и ужинаете вместе? Всей семьей? Утром и вечером за одним столом? – спрашивала Кира и, не дождавшись ответа, продолжала: – Ирина, вам наверняка что-то казалось странным. Даже если вы не обратили на это внимание, не посчитали важным. Подумайте, вспомните, скорее всего, у вас были какие-то подозрения. Обычно мы чувствуем малейшие изменения в поведении близких, даже просто в настроении, но не хотим или боимся замечать и понимать, что происходит. Разговаривать по душам тяжело, не всегда на это есть время. Современный ритм жизни не располагает к долгим откровенным беседам. Мы заняты своими делами и заботами. К самоубийству Лену что-то подтолкнуло. Возможно, привело напрямую. Доведение до самоубийства почти невозможно доказать, но причину выяснить не так трудно. Лена стала отрицать в себе женственность, – Кира указала на шкаф с одеждой, потом на пустой туалетный столик. – Что-то произошло, и она начала испытывать стыд, считать себя недостойной… – Кира осторожно подбирала слова, – светлого будущего, своего будущего. Она отказалась от мечты. Или закрыла для себя путь к ее осуществлению. Она недавно сбегала из дома. Почему?

Специалист по психопатологии видела: женщина ее не слышит. Ирина кивала рассеянно, невпопад, отражение панического состояния в глазах сменилось отрешенностью. Глубокая складка расчертила лоб, уголки губ подрагивали, а на шее пульсировала жилка. Ирина Золоторева о чем-то лихорадочно думала, на что-то решалась.

– Мы побеседуем с ее подругами. Если вы вдруг что-то вспомните… – проговорила Кира, так и не дождавшись ответов. Она спустилась вниз в гостиную, оставив женщину со своими мыслями наедине.

– Может быть, это какая-то секта? Кто-то специально заставляет подростков прыгать с многоэтажек? – Андрей казался спокойным и даже довольным. Кира уперлась в сплетенные на животе пальцы, отметила ритмичное понимающее покачивание головой. – Некоторое время назад Лена очень изменилась. Возможно, попала под чье-то влияние.

Специалист по психопатологии тяжело выдохнула и закусила губу. Она не верила своим глазам.

– Вы удивительно быстро взяли себя в руки. Как хорошо вы владеете собой! – Кира восхищенно хлопала глазами. – Наверное, профессиональная привычка? Или давно готовились к такому исходу и не очень удивлены? Смирились? Вы не испытываете гнева от мысли, что кто-то подтолкнул вашу дочь к самоубийству. И горя не испытываете. Даже довольны собой.

Возникла пауза, Андрей не моргая смотрел на девушку.

– Как это не испытываю? Я только что потерял дочь. Но жизни других подростков стоят под угрозой. Да как вы смеете!

– Поздно! – отмахнулась Вергасова. – Сначала следовало возмутиться моей нетактичностью: «да как я смею!»… А потом рассказывать про ответственность. Что-то произошло между вами и Леной? Почему она сбежала из дома? – Кира давила, не делая пауз, не давая подумать. – Она выбежала из дома с целью покончить с собой. Оделась в теплый флисовый костюм, потому что не осознавала, что делает. Добежала только до ближайшей многоэтажки, хотя уже у следующего дома открыт доступ на крышу, и она это знала. Потому что бывала там. У нее есть фотографии оттуда. То есть ей было все равно откуда прыгать, лишь бы быстрее покончить с жизнью. Это порыв, не осознанное решение. Взвинченной и отчаявшейся она прибежала из дома. И что же произошло дома?

Кира видела, что реакция гнева и возмущения хозяина дома замедленна. Андрей Золоторев испытывал страх, ужас и нервно поглядывал на Самбурова. Он что, боится осуждения подполковника? За что? Додумать Кира не успела.

– Ты! Ты! Убил ее! – раздался сзади дребезжащий крик. – Ублюдок!

– Ого! – Кира дернулась в сторону, уходя от наставленного за ее плечом пистолета. Между Андреем и дулом больше никого не осталось.

Оружие в руках Ирины ходило ходуном. Кира предположила бы, что выстрелить женщина не решится. Но уголок сжатых в узкую полоску губ дергался вниз. Красные заплаканные глаза смотрели зло и решительно.

– Ты совсем свихнулась? – Андрей тоже решил, что жена не выстрелит. Он не казался напуганным, скорее испытывал неловкость и презрение. Он вздернул подбородок и смотрел на жену сквозь прищуренные глаза. – Не устраивай спектакль. Чокнутая!

– Да, я совсем свихнулась, если всю жизнь прожила с человеком, который ненавидит меня! – на одном дыхании отчеканила Ирина и громко всхлипнула.

– Ты переоцениваешь себя, – заявил Андрей. – Ненависть еще надо заслужить. Шлюха этого не достойна, скорее уж достойна презрения и брезгливости.

– Каким надо быть уродом, чтобы изнасиловать собственную дочь. Как ты не сдох от одной мысли об этом? Как я не поняла сразу? Леночка, моя девочка… Как я не увидела сразу? Как ты не сдох?

– Ты же не сдохла, называя нагулянного ублюдка моей дочерью. Молодец, хорошо подстроила. Залетела от моего братана и, зная, что он никогда не разведется, принесла в подоле мне. Тест на ДНК ничего не показал… Убери пистолет, он не заряжен. Не позорься перед людьми. Иди прими свои колеса и вырубись где-нибудь.

– Ты изнасиловал несовершеннолетнюю! Свою родную дочь!

– Она сама хотела! Она вся в тебя! Такая же шлюха!

Выстрел громыхнул неожиданно. Спокойствие Андрея вселяло ложную уверенность, что ничего не произойдет. Но женщина выстрелила. Она спокойно смотрела, как на лице мужа появляется выражение удивления, потом страха. По рубашке расползалось бордовое пятно. Потом тело неуклюже повалилось на спинку дивана и на пол. Ирина удовлетворенно поджала губы и отдала пистолет подошедшему подполковнику полиции.

Кира хлопала глазами. Она провела по щеке рукой и увидела на своих пальцах кровь.

– Приговор приведен в исполнение, – прошептала Ирина и тускло улыбнулась Кире. – Вы правы. Доказать доведение до самоубийства невозможно. А причину я знала, только не хотела верить…

Глава 2

Кира лежала на спине, ощущая под голыми лопатками прохладу паркетной доски, остуженную непрерывно работающим кондиционером. Холод проникал в разгоряченное тело и, казалось, таял в нем, словно в раскаленном пекле, не принося облегчения. Она только что отпрыгала сотню берпи^[1] с одним перерывом, мышцы горели, сердце грозило выпрыгнуть из груди, но мысли как густая вязкая лава по-прежнему заполняли голову. Она знала, что ее лицо пылает, кожа на груди и на животе покраснела. Ей хотелось перевернуться и прижаться к холодному полу лбом, но тяжелые мысли давили, не давая пошевелиться.

– Черт бы побрал их регламенты! – в очередной раз выругалась она. За последнюю неделю ее мысли свернулись в одну эту фразу, выражающую все, что она чувствовала…

Кира переехала к Григорию и теперь старательно вживалась в роль будущей жены и хозяйки. Этакий пробный период жизни вдвоем, в который все можно откатить назад. Так она уговаривала себя.

Еще два месяца назад этот переезд и как смена места жительства, и как смена статуса свободной женщины на – с ума сойти, статус невесты! – ввергал ее в панику и ужас. Вот как она в это вляпалась? Как? Но она любила Григория. Сильно. Так сильно, что не узнавала себя. Бесконечно разбирала свое отношение к нему и его к себе с точки зрения психологии. Каждый раз приходила к совершенно разным выводам: здоровые у них отношения или не очень, настоящая это любовь или зависимая. Впрочем, выводы значения не имели, поскольку развеивались напрочь, едва она оказывалась в объятиях любимого мужчины. Да, она его любила. Ну что ж теперь, обязательно замуж выходить? Замуж – это как-то навсегда и не про любовь.

А теперь это убийство! Строго говоря, избавились от урода и насильника! Радоваться надо! Но нет, сейчас будут копать: кто виноват? Как такое получилось? На глазах у полиции…

– Черт бы побрал их регламенты!

Первые три дня вынужденного отпуска казались отдыхом. Она самозабвенно обустраивала дом, читала, болтала с сестрой Григория Юнкой, сходила на массаж и на танцы. Прошла неделя. Закралась мысль: «А если это все?»

Кира лежала в доме Григория Самбурова на втором этаже, в комнате, которую они с Юной переделали в спортзал. Вытащили из нее все и заполнили спортивным оборудованием, ковриками, кирпичиками для растяжки, валиками, массажными шариками. Юнка поставила спортивную стенку, ждала, когда привезут зеркала и пилон. Индивидуальный спортзал. Мечта. Еще у них теперь была библиотека. Комнаты, которыми не пользовался Григорий, пока жил один, стремительно обустраивались.

Снизу донеслись шаги, хлопнула дверь, что-то упало. Это проснулась Юна. Григорий ушел на работу два часа назад. Радостно слопал приготовленный ею завтрак, еще радостней сварил им обоим кофе. Вообще, казалось, был весел и доволен, целовал, обнимал, счастливо хватал за все места – явный признак любви, удовлетворенности собой и своей женщиной. Не придраться. И ушел на работу. А она сидела дома, отстраненная от дел. А ведь он был под внутренним расследованием! Комиссия будет!

– Черт бы побрал их регламенты! – прошипела Кира.