В конце июля 1950 г. американцы и южнокорейцы отступили в юго-восточный угол Корейского полуострова, организовав оборону так называемого Пусанского периметра. В результате «Советский блок» был вынужден продолжать войну в заведомо невыгодной для себя ситуации, понимая, что долгую войну им не выиграть хотя бы из-за соотношения экономической мощи.

Чтобы добиться перелома в ходе военных действий, командующий «войсками ООН» Макартур разработал план десантной операции в глубоком тылу северокорейских войск. Рано утром 15 сентября американцы высадились под Инчхоном и после ожесточенных боев 28 сентября овладели Сеулом. К началу октября северяне оставили территорию Южной Кореи. Маятник качнулся в другую сторону, и теперь уже командование ООН было настолько в плену амбиций и желания красивой победы, которая даст важный пропагандистский эффект, что утратило чувство реальности.

1 октября войска ООН пересекли 38-ю параллель, а к 24 октября заняли большую часть северокорейской территории, выйдя к пограничной с Китаем реке Амноккан. В этой ситуации китайское руководство оказалось перед трудным выбором, поскольку страна была в руинах и нуждалась в реконструкции. С другой стороны, были общеизвестны американские планы превратить Корейскую войну в войну с коммунизмом вообще, и в итоге Пекин направил в Корею войска, которые формально именовались «Армией китайских народных добровольцев (АКНД)». Решение Мао было продиктовано той же логикой, согласно которой США оказались вынуждены поддержать Ли Сын Мана, защищая не столько его, сколько свои стратегические интересы, нарушение которых казалось фатальным для страны^[8].

19 октября 1950 г. части АКНД перешли китайско-корейскую границу и, пользуясь эффектом неожиданности, 25 октября нанесли контрудар по войскам ООН. К концу года северяне восстановили контроль над всей территорией КНДР. 31 декабря китайцы и северокорейцы начали наступление по всему фронту южнее 38-й параллели, и 3 января 1951 вновь заняли Сеул.

С конца января 1951 г. американское командование предприняло серию операций с целью вернуть Сеул, что удалось сделать только в конце апреля. Еще до завершения контрнаступления, 11 апреля из-за разногласий с Трумэном (в том числе относительно идей превратить войну в мировую и использовать ядерное оружие), Д. Макартур был смещен с поста командующего и заменен М. Риджуэем.

Эта отставка отражала противоборство двух тенденций. С одной стороны, те, чьи амбиции требовали расширения масштабов войны, невзирая на возможные последствия, с другой – те, кому ноша начала казаться тяжелой и кто был готов искать выход из ситуации, грозящей перейти в пат. На счастье, ставки оказались столь высоки, что прагматики оказались не готовы рисковать, и, хотя Гарри Трумэн был не меньшим антикоммунистом, чем Дуглас Макартур, Корейская война не вышла за рамки Корейского полуострова.

В апреле – июле 1951 г. воюющие стороны предприняли ряд попыток прорвать линию фронта и изменить ситуацию в свою пользу, однако ни одна из сторон не достигла стратегического перевеса, и военные действия приобрели позиционный характер, в ходе которого стороны обескровливали друг друга. Америка, по мнению Сталина, впустую растрачивала силы и престиж, а Северную Корею добомбили до такого состояния, что к концу войны американцы уже не находили цели для бомбардировки.

Когда стало ясно, что достичь военной победы разумной ценой невозможно и необходимы переговоры о заключении перемирия, 23 июня советский представитель в ООН призвал к прекращению огня в Корее. 27 ноября 1951 г. стороны договорились об установлении демаркационной линии на основе существующей линии фронта и о создании демилитаризованной зоны, но затем диалог зашел в тупик, в основном из-за разногласий по вопросу о репатриации военнопленных, а также позиции Ли Сын Мана, категорически выступавшего за продолжение войны.

27 июля 1953 г. представители КНДР, АКНД и войск ООН (представители Южной Кореи подписать документ отказались), подписали соглашение о прекращении огня, согласно которому демаркационная линия между Северной и Южной Кореей была установлена примерно по 38-й параллели, а по обе стороны вокруг нее образована демилитаризованная зона шириной 4 км.

Дальнейший статус конфликта должен был обсуждаться на Женевском совещании в апреле 1954 г., но из-за неконструктивной позиции участников, связанной с холодной войной, мирное урегулирование корейской проблемы было сорвано.

Корейская война нанесла обеим странам колоссальный ущерб. Полные данные о потерях (особенно мирного населения) неизвестны, но погибло около 2,5 млн человек (и южан, и северян) и разрушено более 80 % инфраструктуры обоих государств.

С точки зрения достижения целей войну не выиграл никто. Объединение не было достигнуто, созданная демаркационная линия, быстро превратившаяся в «великую корейскую стену», только подчеркнула раскол полуострова, а в умах нескольких поколений, переживших войну, осталась психологическая установка на противостояние – между двумя частями одной нации выросла стена вражды и недоверия. Политическая и идеологическая конфронтация была лишь закреплена.

Кроме того, разделение страны и «синдром огненного кольца» помогли укреплению авторитарных тенденций по обе стороны 38-й параллели: «реалии времени» требовали структур управления, естественно предполагающих ограничение свободы.

КНДР и РК после Корейской войны до начала 1960-х гг.

Начнем с КНДР. Окончание войны и последующее восстановление народного хозяйства сопровождалось определенной фракционной борьбой, часто замаскированной под борьбу политическую или экономическую.

Первая волна чисток прошла еще во время Корейской войны, и потому не всегда понятно, насколько репрессии в отношении тех или иных функционеров имели чисто политический мотив или были связаны с их серьезными ошибками в административно-хозяйственной деятельности. Так, если один из руководителей китайской фракции Му Чжон был разжалован скорее за военные неудачи, то разжалование и последующее самоубийство Хо Га И (А. П. Хегай, неформальный лидер советской фракции) стало следствием целого комплекса причин, включая предательство со стороны коллег по группировке.

Более или менее ясна ситуация с уничтожением Пак Хон Ёна и его сторонников, которые, во-первых, действительно рассматривались как виновники войны, а во-вторых, на фоне подготовки перемирия на самом деле готовили заговор с целью захвата власти и продолжения прежнего курса. Иное дело, что в дополнение к реальным обвинениям на них (в традиции показательных процессов того времени) навесили обвинение в шпионаже в пользу США и Японии.

В течение 1955 – начала 1956-го г. в северокорейском руководстве шли дискуссии о приоритетах экономического развития страны, отдаленно напоминающие те, что проходили в Советском Союзе во второй половине 1920-х гг. Ким Ир Сен выступал за приоритетное развитие тяжелой промышленности, полагая, что страна должна иметь свою индустриальную базу, способную сделать страну самостоятельной и готовой к отражению внешней агрессии. Его противники, преимущественно из китайской фракции, выступали за развитие легкой промышленности, считая, что в первую очередь надо поднять уровень жизни народа. Первая точка зрения побеждала, но индустриализация сопровождалась определенными перегибами, по итогам которых председатель Госплана Пак Чхан Ок, ставший главой советской фракции после смерти Хо Га И, был подвергнут критике и перешел в лагерь противников Ким Ир Сена^[9].

Ким же в это время начал борьбу с «доминационизмом» и 28 декабря 1955 г. заговорил о необходимости «искоренения догматизма и формализма в идеологической работе и установлении чучхе»: «Хотя некоторые утверждают, что лучшим путем является советский или китайский, неужели мы не достигли того момента, при котором мы можем создать наш собственный путь?»

ХХ съезд КПСС и разоблачение культа личности Сталина стали базой для нового витка фракционной борьбы в КНДР, так как у оппозиции появилась возможность сделать то же самое, что сделал на ХХ съезде КПСС Хрущев, оттеснивший от власти своих соперников под предлогом борьбы со сталинизмом. Северокорейская оппозиция из советской и китайской фракции рассчитывала на «бархатный переворот» по образцу переворотов, происходивших в Восточной Европе, но Ким Ир Сен имел куда бóльшую поддержку, и организаторов «антипартийной выходки» стащили с трибуны и прогнали с высоких постов.

Не дожидаясь более серьезных репрессий, руководители оппозиции бежали в Китай и попросили помощи у «сюзерена», после чего в Пхеньян прилетела российско-китайская делегация во главе с А. И. Микояном и Пэн Дэхуаем, которая должна была исправить положение. Ким Ир Сену удалось избежать постановки вопроса о неполном служебном соответствии, но всех заключенных восстановили на их постах. Однако под влиянием событий 1956 г. в Венгрии, показавших Москве и Пекину, к чему может привести заигрывание с либеральными идеями, взгляд на корейскую ситуацию был пересмотрен, и Ким Ир Сен «благополучно закрутил гайки», ликвидировав или отправив в политическое небытие к началу 1960-х даже тех представителей иных фракций, которые были относительно безобидными и в большую политику не лезли.

До недавнего времени процесс уничтожения фракций мы воспринимали относительно однозначно – тиран Ким Ир Сен методично уничтожал всех вероятных конкурентов. Однако представляется, что все не так просто. Отдавая должное трагической участи репрессированных «фракционеров» и членов их семей, нам все же не следует автоматически обелять всех пострадавших, выпуская из виду то, что, оказавшись у власти, они бы репрессировали своих противников. Достаточно сложен и вопрос, насколько рекомендации Советского Союза Северной Корее соответствовали корейским реалиям, а не были проявлением волюнтаризма.

Однако ликвидация фракционной борьбы подрезала творческий и кадровый резерв северокорейского руководства. Система оказалась построенной на слишком простых решениях, к которым добавилось головокружение от успехов быстрого восстановления народного хозяйства после войны. Энтузиазм тех лет и готовность тяжело трудиться ради будущего руководство КНДР приравняло к нормативному поведению, не понимая, что подобный порыв имеет свои границы – и психологические, и временные.

Тем временем режим Ли Сын Мана постепенно стал классическим примером «банановой республики», поддерживаемой Соединенными Штатами исключительно из идеологических соображений и представлявшей собой диктатуру, куда более тоталитарную, чем на современном ему Севере.

Нельзя не сказать и о показательных процессах над политическими противниками, и о терроре, который проводили гангстерские организации, связанные с правящей партией и открыто занимавшиеся подавлением инакомыслия и сбором денег на правительственные проекты.

В 1960 г. по уровню ВВП на душу населения (80 долларов) Южная Корея находилась примерно на уровне Нигерии. В стране не было ни одного многоэтажного жилого дома, канализацией в Сеуле была обеспечена лишь четверть всех домов, а 82 % сельского населения и 39 % жителей Сеула жили без электричества.

Американская помощь составляла половину доходной части бюджета, причем ассигнования на оборону на 70 % состояли из этой помощи. Она же в период с 1953 по 1962 г. покрывала 70 % южнокорейского импорта и 80 % капиталовложений. При этом только 2 из 129 министров не были замечены в коррупции, масштаб которой был фееричен. Например, последний при Ли Сын Мане мэр Сеула брал взятки в размере от 10 до 30 % от общей суммы каждого контракта, который заключался от лица муниципалитета.