Почти на автопилоте я добрела до ближайшей остановки и села в автобус. Губа болела, щеку неприятно дергало, а на душе было противно, будто меня изваляли в грязи…

Я даже не поняла, как доехала до больницы. Люди в автобусе старались не смотреть в мою сторону, делая вид, что не замечают разбитой губы и наливающегося на скуле синяка. А может, и правда не замечали – каждый был погружен в свои проблемы.

В приемном отделении было немноголюдно. Молодая медсестра оформила меня без лишних вопросов, только иногда бросала сочувствующие взгляды. Врач – усталая женщина средних лет – осмотрела повреждения, сделала запись в карте и выдала справку о побоях.

– Заявление в полицию будете писать? – спросила она будничным тоном, не поднимая глаз от бумаг.

– Нет… пока нет, – ответила я, опустив голову.

Врач вздохнула, но ничего не сказала. Сколько нас таких приходят в больницу, а потом прощают мужа до очередной драки?

Выйдя из больницы, я рассеянно осмотрелась. Через дорогу виднелась небольшая гостиница. Несколько секунд я стояла в нерешительности, а потом, крепче сжав ручку чемодана, направилась к ней.

Администратор – женщина лет пятидесяти с крашенными в рыжий цвет волосами – с любопытством посмотрела на мой синяк. Её взгляд был полон сочувствия и понимания, но вопросов задавать она не стала. И я была благодарна ей за эту деликатность.

– Номер на одну ночь, пожалуйста, – сказала я, протягивая паспорт и карту…

Оказавшись в маленьком, но чистом номере, я, наконец, позволила себе расслабиться. Села на краешек кровати и заплакала – от боли, от страха, от облегчения. Рыдания сотрясали всё тело, и я уткнулась лицом в подушку, чтобы заглушить звуки. Слезы, которые я сдерживала столько лет, наконец вырвались наружу. Двадцать лет моей жизни только что закончились.

В голове проносились воспоминания, словно кадры из старого фильма. Наше знакомство на дне рождения общего друга. Алексей – молодой, красивый, уверенный в себе. Тогда он показался мне таким надёжным, таким настоящим. Бабочки в животе при каждой его улыбке, трепет от его прикосновений… Наша свадьба, рождение Лизы, первый серьёзный успех Алексея в бизнесе, который так изменил его… Каждое воспоминание отзывалось в сердце острой болью, словно кто-то медленно вворачивал нож в старую рану.

Когда это началось? Когда его шутки над моей внешностью перестали быть шутками и превратились в регулярные насмешки, от которых хотелось спрятаться? Когда его критика из конструктивной превратилась в постоянное недовольство, заставлявшее меня чувствовать себя ничтожеством? Когда его советы стали категоричными приказами, не подлежащими обсуждению?

Я не могла точно сказать. Это происходило постепенно, почти незаметно. Как медленно закипающая вода, в которой лягушка не чувствует опасности, пока не становится слишком поздно. Как незаметно подкрадывающаяся болезнь, симптомы которой ты игнорируешь, пока она не охватит всё тело.

Только теперь, оглядываясь назад, я видела, как методично, год за годом, Алексей разрушал мою самооценку. Как отсекал друзей, которые «плохо на меня влияли». Как обесценивал любые мои достижения и идеи. Как заставлял меня сомневаться в своих силах, в своей привлекательности, в своём праве на счастье. Осознание этого было как удар под дых – я потратила половину жизни рядом с человеком, который медленно убивал меня изнутри.

И я позволяла ему это. Я верила, что он прав. Что без него я – никто. Стыд за собственную слепоту смешивался с горечью и гневом – на него, на себя, на весь мир.

Телефон завибрировал. Очередное сообщение от Алексея: «Где ты? Нам нужно поговорить. Обещаю, я буду спокоен». Даже сейчас, через экран, я чувствовала его попытку манипулировать мной. От одной мысли о нем к горлу подступала тошнота.

Я не ответила. Вместо этого заблокировала его номер. От этого простого действия по телу разлилось странное ощущение силы. Потом открыла список контактов и нашла имя Лизы. Следовало позвонить дочери, рассказать ей правду, пока Алексей не представил ситуацию в выгодном для себя свете. Сердце сжалось при мысли о реакции дочери.

Палец завис над кнопкой вызова. Тревога сдавила горло. Что я скажу ей? «Привет, милая, твой отец ударил меня, а я собираю вещи и ухожу от него»? Как объяснить двадцатилетней девушке, что её семья была иллюзией? Что её отец – совсем не тот человек, каким она его считает? Страх причинить боль дочери смешивался с ужасом перед необходимостью рассказать правду.

Я отложила телефон. Не сейчас. Сначала нужно успокоиться, обдумать всё, найти правильные слова. Физическая и эмоциональная измотанность давала о себе знать – руки дрожали, мысли путались.

Подойдя к зеркалу, я внимательно осмотрела своё лицо. Синяк уже начал проявляться, губа опухла. На бледной коже отметины казались особенно яркими, вызывающими. Впервые за много лет я посмотрела на себя по-настоящему. Не с целью найти недостатки, как привыкла под постоянной критикой Алексея, а чтобы увидеть себя – настоящую.

Усталая женщина сорока трёх лет смотрела на меня из зеркала. В глазах читались боль и страх, но было в них и что-то ещё. Решимость. Сила. Достоинство, которое не смогли сломить годы унижений. Эта женщина прошла через ад и выжила. Она заслуживала лучшего.

«Да, – подумала я, глядя прямо в глаза своему отражению, – это я. И я справлюсь».

Я приняла душ, морщась от боли, когда горячая вода попадала на ссадины, обработала ранку на губе антисептиком из маленькой гостиничной аптечки и легла в постель. Усталость навалилась неподъемным грузом, но мысли продолжали кружиться вихрем.

Впервые за много лет я засыпала одна, и это пугало – тишина казалась оглушающей, пустота постели рядом ощущалась почти физически. Но вместе с тем я чувствовала непривычную свободу, пьянящую и тревожную одновременно. Больше не нужно притворяться, что спишь, когда Алексей поздно возвращается домой, пропахший спиртным и чужими духами. Больше не нужно терпеть его недовольные комментарии о том, как я выгляжу даже в постели. Больше не нужно лежать, затаив дыхание, боясь его раздражить.

«Это моя первая ночь свободы», – подумала я, проваливаясь в беспокойный сон. Несмотря на страх и неизвестность впереди, что-то внутри шептало: худшее уже позади. Я выбралась из клетки. И эта мысль согревала, даря покой измученной душе.

Глава 6+

Я проснулась от звука чужих голосов за окном. В первые секунды накрыла волна дезориентации и паники – незнакомая комната, жёсткая подушка, тонкое одеяло. А затем воспоминания хлынули потоком, обрушиваясь болезненными вспышками: ссора с Алексеем, его искажённое яростью лицо, ослепляющая вспышка боли от удара, мой отчаянный побег, холодная безликость гостиничного номера.

Осторожно коснулась губы – опухла, но не сильно. При малейшем движении ощущалось саднящее напоминание о вчерашнем кошмаре. В зеркале над раковиной увидела отражение – на щеке проступил синяк, уродливое желтовато-фиолетовое пятно, которое будет сложно скрыть. Горечь и стыд переплелись внутри, образуя тяжелый комок. Ну что ж, значит, придётся отвечать на вопросы. Или научиться врать. Или просто жить с правдой, какой бы болезненной она ни была.

Посмотрела на часы – почти девять утра. Впервые за много лет я проспала так долго. Странное ощущение – тревожное и одновременно освобождающее. Дома Алексей всегда требовал, чтобы завтрак был готов к семи, даже по выходным. Его недовольный, холодный взгляд, если я задерживалась хотя бы на пять минут, до сих пор вызывал внутреннюю дрожь.

«Не дома», – поправила я себя, и в этом мысленном исправлении было что-то обнадёживающее, словно я заново училась говорить. – «В его квартире. Дом – это там, где тебя уважают и любят».

Нужно было решать, что делать дальше. Идти в магазин опасно – Алексей наверняка будет искать меня там. Одна мысль о возможной встрече вызывала приступ паники, от которого немели пальцы и перехватывало дыхание. Квартиру сестры Светы ещё предстояло посмотреть. В кошельке оставалось немного наличных, на карте – сумма, которую я откладывала на закупку новой партии ткани. Тревога о будущем накатывала волнами, то отступая, то поднимаясь с новой силой.

Я вздохнула и набрала номер Светы.

– Анна Сергеевна? – её голос звучал обеспокоенно, от этой неподдельной заботы что-то сжалось в груди. – Вы где? Я уже два часа возле магазина жду, думала, может, вы заболели.

– Света, извини, я… – я запнулась, не зная, как объяснить. Слова застревали в горле, перемешиваясь со стыдом и беспомощностью. – Мне нужно пару дней. Могла бы ты присмотреть за магазином?

– Конечно, – ответила она без колебаний, и эта готовность помочь вызвала во мне приступ благодарности, от которой защипало в глазах. – Ключи у меня есть. А вы… вы в порядке?

– Да, – солгала я, чувствуя, как слова царапают горло своей фальшью. – Просто небольшие семейные проблемы. Всё наладится.

Повисла пауза, наполненная недосказанностью.

– Анна Сергеевна, – наконец произнесла Света, понизив голос, – ваш муж приходил. Искал вас. Очень злой был, кричал, что если вы объявитесь, чтобы я сразу звонила ему.

Сердце сжалось так, словно его стиснула ледяная рука. Холодная волна страха прокатилась от затылка до поясницы. Значит, Алексей уже начал поиски. Это было предсказуемо, но всё равно страшно, до тошноты, до слабости в коленях.

– Что ты ему сказала? – спросила я, едва справляясь с дрожью в голосе.

– Что не видела вас со вчерашнего дня, – ответила Света. – А ещё я позвонила сестре насчёт квартиры. Она согласна сдать её вам, причём недорого. Если хотите, можем сегодня посмотреть.

– Света, ты… – я почувствовала, как к горлу подступают слёзы, горячие и внезапные. Маленький акт доброты среди моря страха и неопределённости обрушил остатки моей сдержанности. – Спасибо тебе.

– Не за что, – просто ответила она, и в этой простоте было больше поддержки, чем в самых изысканных словах утешения. – Вы для нас столько делаете. Теперь наша очередь вам помочь.

Мы договорились встретиться в два часа у автобусной остановки, подальше от магазина. Я положила трубку и задумалась. Чем заняться до этого времени? Оставаться в гостинице весь день было бы подозрительно – провинциальные гостиницы не место для одиноких женщин среднего возраста. И я решила пойти в ближайшее кафе. Там можно спокойно посидеть, выпить чаю, подумать.

Небольшое кафе на углу оказалось почти пустым. Я заказала чай и сэндвич, села у окна и достала блокнот. Нужно было составить план действий, хоть как-то структурировать хаос, царивший в мыслях. Записала: «1. Квартира. 2. Перевезти вещи. 3. Уладить дела с магазином. 4. Поговорить с Лизой».

Лиза. При одной мысли о дочери сердце сжалось так сильно, что перехватило дыхание. Невыносимая смесь тоски, страха и вины затопила меня. Как она отреагирует на наш развод? Поверит ли мне или встанет на сторону отца? Алексей всегда был для неё героем, идеальным папой, который баловал её и никогда не показывал своей тёмной стороны. Разрушить её представление об отце – не буду ли я виновата в этом? Но скрывать правду – не еще ли большее предательство?

Я достала телефон и посмотрела на фото Лизы на заставке. Моя красавица-дочь, такая умная, такая талантливая. Ее улыбка, так похожая на мою в молодости, разбивала сердце. Училась на дизайнера в столице, готовилась к выпуску. У неё вся жизнь впереди. Сейчас не лучшее время для семейных драм. Но когда оно, это лучшее время?

И всё же я должна была рассказать ей правду, пока Алексей не представил всё в выгодном для себя свете. Я набрала её номер, но в последний момент не решилась нажать кнопку вызова. Палец завис над экраном, дрожа от напряжения. Как ей сказать? Нельзя по телефону. Такие новости нужно сообщать лично, глядя в глаза, держа за руку.