Выпустив из руки пистолет, упавший на дно продырявленной сумки, Кошечка взглянула на ближайшую дубовую дверь. До нее восемь шагов – это был следующий ориентир; один, два, три, четыре, пять, шесть (сзади послышались истерические вопли), семь, восемь – она толкнула дверь и выскользнула из зала без всяких помех. Дверь бесшумно затворилась за ее спиной. Дальше четыре шага до служебного лифта, два этажа вниз, три ступеньки вниз к служебному выходу.

Внимание немного рассеялось, чудесная собранность начала улетучиваться.

«Нет, еще рано, черт возьми, не расслабляйся», – прикрикнула она на себя. Впереди самое трудное.

Она выбежала под арку южного выхода. Холод окатил ее парализующей волной. Теперь девяносто восемь скользких ступеней, ведущих к воде. Спринт на сто метров.

Охранники во внутреннем дворе вдруг, как по команде, поднесли правые руки к уху. Дьявол! Она надеялась, что успеет уйти дальше до того, как им сообщат по рации о случившемся. Входная дверь закрылась. Кошечка выхватила из сумки пистолет. Между ней и водой стояли три охранника. Следуя плану, она выстрелила в них трижды – в каждого, в одного за другим. Главное – вывести их из строя, убивать не обязательно.

Простите, мальчики, ничего личного.

Сзади начали стрелять. Пуля ударила в гранитную колонну, отколола кусок камня, и осколок ударил ее в щеку. От боли Кошечка вздрогнула. Она стремительно наклонилась, сняла туфли и бросилась бежать.

Слух снова до предела обострился – она услышала звук мощного лодочного мотора.

Она выбежала из тени колонн и помчалась по саду. Замерзшая трава хрустела и трещала под ногами, колола босые ступни, словно иглами. Сзади затрещали выстрелы, и Кошечка принялась петлять и уклоняться, держа в одной руке пистолет и туфли, а другой стараясь поддернуть повыше длинную юбку.

Рев мотора смолк, когда лодка пристала к набережной ратуши.

Ветер резал тело тысячами ледяных лезвий, когда она спрыгнула со ступени набережной.

Кошечка отчетливо слышала плеск волн о корпус лодки, когда неуклюже и тяжело приземлилась на корму.

Чувство торжества мгновенно улетучилось, сменившись невероятным раздражением. Она прикоснулась к раненой щеке. На пальцах темнела кровь. Пустяк, лишь бы не осталось шрама. И какой же мерзкий холод!

Только когда из вида исчезла башня ратуши, Кошечка обнаружила, что потеряла одну туфлю.

У трехмесячного ребенка полицейского инспектора Антона Абрахамссона была колика. Дитя кричало круглыми сутками уже в течение восьми недель, сводя родителей с ума. Антон мог отдохнуть на работе, но положение жены было практически безвыходным. Единственное, что Антон мог делать, – это успокаивать супругу по телефону:

– Дорогая, ну это же когда-нибудь кончится. Он отрыгивал? Ты давала минифом?

Сигнал тревоги прозвучал в отделении полиции безопасности в тот момент, когда жена Антона безутешно зарыдала в трубку.

– Я приеду сразу, как только освобожусь, – пообещал Антон, положил трубку, оставив жену наедине с ее рыданиями, и принял вызов. Злился он не в последнюю очередь потому, что вызов был не из подразделения службы безопасности, а из городской полиции.

Это означало, что городская полиция, в задачу которой входило обеспечение безопасности движения и оцепление мест преступления от любопытных зевак, засекла преступление, которое проморгала полиция безопасности.

Это был первый вывод Антона Абрахамссона.

Второй забрезжил в мозгу через секунду: «У кого-то будут серьезные неприятности».

От третьего у него встали дыбом волосы: «Черт, они уже здесь».

«Надо позвонить в газету». Это была первая мысль Анники.

Она лежала лицом вниз на мраморном полу, ощущая голыми руками его холод. Одного мужчину тошнило, второй стоял у нее на руке. Не чувствуя боли, она выдернула руку. Где-то справа истошно верещала женщина, длинные юбки то и дело касались головы Анники. Оркестр умолк на середине такта, и звуковой вакуум тотчас заполнился воплями, которые ледяной волной затопили все залы ратуши.

«Где моя сумка?» – подумала она и попыталась встать, но случайный удар по голове снова уложил ее на пол.

В следующее мгновение вся толпа, как по мановению волшебной палочки, исчезла из вида. Мужчина в темносером костюме приподнял и посадил ее спиной к залу. Теперь Анника видела только дубовую дверь.

«Мне надо связаться с Янссоном», – подумала она и попыталась оглянуться, чтобы посмотреть, на месте ли сумка. Она оставила ее у медной двери, ведущей в палату «Три короны», но увидела лишь мятущуюся толпу и деловито снующих мужчин в серых костюмах.

У Анники задрожали колени, она ощутила прилив знакомого страха, но постаралась взять себя в руки: это не опасно, это не опасно. Она заставила себя глубоко вдохнуть и постаралась оценить ситуацию.

Сделать она не может ничего.

Мозаичная фигура на стене ободряюще смотрела на нее, неженское лицо было обрамлено клубками змей. Какая-то толстая дама в черном кружевном платье закатила глаза и упала в обморок. Молодой человек кричал так громко, что у него страшно надулись вены на шее. Пьяный старик уронил на пол бокал, который с грохотом разлетелся на тысячу осколков.

Куда делся Боссе? – подумала она.

Анника понемногу успокоилась, сплошной шум начал члениться на отдельные слова и внятные фразы. Она услышала звонки, переговоры и распоряжения – говорили по большей части люди в серых костюмах. Они говорили стальными бесстрастными голосами в микрофоны, соединенные со вставленными в уши динамиками. Провода от микрофона прятались во внутренних карманах пиджаков.

– Служебный лифт очень мал, носилки туда не войдут – придется выносить их через церемониальный вход в башне.

Анника слышала только слова, но не могла понять, кто их произносит.

– Здание надежно оцеплено. Мы отобрали свидетелей, а теперь очищаем банкетный зал.

«Мне нужна сумка», – снова подумала Анника.

– Мне нужна сумка, – произнесла она вслух, но никто ее не услышал. – Я могу взять сумку? Там мой мобильный телефон.

Она оглянулась. Люди перемещались по залу медленно, как муравьи перед первыми заморозками. Из палаты «Три короны» в зал выбежала женщина в белом халате, толкая перед собой носилки на колесах, вслед за ней появился мужчина с другой каталкой. Кроме них Анника увидела людей с фонендоскопами, кислородными масками и капельницами. В Золотом зале люди стояли стеной – бледные, словно призраки с черными провалами открытых ртов. Вопли прекратились, стояла оглушительная тишина. Анника слышала негромкие голоса медиков. Потом тела погрузили на носилки. Анника заметила, что мужчина, упавший на пол, жив, в сознании и стонет. Женщина лежала неподвижно.

Спустя мгновение их увезли.

Толпа снова взорвалась криками, и Анника, воспользовавшись моментом, прокралась мимо двух агентов в серых костюмах и сумела наконец завладеть своей сумкой. Один из агентов схватил ее за руку как раз в тот момент, когда она начала рыться в сумке.

– Вы никуда не пойдете, – с излишней грубостью сказал агент.

Анника выдернула руку.

Она позвонила на прямой телефон Янссона, но в ответ услышала три коротких гудка.

Сеть занята.

Что за?..

Контакты, нажать, Янссон, нажать.

Бип, бип, бип. Сеть занята.

Контакты, нажать, Янссон, нажать.

Бип, бип, бип. Сеть занята.

Анника подняла голову и огляделась, словно ища помощи. Но на нее никто не смотрел.

– Твое имя?

Перед ней вырос человек в джинсах, державший в руках блокнот и ручку.

– В чем дело? – спросила Анника.

– Отдел расследования преступлений. Как тебя зовут? Мы пытаемся выяснить, что случилось. Ты что-нибудь видела?

– Я ничего не видела, – ответила Анника, глядя на потемневшие пятна крови на мраморном полу.

Никаких ангелов, успела подумать Анника. Слава богу, ангелы молчат.

Вздрогнув, она вдруг поняла, что уронила шаль, бабушкину шаль, которую та носила, когда была экономкой в резиденции премьер-министра. Шаль валялась на полу рядом с лужей крови.

Сухая чистка, будем надеяться, поможет, подумала она.

– Меня зовут Анника Бенгтзон, – ответила она наконец полицейскому офицеру. – Я должна написать репортаж о нобелевском банкете в «Квельспрессен». Что произошло?

– Ты слышала выстрелы?

Выстрелы?

Анника качнула головой.

– Ты заметила что-нибудь подозрительное в связи с выстрелами?

– Я танцевала, – ответила она. – В страшной толчее. Меня кто-то толкнул, но ничего подозрительного я не заметила, нет…

– Толкнул? Кто именно толкнул?

– Женщина. Она пыталась пробиться сквозь толпу и наступила мне на ногу.

– Хорошо, – сказал полицейский, что-то записывая в блокнот. – Подожди здесь. Сейчас придет наш сотрудник и продолжит допрос.

– Я не могу ждать, – возразила Анника. – Мне надо писать статью. Как тебя зовут? Я могу на тебя сослаться?

Человек в джинсах довольно грубо прижал Аннику к стене.

– Ты останешься здесь и дождешься моего возвращения.

– Ни за что в жизни! – крикнула Анника, едва не сорвавшись на фальцет.

Полицейский страдальчески простонал и повел Аннику в палату Трех корон.

«Влипла, – подумала Анника. – Как, черт возьми, мне выбраться отсюда?»

Главный редактор Андерс Шюман удобно устроился рядом с женой на диване в гостиной, чтобы посмотреть новый фильм Альмодовара, когда позвонил ночной редактор.

– На нобелевском банкете была стрельба, – сообщил Янссон. – Пять человек получили ранения, но мы не знаем, живы они или нет.

Андерс Шюман тупо смотрел, как жена нажимает на пульте кнопки, тщетно пытаясь найти нужные субтитры.

– Жми круглую кнопку, – сказал Андерс и показал ее жене. Смысл сказанного Янссоном еще не вполне до него дошел.

– На месте Анника Бенгтзон и Ульф Ольссон из отдела фотографий, – продолжал Янссон. – Я не могу с ними связаться, сеть перегружена.

– Повтори еще раз, – тихо попросил Шюман.

– Сеть перегружена. Из ратуши пытаются одновременно звонить тысяча триста человек, сеть не справляется.

– Кто мог стрелять на нобелевском банкете?

У жены округлились глаза, и она уронила пульт на пол.

– Были ранены охранники, о других жертвах мы ничего не знаем. «Скорая» с сиренами увезла всех в госпиталь Святого Ёрана.

– Черт! – Шюман выпрямился. – Когда это случилось?

Он посмотрел на часы – было десять часов пятьдесят семь минут.

– Десять, самое большее, пятнадцать минут назад.

– Кто-то убит? – спросила жена, но Шюман шикнул на нее.

– Это какое-то сумасшествие, – ответил он. – Чем занята полиция? Они кого-нибудь арестовали? Где стреляли? В Синем зале? Где были король и королева? В этом здании вообще есть охрана?

Жена погладила Шюмана по спине, стараясь успокоить.

– Полиция оцепила ратушу, – продолжал Янссон, – никто не может ни войти, ни выйти. Сейчас они начнут допрашивать людей и постепенно их выпускать. Думаю, через полчаса – час у нас появятся свидетели. Мы не знаем, задержали кого-нибудь или нет, но просеют они множество людей.

– Что происходит в городе?

– Остановлены все поезда, дороги блокированы, но самолеты из Арланды продолжают вылетать. Сегодня осталось всего несколько вечерних рейсов. На Центральном вокзале многолюдно, много народу скопилось на автострадах.

Жена чмокнула Андерса в щеку, встала и вышла из гостиной. Нервическим женщинам Педро Альмодовара придется подождать до лучших времен.

– Что говорит полиция? – спросил Андерс Шюман. – Терроризм, экстремизм, какие-то версии, чьи-то угрозы?

– Полиция объявила, что будет пресс-конференция, но не раньше часа ночи…

В трубке было слышно, как кто-то окликнул Янссона, и он на мгновение отвлекся.

– Ну вот, – сказал он, снова взяв трубку, – здесь такая суета. Надо быстро принять решение: можно ли добавить несколько страниц? не придержать ли часть рекламы? кто должен написать основную статью?

На улице стоял ночной зимний мрак. Шюман смотрел на свое отражение, слыша, как жена на кухне открыла кран.

«Старею, – подумалось Шюману. – С большим удовольствием я провел бы вечер в обществе Антонио Бандераса и Кармен Мауры».

– Я скоро буду, – сказал главный редактор.

Янссон, не ответив, положил трубку.