Сальватора, держа чашку двумя руками, сделала глоток кофе.

– Но сегодня же воскресенье…

– Хочу закончить один эскиз, – ответил Лоренцо с набитым ртом, отряхивая руки от крошек. – Ты видела последний, для «Снега»? На июльской ярмарке он всем очень понравился.

Лоренцо глотнул кофе.

– Да, конечно. Ты просто молодец, – ответила Сальватора со слегка натянутой улыбкой.

– Папа меня не то что не похвалил, даже не взглянул на него, – пробормотал Лоренцо, ставя чашку на блюдце.

– Ну что ты, – поспешила оправдать мужа Сальватора. – Ты же знаешь, какой он. Твой отец не из тех, кто привык раздавать комплименты, но он ценит все, что ты делаешь.

– Ну да, конечно. – Лоренцо махнул рукой. – Чудо, если он вообще замечает, что происходит на мыловарне.

Сальватора помрачнела.

– Лоренцо, мне совсем не нравится, когда ты говоришь об отце в таком тоне. Ты обязан уважать его. Ты и твоя сестра. А вы все время объединяетесь против него…

Лоренцо вздохнул и посмотрел на нее с выражением, в котором читалось: «Ничего не поделаешь, ты всегда на его стороне, даже когда его совсем не надо защищать». Он поднялся, обошел стол, положил руки на плечи матери и поцеловал ее в лоб.

– Ну, я пошел, – только и сказал он.

* * *

Лоренцо припарковал «Ламбретту» перед большими деревянными воротами фабрики, слез с мотоцикла и достал из кармана связку ключей. Повернул в замке длинный латунный ключ и вошел внутрь, закрывая за собой ворота.

Запах мыловарни тут же окутал его, словно мантия: это был единственный и неповторимый аромат, смесь растительных жиров, цветочных и фруктовых эссенций и ланолина, смол, щелока и растворителей.

Лоренцо прошел вперед по крашеному цементному полу, отмечая эхо при каждом шаге: в такой тишине, без рабочих и с выключенными станками, он внезапно почувствовал себя последним человеком на Земле. Эти стены из необработанного камня и высокие потолки с детства были для него и Аньезе вторым домом: они провели здесь множество беззаботных часов, играя в прятки между огромными паровыми котлами и ваннами для охлаждения мыла, пока однажды после обеда – Лоренцо и Аньезе тогда еще ходили в начальную школу – дедушка Ренато не пригласил их к себе в кабинет и не сказал, одарив своей фирменной полуулыбкой: «Однажды вам предстоит взять управление фабрикой в свои руки. Как только вы закончите среднюю школу, я хочу, чтобы вы работали на мыловарне с утра до вечера. А пока вам предстоит многому научиться. Вы будете приходить сюда после уроков каждый день, без исключения, вы хорошо меня поняли?»

Потом он отвел Лоренцо в сторону и прошептал ему: «Я на тебя рассчитываю, парень. На тебе лежит большая ответственность, тебе предстоит продолжить дело Риццо. Ты же это знаешь, верно?» Лоренцо кивнул и пообещал, что ни за что его не разочарует. И чуть слышно добавил: «Дедушка, я все равно хочу закончить лицей. Как ты! Но буду приходить на завод каждый день после уроков. Клянусь!» С того дня Ренато принялся обучать внуков всему, что знал сам, и брат с сестрой постепенно узнали все секреты мыловарения. Особенно преуспела в этом Аньезе, дедушка не зря говорил, что она унаследовала его нос. И он имел в виду не только внешнее сходство, которое было заметно невооруженным взглядом, – нос у них обоих был асимметричным с чуть неровным профилем, – но и необычную способность девочки запоминать ароматы всех эссенций и их свойства и распознавать их по запаху, словно ищейка. Лоренцо на миг показалось, что он как будто видит их, Аньезе и дедушку: как они с азартом экспериментируют, добавляя в смесь мыла красители, ароматы и активные вещества.

Он уже собирался войти в кабинет, когда услышал резкий звук с цокольного этажа. Лоренцо спустился вниз, туда, где стояли цистерны с маслом из оливкового жмыха. Ему было чуть больше четырех лет, когда отец впервые привел его сюда, и он хорошо запомнил этот момент, потому что Джузеппе тогда резко сделал шаг в сторону и его стошнило прямо на пол от запаха, который царил в помещении. «Тебе плохо, папа?» – спросил мальчик взволнованно. «Это все жмых, – ответил отец, стараясь прийти в себя. – Я никогда не смогу привыкнуть к этому запаху…» И тем не менее именно оливковый жмых принес их семье удачу: дедушка вовремя понял, что отходы от производства оливкового масла можно пустить в дело. В ход шло все – кожица, остатки мякоти, фрагменты косточек, – и в результате получалось масло, которое нельзя было употреблять в пищу, но зато оно идеально подходило для производства мыла.

«Во́т что это было, – подумал Лоренцо, заметив, что окно под потолком закрыто. – Наверное, захлопнулось от ветра». Он влез на стул, снова распахнул окно, чтобы комната проветривалась, и только потом вернулся на первый этаж. Открыл дверь кабинета, который когда-то принадлежал дедушке, а сейчас – отцу, в те редкие моменты, когда тот бывал на заводе, и сел в кожаное кресло за письменным столом. На противоположной стене висел диплом Ренато об окончании факультета сельскохозяйственных наук, а вокруг него, чтобы занять оставшуюся часть стены, были развешаны в рамках все грамоты, сертификаты и премии, которые мыловарня «Дом Риццо» получила за эти годы. Некоторое время назад к ним присоединились плакаты и рекламные вывески, которые рисовал Лоренцо. Последняя его работа была посвящена хозяйственному мылу «Снег»: на плакате молодая женщина с лицом Анджелы доставала простыню из полного мыльной воды и пузырей-снежинок таза. Женщина с удивлением смотрела на безупречно чистое белоснежное белье. На полу рядом с ней, на переднем плане, была изображена упаковка твердого мыла, а на голубой этикетке крупными и такими же белоснежными, как простыня, буквами было написано «Снег».

Лоренцо открыл папку с эскизами и достал из нее рисунок, который собирался закончить сегодня, – он работал над ним уже некоторое время. Им нужен был рекламный плакат для перезапуска «Олив», питательного мыла для лица на основе оливкового масла. Его продажи с самого начала шли не слишком бойко, потому что не всем нравился аромат оливок, но сейчас Аньезе слегка изменила формулу и сделала аромат более мягким, добавив в него букет ириса и туберозы.

Лоренцо открыл коробку с цветными карандашами и продолжил с того места, где остановился в прошлый раз. В верхней части плаката рядом с ребенком на корточках сидела женщина и, закрыв глаза, нюхала его щеку с выражением блаженства на лице, а от розовой кожи малыша разлетались во все стороны крошечные лепестки. Внизу плаката Лоренцо сделал набросок новой упаковки «Олив»: прямоугольной формы, с зелеными уголками, а посередине – светло-фиолетовый овал с надписью курсивом фиолетового цвета: «Олив».

Ниже он набросал карандашом рекламный слоган: «Питательная сила оливкового масла с упоительным ароматом ириса и туберозы». Он работал над плакатом добрый час, пока не услышал, как заскрипели ворота. Лоренцо встал и со скрежетом отодвинул кресло, но в этот момент дверь офиса распахнулась и на пороге появилась Аньезе: ее кудри были собраны в высокий хвост, желтое платье обнажало крепкие икры.

– А, это ты, – сказал Лоренцо, снова усаживаясь в кресло. – Почему ты не хочешь выспаться? Сегодня же воскресенье…

– По той же причине, что и ты, – ответила Аньезе, уставившись на него своими темными кошачьими глазами.

Он улыбнулся и повернул лист с эскизом.

– Хочешь взглянуть?

Аньезе взяла лист и присмотрелась к рисунку.

– Вот это да! – воскликнула она. – Мне ужасно нравится! – Она снова посмотрела на рисунок и удовлетворенно кивнула. – Да, да, он очень красивый. Но что, если мы немного изменим слоган? Давай напишем: «Привычная нежность оливкового масла с новым ароматом ириса и туберозы»? Так будет понятно, что это обновленный продукт.

Лоренцо ненадолго задумался.

– Нет, слишком длинно. Мне не кажется, что это хорошая мысль. – Он закусил нижнюю губу. – А что, если так: «Питательное оливковое масло с новым чарующим ароматом»?

– Да, замечательно! – воскликнула Аньезе, хлопнув в ладоши.

– Значит, так и напишем, – сказал Лоренцо с улыбкой и снова склонился над листом.

Непослушные пряди упали ему на лоб. Он стер ластиком вторую часть фразы и написал ту, что они только что придумали.

Аньезе сидела на письменном столе, склонив голову набок, и болтала ногами, пристально следя за каждым штрихом грифеля.

– Завтра же отправим в печать, – объявил Лоренцо, закончив рисунок и откладывая карандаш в сторону.

– Да, только сначала покажем папе… – предложила Аньезе.

Брат отодвинул кресло назад и поднялся.

– Какой смысл? Он едва взглянет на него, как всегда. Не думай о папе. Главное, чтобы плакат нравился нам с тобой.

Аньезе опустила глаза и скривила губы.

– Как хочешь, – пробормотала она. – Послушай, раз уж мы здесь, давай проверим резочный станок? Вчера у него два раза заедало педаль.

Лоренцо посмотрел на настенные часы: они показывали четверть одиннадцатого.

– Не успеем. В одиннадцать я встречаюсь на пляже с Анджелой и Фернандо. Ты же помнишь, что он сегодня уезжает? Мне еще надо заехать домой за плавками.

– Мне тоже нужно взять купальник, – ответила Аньезе. – Ладно, значит, займемся этим позже. После пляжа.

* * *

Раскаленный песок обжигал ноги. Разуваться было не лучшей идеей, думала Аньезе, прыгая на цыпочках к берегу. Рядом с ней, перекинув через плечо пляжное полотенце, шагал Лоренцо. Они пробирались к морю между шезлонгами, между кричащими и брызгающимися детьми, игроками в волейбол и рядами полотенец, на которых загорали женщины с журналами Gente и Marie Claire.

Из киоска с напитками доносились звуки радио. «Eri piccola così»^[3], – пел Фред Бускальоне. Наконец, в паре метров от берега они заметили Анджелу: она загорала на полотенце, прикрыв глаза, раздельный купальник в красно-белую полоску подчеркивал ее идеальное стройное тело. По крайней мере, именно таким оно казалось Аньезе, когда она сравнивала его со своим. Мать все время повторяла ей, что с возрастом она тоже вытянется и постройнеет, но ничего подобного не случилось: Аньезе так и осталась метр пятьдесят пять ростом, округлый живот никуда не ушел, а едва наметившаяся грудь так и не приобрела женственную форму.

Лоренцо опустился на колени и слегка поцеловал Анджелу в губы, щекоча ее лицо своими волосами. Девушка открыла глаза и вспыхнула от радости. Она приподнялась на локтях и одарила его нежным взглядом.

– Этот купальник тебе не тесноват? – спросил он, отодвигая ее волосы набок.

– Тебе не нравится? Мне его подарила соседка, ей он мал.

Лоренцо расстелил свое полотенце рядом с ней и снял брюки и рубашку.

– Я не говорил, что мне не нравится. Ты прекрасна. В этом-то и проблема: на тебя все смотрят. Будет лучше, если в следующий раз ты наденешь обычный закрытый купальник.

Анджела ничего не ответила.

– Ложись поближе ко мне, – сказал он, укладываясь на полотенце. Анджела придвинулась к Лоренцо и положила голову ему на грудь. Он поцеловал ее в лоб и погладил по волосам. Борясь с порывами ветра, Аньезе расстелила на песке свое полотенце перпендикулярно полотенцу Фернандо и села лицом к морю, повернувшись к брату и Анджеле спиной.

– Ты еще не сжарилась в одежде? – поинтересовался Лоренцо.

– Пока нет, – ответила Аньезе, обернувшись к брату. Она потянула вниз края желтого платья, чтобы прикрыть лодыжки от солнца, и заметила в море Фернандо, который плыл к берегу широкими гребками.

– Ну, здоро́во! – поприветствовал его Лоренцо, когда тот вышел из воды и подошел к ним. Фернандо улыбнулся и показал ему средний палец.

– Как вода? Не слишком холодная? – вяло поинтересовалась Анджела.

– Просто замечательная, – ответил Фернандо, отбрасывая назад мокрые волосы.

Он сел на край полотенца и подмигнул Аньезе. В этот момент Лоренцо и Анджела решили искупаться и, взявшись за руки, пошли к морю.