Вите сказала, что телефон потеряла. Мне не хотелось, чтобы отец упал в его глазах… Шестаков вздыхал и негодовал, мы даже отправились на поиски и расклеили пару объявлений в районе, где я могла «потерять» телефон, но, конечно, мобильный не нашелся. Однако Витя грустил недолго – по крайней мере, мне так казалось. Потому что в июне его отправили в какой-то детский лагерь на море на целый месяц, в июле они с тетей Кристиной ездили проведать ее родителей, а что было в августе, я и сама не знала. Я просидела почти весь месяц дома, одна-одинешенька, разглядывая за окном надоедливых голубей.

Следующая наша встреча с Шестаковым состоялась только в середине сентября, когда мы уже перешли в третий класс. Я училась тогда во вторую смену, а Витя – в первую, как выяснилось. За лето он вытянулся, загорел и даже отрастил дурацкую тонкую косичку на затылке.

– Тебя не узнать, – с улыбкой сказала я, указав на нее.

– Ага, но мать записала меня в секцию по баскетболу. А там с этой штукой не вариант, придется отрезать. Кстати, это тебе, я все лето собирал, – Витя протянул мне небольшой пакетик, какие обычно дают в аптеках. Я осторожно взяла его и заглянула внутрь. Там были именные браслетики, ракушки, какие-то странные бусы – опять же, из ракушек. От пакета исходил запах моря и лета, и мои глаза стали наполняться влагой от грусти и обиды, что время пролетело так быстро, и все прошло мимо нас с Витей.

– Я… я просто не знал, какой тебе понравится, – начал оправдываться он. – У девчонок спрашивал, что нравится им. Я ж в этом не особо… если тебе не нравится, можешь выбросить, я не обижусь! Честно!

– Мне очень нравится! – вместо улыбки я потянулась к Вите и обняла его, крепко прижимаясь к его груди. – Ты, главное, не забывай меня, ладно? – шепнула смущенно я, поджимая губы и сдерживая слезы.

– Я очень скучал по тебе, вообще-то! Обещаю, когда мы вырастем, я буду всегда рядом! Даже если захочу, не смогу тебя забыть. Верь мне, хорошо? – заявил Шестаков. Его ладони легли мне на плечи, а дыхание обжигало шею. Сердце саднило от этих слов, но в то же время словно лучилось теплом. Впервые в жизни мне безумно захотелось поскорее вырасти.

– Это обещание тебе точно выйдет боком, – засмеялась я, не задумываясь о том, насколько пророческим мог оказаться наш диалог.

Той осенью мы встретились еще всего три раза. Во-первых, меня начал встречать со школы папа, потому что в нем вдруг проснулась забота, а еще ему, кажется, стало скучно сидеть сутками дома. А во-вторых, Витя из-за секции по баскетболу не всегда мог прийти повидаться. Конечно, было бы проще, будь у меня телефон, но зарплаты мамы едва хватало на продукты и оплату счетов. Иногда по выходным отец разгружал вагоны, чего я совсем не понимала. Ведь он отлично разбирался в своем деле и мог найти достойную работу, но папа намеренно не вспоминал о профессиональных навыках, словно боялся, что если сядет за компьютер, опять обожжется.

А в конце октября, в воскресенье, отец заметил Витю, который поджидал меня во дворе. Он качался на качелях, разглядывая землю под ногами. Мама тогда ушла в магазин, а я возилась с уборкой дома. Собиралась развесить постиранные вещи, но увидела Шестакова в открытое окно и только подняла руку, чтобы махнуть ему, как за спиной возник папа.

– Я ведь говорил тебе! – прошипел он.

– Па… – однако ответы мои никому не были интересны. Отец схватил меня за воротник кофты и дернул в сторону кухни, прогоняя от окна. Я думала, он просто хотел закрыть непокорную дочь в комнате, но нет…

– Я говорил! Где твои мозги, черт возьми! – закричал он. – Ты – моя дочь! Ты обязана меня слушать!

И только я открыла рот, чтобы как-то оправдаться, как рука папы хлестнула меня по лицу. Боль в щеке тут же дала о себе знать, сердце лихорадочно забилось. Я упала на пол и подтянула ноги к себе, у меня затряслись губы, грудь заходила от лихорадочного дыхания и нахлынувшего страха.

– Почему ты так себя ведешь? Почему? – мне казалось, отец говорил с кем-то другим, потому что в ответах он не нуждался, иначе не последовали бы тут же второй и третий удары. Не по лицу – по рукам, ногам. Я сжалась, как испуганный зверек, выставляя перед собой локти. Закрыла глаза и просто ждала, когда все закончится.

В памяти вспыхнули улыбка Вити, его голос и пакет с подарками, который я спрятала в почтовом ящике соседки, так и не решившись принести его домой. От него веяло летом, детством и счастьем, навсегда улетевшим из моей жизни.

– И не смей жаловаться матери, если не хочешь, чтобы и она получила! – донеслось до меня. – А увижу рядом с этим шакалом – и ему достанется. Это все ради твоего блага, Рита. Понимаешь? Потом ты мне скажешь спасибо.

Отец ушел на диван, а я на трясущихся ногах пошла к себе в комнату. Слезы градом лились по щекам, мне хотелось кричать, убежать к Вите, прижаться к нему и услышать слова поддержки. Однако я прекрасно понимала – если отец смог поднять руку на собственную дочку, то и на других сможет. Меня он ударил раза четыре, а Витю… на него у него свои планы, и неизвестно еще, чем это обернется.

Когда через полчаса вернулась мама, они с отцом позвали меня обедать, но я притворилась, что сплю. А вечером сослалась на тошноту, лишь бы никого не видеть.

На следующий день за завтраком папа не сводил с меня глаз – в них читалось сожаление, и он даже вызвался проводить меня в школу, апо пути предложил вдруг купить сок с шоколадкой. Но я лишь молча покачала головой.

– Прости, дочка. Я… я виноват, я не должен был этого делать. Просто Олег… – я не поверила извинениям отца, ведь это было не в первый раз и, вполне возможно, далеко не в последний.

– Угу.

– До вечера, будь осторожна, – довольно фальшиво прозвучало из уст папы. Я ничего не сказала. Родной человек на моих глазах медленно превращался в монстра.

Общение с Витей я решила тоже разорвать. Это был самый сложный и невероятно тяжелый шаг. Я плакала каждую ночь, закрывая ладонью рот, чтобы скрыть всхлипы. Мы и без того почти не виделись, у меня не было друзей, никого. А Шестаков… он был моим светом, единственным лучиком в этом мраке.

Но страх, что отец может покалечить его, брал вверх. Тем более, что папа настойчиво продолжал встречать меня со школы и провожать. Даже одноклассники начали подшучивать: мол, Рите уже не пять лет, а ходит как будто в садик – за ручку с родителями.

В один из дней после того, как отец, проводив меня утром, скрылся за школьным забором, я сбежала с уроков. Я чуть не заблудилась, пока искала тот элитный лицей, где учился Шестаков. Хорошо еще, что тогда он играл во дворе с мальчишками в баскетбол и никуда не ушел, а так бы мой план провалился. Но скольких усилий стоил этот план, скольких слез и моральных сил! Я до сих пор не верила, что смогу сказать вслух фразу, после которой мы никогда больше не увидимся.

– Рита! – радостно воскликнул Витя, когда заметил меня, стоящую напротив высокого забора у входа в школу. Мы не виделись почти месяц. Он тут же подошел к какому-то мужчине,– наверное, учителю,– что-то сказал и побежал ко мне с улыбкой. Мне нравилось смотреть на Витину улыбку: она согревала и напоминала о том, что в жизни есть и хорошее. Дождь не может длиться вечно.

– Привет, – произнесла я дрожащим голосом. Пришлось отвести взгляд, иначе я точно сразу расплакалась бы.

– Рита! Я… я так рад видеть тебя! – Шестаков никогда не был скромным, так что когда он кинулся ко мне, стиснув в своих объятиях, я нисколько этому не удивилась.

– Вить, я… ты так задушишь меня.

– Прости, прости! – он убрал руки, но продолжал улыбаться и разглядывать внимательно мое лицо, словно пытаясь что-то в нем найти. – Твой отец – нечто. Стоит мне здесь появиться, так он уже поджидает. Мне кажется, ни один банк не охраняют так, как тебя.

– Да, папа очень… переживает за меня, – с натянутой улыбкой произнесла я.

– Ага, как чокнутый, – с досадой в голосе отозвался Шестаков.

– Вить, я… – язык у меня потяжелел от слов, которые собиралась произнести.

– Тренер не отпустит меня, сможешь подождать полчаса? – он словно не замечал, что я часто моргала и сжимала лямки рюкзака. Рядом с Витей я словно вновь возвращалась в наше счастливое детство, ощущала тепло, мне хотелось смеяться; и от всего этого я должна была добровольно отказаться. Сердце разрывалось на части, в глазах застыли слезы.

– Вить, я…

– Подождешь?

– Не приходи больше ко мне, – на одном дыхании произнесла я, словно ощутив, как острые иглы пронзили грудную клетку. Но я прекрасно помнила слова отца, не забыла боль от его ударов и не хотела, чтобы пострадал кто-то еще. От безысходности и обиды накатывала тошнота, и слезы. Мне хотелось думать, что это дурной сон, что сейчас я открою глаза, и все плохое закончится. Однако это был не сон, ведь во сне не бывает так больно.

– Ч-что? – прошептал Витя. Он посмотрел на меня удивленно и испуганно, сделал шаг навстречу, потянулся ко мне, но я отступила. У меня затряслись руки.

«Не смотри так на меня. Пожалуйста!»,– просила я мысленно.

– Не приходи больше, – произнесла как мантру.

– Ты сама будешь приходить? – не поняв спросил Витя. В ответ я покачала головой, отводя взгляд в сторону.

«Не смотри так… Ну, пожалуйста!»,– молила я.

– Что это значит, Рита? – голос Вити дрогнул, от чего у меня в груди едва не случился атомный взрыв. Я любила его, наверное, как человек может любить только жизнь, воздух и первые лучи солнца.

– Мне больше не хочется с тобой дружить, – сказала я и тут же развернулась, потому что по щеке покатилась слеза. Хоть бы он не увидел ее, хоть бы не заметил, с какой болью давались мне эти слова.

– Рита! Ты что за глупости говоришь! – крикнул Витя.

– Шестаков! Я тебя на минуту отпускал, а не на всю тренировку! – тренер появился вовремя, и я побежала прочь. Сорвалась с места и устремилась вперед, поджимая губы, которые становились солеными от слез, скатывавшихся по щекам.

– Рита! Романова! Стой! – его голос с каждым шагом звучал тише, но все равно словно резал кожу, оставляя на ней шрамы, которые никогда не заживут. Я споткнулась, почти упала, но почему-то удержала равновесие. Жаль. Впервые в жизни мне хотелось ощутить физическую боль. Лучше бы отец ударил меня сейчас. Лучше бы он бил меня тысячу часов подряд, чем то, что произошло сегодня.

– Рита! – я подбежала к дороге, но не остановилась и выскочила на красный. За спиной сигналил автомобиль, мужчина высунул голову из открытого окна и ругал меня, не выбирая выражений. А я никак не могла перестать бежать и плакать. Казалось, если остановлюсь – сломаюсь. Казалось, если бы Витя догнал меня, я уже не смогла бы вычеркнуть его из своей жизни.

Но он не побежал. Не увидел моих слез. Так и не узнал, какой убийственной для меня была произнесенная ложь.

Глава 6 – Рита

Всю ночь я проплакала, и наутро даже мама заметила, как опухли мои глаза. Она пыталась заговорить, задавала будничные вопросы, поглядывая на отца, который старательно делал вид, будто тоже обеспокоен моим состоянием.

Лжецы.

Все вокруг были лжецами. Да и я сама попала в их ряды, потому что соврала маме о болях в животе и выпила ненужные обезболивающие таблетки. Однако лучше не становилось ни на минуту. Мне хотелось плакать сутками напролет, исчезнуть. Но я понимала: нужно принимать реальность, пусть в ней и не будет больше Вити.

Однако Шестаков появился на следующий же день. Поздно вечером, зайдя на кухню попить воды, я услышала за окном голос Вити. И не только я. Отец тоже вышел. На осунувшемся лице его забегали желваки, когда папа увидел Шестакова возле нашего подъезда

– Я не звала его, – с ужасом в голосе прошептала я, побоявшись посмотреть в глаза отцу. Во рту застыла желчь, на грудь словно упал груз. Мне было тяжело дышать, я ощущала панику.

– Рита, иди в комнату. А Витя… Я скажу ему… – произнесла мама, стоявшая в проходе между коридором и кухней и тоже видевшая все это.

– Скажи ему, чтобы больше никогда не приходил, – я развернулась и пошла к себе. И без этой фразы мне было тошно, хотелось рыдать. Я будто закрыла себя в непроницаемую деревянную коробку, в которой не было места свету.