Она повесила в шкаф свою и детскую одежду, поставила обувь на полку в прихожей, потом отнесла продукты на кухню и принялась выкладывать их на стол.

Черт, она забыла купить соль.

Анника почистила картошку, нарезала лук, потом порубила свинину. Пока закипала картошка, она пожарила лук и выложила его в мелкую кастрюлю. Потом обжарила мясо с беконом, думая, как обойтись без соли. Наконец придумала – оставшееся в сковородке масло вылила в кастрюлю.

Она накрыла стол и зажгла свечи, когда пришел Томас.

Он вошел на кухню в расстегнутом пиджаке, ослабляя на ходу узел галстука.

– Думаю, что у меня все на мази, – сказал он, небрежно целуя жену. – Эта работа как раз для меня. У меня идеальное резюме, а при моих связях в департаменте едва ли кто-то сумеет меня обойти. Ты приготовила салат?

Он встал у стола, созерцая приготовленное Анникой пиршество.

– Мы ведь договаривались добавлять зелень, – сказал он, обернувшись к жене.

– У нас есть зелень, – ответила Анника.

«У меня тоже был хороший день, – подумала она. – Я съездила в Каролинский институт, поговорила с коллегой убитой фон Беринг. Полиция напала на след террористической организации в Германии, и я сходила в магазин и купила еду».

Вслух она сказала:

– Займись детьми, а я пока нарежу салат.

Она пошла к холодильнику, давясь горькими слезами.

Суббота
12 декабря

Джемаль Али-Ахмед проснулся от нестерпимо яркой вспышки и оглушительного грохота. Он сразу понял, что произошло. Это был взрыв, покушение. Война началась. Она бесцеремонно вломилась в его дом. Или в дом его родителей, в дом его детства в далеком Ал-Азрак-аш-Шамали? Джемаль явственно услышал, как кричат козы, как падают бревна дома.

«Дети, – вдруг подумал он, протянув руки к пылающему свету. – Аллах, защити девочек, спаси моих дочек».

Он вскочил, с трудом выбравшись из низкой кровати на колесиках, и только теперь понял, где находится. Слава Аллаху, он в своей квартире.

Мгновенное облегчение сменилось дикой паникой. Что случилось? Где жена?

– Фатима! – закричал он, но от дыма в горле запершило и голос пресекся.

Вокруг не было ничего, кроме слепящего огня. В комнате рокотали отголоски грохота. В носу застряла сильная боль, из глаз струились слезы.

Откуда-то слева раздался голос жены:

– Джемаль, у нас пожар! Наш дом горит!

Это не пожар, подумал он. Это что-то другое.

– Джемаль, – задыхаясь и хрипя, кричала Фатима, – девочки, Джемаль, спаси девочек!..

Джемаль зажмурил глаза и, как был в пижаме, пополз к двери гостиной. Что бы ни случилось, он должен вывести дочерей, если только уже не поздно! Двигаться было трудно, как в кошмарном сне. Он попытался позвать девочек, но голос отказывался повиноваться. Он зарыдал, ухватившись за дверной косяк.

– Сабрина, – наконец крикнул он, – папа сейчас спасет тебя!

Вдруг он увидел, что в дверном проеме стоит безликая фигура и целится в него из автомата. Через мгновение свет померк в его глазах.

Томас сидел за столом, читая спортивный раздел газеты, демонстративно отгородившись от всего остального мира. Дети отнимали друг у друга бутерброд. Анника пыталась читать новости, но сдалась, когда Эллен опрокинула на пол чашку с шоколадным коктейлем.

– Знаете что! – возмутилась Анника. – Вставайте и вытирайте пол, а потом марш умываться и одеваться.

– Почему я? – захныкал Калле. – Это же она разлила!

– Вот тебе салфетка, – сказала Анника, дав ему кусок бумажного полотенца. – Вытирай. Эллен, вот тебе салфетка. Вытирай.

– Ты помнишь, что мы сегодня идем пить грог? – спросил Томас из-за газеты.

Дети вытерли лужу, побросали салфетки в мусорное ведро, а Анника, захватив с собой бутерброд, чашку кофе и утреннюю газету, пошла в гостиную. Положив развернутую газету на кофейный столик, она включила телевизор.

На экране она увидела подразделение вооруженных до зубов полицейских, врывающихся в какую-то квартиру. Картинка поколебалась, потом экран заполнился белой вспышкой. В левом верхнем углу она прочитала текст: «Бандхаген. Сегодня утром…»

– Что за черт?.. – Анника положила бутерброд на стол. – Томас! Ты это видел?

В ответ она услышала, как муж включил в ванной душ.

Бесстрастный голос за кадром объявил, что отряд полиции быстрого реагирования взломал дверь съемной квартиры в Бандхагене в шесть часов восемнадцать минут утра. Полицейские застали террориста спящим в постели. Руководитель террористической ячейки был захвачен на месте. Две его дочери спали в своих комнатах.

На экране показали, как полицейские ведут в машину женщину в ночной рубашке.

– Черт их возьми! – возмутилась Анника. – Они совсем с ума посходили. Посмотрите на эту женщину – она же босая! Томас!

На экране снова возник ведущий, сообщивший, что утренний арест напрямую связан с покушением на нобелевском банкете, хотя полиция и не сообщила, в чем именно заключается эта связь. Вообще полиция была очень немногословна, сообщая об операции.

Очевидно, полицейские сняли на пленку всю операцию, и часть этого материала будет показана в дневных выпусках Шведского телевидения и ТВ–4.

В гостиную вошел Томас с зубной щеткой.

– Што шлучилось? – прошамкал он.

– Пойди выплюни пасту изо рта, – приказала Анника, и Томас исчез в ванной.

На экране возник новый, ранее снятый кадр. Какой-то чин из полиции безопасности объяснял, что операция была проведена в полном соответствии с законом о полиции.

«– Все полицейские власти обязаны через национальный центр связи информировать Национальную службу полиции о совершенном террористическом акте или об угрозе террористического акта, если это находится в юрисдикции полиции безопасности, – сказал этот чин.

– Значит, в этом случае у вас не было никаких сомнений? – спросил репортер за кадром.

– Нет, не было, – ответил офицер. – Мы опасались теракта, а так как параграфы третий и четвертый закона о терроризме гласят, что задачей национальной службы безопасности является „борьба с терроризмом на территории государства“, мы не испытывали ни малейших сомнений».

В заключение офицер сказал, что операция прошла на сто процентов успешно.

После этого снова были показаны леденящие душу кадры.

Сначала показали дом, едва видимый на фоне темного неба.

Потом на третьем этаже взорвалась детонационная граната, экран заполнила ослепительно-белая вспышка. Вскоре снова появилось изображение. В окнах замелькали какие-то тени; камера заметно дрожала. У двери дома с визгом тормозили полицейские автомобили. Оттуда выскочили полицейские в бронежилетах с автоматами и бросились в дом.

В комнату вошел Калле, сел рядом с матерью и прижался к ней.

– Что они делают, мамочка? – спросил мальчик, видя, с каким вниманием Анника смотрит на экран.

– Полиция арестовала семью, чтобы задать ей несколько вопросов, – ответила Анника.

– Это опасная семья, мамочка?

Анника вздохнула:

– Не знаю, маленький, но не думаю. Во всяком случае, девочки, наверное, не опасны. А как ты думаешь? Посмотри на них.

Две полуодетые девочки-подростки в наручниках были препровождены в две машины.

Мальчик покачал головой:

– Я думаю, что им очень страшно.

Зазвонил телефон, и Калле воспринял это как сигнал к бегству.

Звонила Берит.

– Ты слышала, что произошло в Бандхагене? – спросила она.

– Это событие сейчас показывают по телевизору, – ответила Анника. – Какая здесь связь с убийствами на нобелевском банкете, о которой говорят полицейские?

– За этим я тебе и звоню, – сказала Берит. – Ты ничего не слышала?

– Я? – от души удивилась Анника. – Я только что проснулась. Что говорят в полиции?

– Говорят об агентурных данных.

– О нет, – простонала Анника. – Кто-то надавил на них и потребовал немедленных результатов.

– Может быть, – сказала Берит, – но только арестованная мать семейства поразительно схожа с тем фотороботом, который был составлен с твоим участием. Съемка невысокого качества, но, может быть, ты рассмотрела ее лицо?

Анника собралась было ответить, но передумала.

Что она может сказать? Что она может говорить, а что нет?

– Фоторобот был опубликован в открытой печати, и видно, что эта женщина нисколько не похожа на убийцу, – осторожно сказала она. – Кроме того, я не уверена, что могу что-то говорить.

Берит тихо вздохнула.

– Да, дело действительно запутанное, – сказала она. – Я понимаю, что ты в безвыходной ситуации, но это делает затруднительным и наше положение. Мы вынуждены ходить вокруг тебя на цыпочках, чтобы узнать вещи, которые тебе уже известны.

– Слушай, – сказала Анника, выпрямившись. – На самом деле я ничего не знаю, кроме того, что какая-то женщина наступила мне на ногу, когда я танцевала в Золотом зале. Полиция ничего не сообщила мне о том, что произошло в Бандхагене или в Берлине. Я не имею ни малейшего представления о том, что у них на уме. Тот факт, что я оказалась на месте преступления, не может помешать мне работать над собственной версией.

Было слышно, как Берит зашуршала чем-то на противоположном конце провода.

– Понимаю, – тихо сказала она. – Но я думаю, что ты можешь спокойно отдохнуть в выходные. Патрик работает с полицией, а я делаю все остальное. Мы увидим тебя в понедельник?

Некоторое время на линии вибрировало напряженное молчание.

– Конечно, – ответила Анника.

Она положила трубку, чувствуя в душе невыразимую пустоту.

Когда ей в последний раз звонили, чтобы сказать, что она может не работать?

– Кто это был? – спросил Томас от двери, вытирая полотенцем свежевыбритый подбородок.

– Берит из газеты. Она…

Томас уронил полотенце на пол.

– Как все это знакомо! – в сердцах воскликнул Томас. – Только потому, что мы договорились поехать к моим родителям на грог, ты говоришь, что тебе надо работать. Я знал, что так и будет!

– На самом деле так не будет, – сказала Анника, вставая.

Она подняла с пола полотенце и протянула его мужу, заметив на ткани кровь. Томас порезался, пока брился. Он отвернулся, не взяв полотенце, и Анника молча смотрела на его широкие плечи, когда он снова исчез в ванной. В душе всколыхнулись самые противоречивые чувства. Как ей хотелось до него достучаться. Как ненавидела она его самодовольство. Как отвратительна была ей мысль о той интрижке, которая была у него с той блондинкой из областного совета, шлюшкой Софией Гренборг.

Да, у них был роман, но Анника положила ему конец.

«Это осталось позади, – подумала она. – Теперь у нас снова все хорошо».

Вечеринка у родителей мужа в Ваксхольме прошла натужно, как Анника и опасалась. Загородный дом, построенный на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков, был полон радостных и восторженных провинциалов в пиджаках и начищенных до блеска ботинках. Анника шла по дому, держа за руки обоих детей. Дети были тщательно одеты, причесаны и послушны. В каждом дверном проеме толпились люди, мешая проходу. Анника почувствовала, как под грудью у нее выступил пот. Вспотели и детские ладошки. Скоро они станут такими скользкими, что их станет невозможно удержать.

Большинство гостей были членами местной деловой ассоциации, в совете которой отец Томаса состоял уже без малого тридцать лет. Разговоры крутились вокруг туристов: сколько их и как привлечь больше. Люди рассуждали о бизнесе, который оживает только в летние месяцы, когда появляются клиенты, которые в остальное время пользуются услугами фирм, работающих круглый год. Говорили о рождественском базаре, который начнет работать со следующей недели.

Только в одном месте говорили о последних событиях.

– Хорошо, что полиция захватила этих нобелевских террористов, – говорила пожилая дама с крашенными синькой волосами своей знакомой – седой даме.

Анника, не останавливаясь, прошла мимо, стараясь найти что-нибудь съестное для детей.