Раздался стук входной двери. Анника услышала радостные вопли детей и стук – Томас поставил портфель на скамейку в прихожей.

– Привет, – сказал он, войдя на кухню и поцеловав жену в лоб. – С кем это ты так долго болтала?

Она приподнялась на цыпочки, поцеловала в губы и прижалась к нему всем телом. На миг она представила себе на месте Томаса белокурого Форсберга из криминальной полиции.

– Я ни с кем не разговаривала, – сказала она, уткнувшись мужу в шею.

– Телефон занят уже полчаса.

Анника отпрянула от Томаса.

– Черт! – воскликнула она. – Я же не переключилась.

Она побежала к компьютеру, выдернула из него кабель и снова подсоединила его к телефону.

– Сейчас мы будем есть, – сказала она.

– Я, пожалуй, не буду, – ответил Томас. – Мы встречаемся отделом, так что, наверное, чего-нибудь пожуем.

Анника разочарованно застыла на месте со сковородкой в руках.

– Я думала, что сегодня ты играешь в теннис, – удивленно сказала она.

Ручка сковороды сильно жгла даже сквозь рукавицы, и Анника быстренько поставила ее на подставку.

– Парни из Министерства юстиции хотят как можно скорее оценить наш проект, а заодно немного поесть.

– Но ты же можешь просто посидеть с нами и немного закусить, – сказала Анника и придвинула к столу стульчик Эллен.

Она украдкой посмотрела на мужа, который громко втянул ноздрями запах риса.

– Калле! – крикнула она в гостиную. – Обедать!

– Но я хочу досмотреть! – прокричал в ответ сын.

Анника положила дочке рис и рыбу, поставила рядом с ее тарелкой миску с салатом.

– Салат, между прочим, сделала Эллен, – объявила Анника. – Неужели не хочешь попробовать?

Она решительно вошла в гостиную и выключила телевизор. Сын в голос заревел.

– Все, – сказала Анника. – Еда важнее телевизора, ты это знаешь. Иди и садись за стол.

– А что у нас на обед?

– Рыба, рис и креветки.

Мальчик скорчил недовольную гримасу:

– Фу, опять эти креветки.

– Можешь их не есть. Поторопись, пока все не остыло.

Когда она вернулась на кухню, Томас с аппетитом ел.

– Ну как, вкусно? – спросила она и села за стол напротив мужа.

– Креветки жестковаты, – ответил он. – Ты их всегда перевариваешь.

Она ничего не ответила, положила еду себе в тарелку, с горечью осознавая, что последнее слово никогда не остается за ней.

* * *

Томас вышел из подъезда, надвинул шапку на уши и всей грудью вдохнул холодный вечерний воздух. Он наелся до отвала, и ощущение сытости было ему очень приятно.

Как повезло ему в жизни, рассеянно подумал он. Жизнь полна удовольствий и любви – во всех отношениях.

Он с наслаждением потянулся.

Хорошо, что вернулась Анника. Дома сразу стало тепло и уютно, и как она любит детей.

Вернее, как они любят детей.

Он стоял с портфелем у подъезда, размышляя, стоит ли ехать на встречу на машине. Они встречаются в Сёдермальме, в каком-то кабаке на Хорнгатан. В этом ресторанчике есть отдельные кабинеты. Наверное, они выпьют бутылку вина, и тогда одно из двух: либо ему придется остаться трезвым, либо положиться на случай и сесть за руль слегка пьяным. Но сегодня четверг, ночь уборки города, так что передвигаться придется в пробках.

Он шагнул от подъезда, свернул направо, потом еще направо и вышел на Агнегатан.

Будем надеяться, что эта старая рухлядь заведется, подумал он, и рывком распахнул дверь своей «тойоты».

Эта машина осточертела ему до смерти. Она уже была старой, когда он познакомился с Анникой, но она отказалась для покупки новой машины взять кредит под залог квартиры.

– Я езжу на общественном транспорте, – сказала она, – и то же самое будешь делать ты. В нашем городе только идиоты ездят на собственных машинах.

В этом она была на сто процентов права, но автомобиль был еще вопросом политики.

Томас поехал по Хартверкаргатан. Вообще-то улица была закрыта для движения транспорта, но он махнул на это рукой. Конечно, на уборку закрыты и все улицы вокруг Цинкенсдамм. С упавшим сердцем и участившимся пульсом он стал колесить по району, стараясь отыскать разрешенную для движения дорогу. Дороги не было.

В конце концов он остановил машину у дверей кабака и заплатил за стоянку. Анника сошла бы с ума, если бы увидела этот расход на их совместной банковской карточке, поэтому Томас расплатился наличными.

Он остановился и стал рассматривать место встречи.

Второсортная забегаловка, решил он. Грязная пивнушка.

Вздохнув, снял шапку, сунул ее в карман штормовки, поднял портфель и вошел в заведение.

В кабаке было накурено и очень шумно, из плохих колонок несся грохот непонятного рока, на стенах висели мишени для игры в дартс. Там же виднелись старые безвкусные плакаты с рекламой разных сортов пива. В углу молчаливо стоял старый заброшенный музыкальный автомат.

– Томас! Сюда!

Он увидел Софию Гренборг. Она сидела справа от входа, недалеко от стойки бара. Благодарно улыбаясь, он подошел к Софии. Он сердечно поздоровался с коллегой из областного совета, хотя к этой сердечности примешивалось и известное чувство вины. Три года назад они оба искали работу в Союзе общин. Место досталось ему, хотя по квалификации и заслугам оно должно было достаться Софии. С тех пор, когда они сталкивались по работе, он каждый раз испытывал угрызение совести и старался сгладить вину сердечной приветливостью.

– Где Крамне? – спросил он, снимая штормовку.

– Еще не приехал, – ответила коллега и подвинулась, освобождая место на диване. – Я только сейчас удивлялась: о чем он думал, когда назначал встречу в этом притоне?

Он от души рассмеялся, так как сам подумал о том же. Сел рядом с Софией и вдруг с удивлением заметил, что она потягивает пиво. Перехватив его взгляд, она пожала плечами и улыбнулась.

– Решила действовать по обстоятельствам – здесь и сейчас, – сказала она.

Он поднял руку, остановил молодого официанта и заказал большую кружку темного пива.

– Что ты скажешь о брошюре? – спросила она.

Томас поставил портфель на колени, раскрыл его и выложил на стол тонкую пачку бумаг, положив сверху брошюру.

– В общем и целом все хорошо, – сказал он и поставил портфель на пол. – Кое-что, конечно, надо причесать и отредактировать. Надо более четко сформулировать, что должны делать политики в случае угрозы – не пугаться, а осмыслить положение. Возможно, надо привести статистику реакций разных политиков на угрозы. Цифры по преступлениям можно взять в Главном полицейском управлении.

Собственно, это были непосредственные комментарии Анники после того, как она перелистала брошюру перед уходом Томаса. София Гренборг заморгала – замечания Томаса произвели на нее впечатление. Он потянулся.

– Очень интересные соображения, – сказала она. – Можно я запишу?.. Я тут подумала еще об одной вещи, – сказала София, записывая услышанное в небольшой блокнот. – Как ты думаешь, не надо ли исследовать ценность такого подхода? Рассмотреть, как общество смотрит на угрозы в адрес политиков и избранных чиновников?

Он посмотрел на нее, поймав себя на мысли, что не слышал, что она сказала.

– Что ты хочешь этим сказать?

Она положила в сумку блокнот и ручку.

– Я хочу сказать, что надо обдумать систему оценок, которую мы кладем в основу исследований причин молчания политиков. Разве не надо говорить и об этом?

Томас наморщил лоб, чтобы скрыть свой энтузиазм.

– То есть ты хочешь сказать, что мы должны понять, как люди реагируют на феномен?

– Да, – ответила она и подалась вперед, – и одновременно исследовать возможность изменить положение дел их осознанием.

Он медленно кивнул.

– Может быть, нам следует обеспечить поддержку со стороны прессы, – сказала она, – вызвать публичное обсуждение и начать, честно говоря с опозданием, формировать общественное мнение.

– Да, – воодушевленно согласился он. – Надо задействовать информационные ресурсы и интерактивность средств массовой информации.

– В газетах должны появляться статьи о наших новых героях, – сказал Томас, – и в четко выделенных, ярких рубриках. Надо писать о местных политиках, вступивших в борьбу с правыми экстремистами и анархистами в своих городах.

– Но эти статьи не должны преувеличивать опасность и отпугивать людей, собирающихся заняться политикой, – добавила София.

– Это вы пришли на встречу демократов? – спросил подошедший официант и поставил кружку пива на документы.

Томас с быстротой молнии поднял кружку, но ему не удалось избежать неприятности – пузырящаяся пена оставила на документах отчетливую прямую линию.

– Звонил Крамне, – как ни в чем не бывало продолжил официант, – и просил передать, что не сможет прийти сегодня вечером. С вас тридцать две кроны.

Он замолчал, ожидая расчета.

Томас почувствовал, как в нем вскипает неистовый гнев, заливший его, как пивная пена, текущая по рукам и брюкам.

– Что за чертовщина?! – воскликнул он. – Что происходит?

София Гренборг выпрямилась и обратилась к официанту:

– Крамне не сказал, почему он не придет?

Молодой человек пожал плечами и нетерпеливо переступил с ноги на ногу, ожидая, когда с ним расплатятся.

– Он сказал только, что не сможет, и просил передать это вам. Еще он сказал, что вы сможете просто поесть, он уже оплатил счет, а придет в следующий раз.

Томас и София Гренборг переглянулись.

– Пер Крамне живет в этом же доме на шестом этаже, – официант, наморщив лоб, поднял глаза к потолку, – и бывает здесь часто. Мы уже накрыли стол внизу, в зале, на площадке за туалетом.

Томас отсчитал мелочью ровно тридцать две кроны, а потом бережно убрал со стола все документы в портфель.

– На ужин у меня уже нет времени, – сказал он, собираясь встать.

Официант ушел.

– Нам надо обсудить нашу проблему, – остановила Томаса София, – раз уж мы все равно здесь. Подумать, как четко обрисовать суть и образ угроз. Самое важное – чтобы политики сохраняли на своих местах хладнокровие и знали, как вести себя в случае угроз и применения насилия.

– Я отменил сегодняшний теннис, – отозвался Томас голосом обиженного ребенка.

София улыбнулась:

– А я пропустила урок сальсы. Так что пусть правительство кормит нас ужином за причиненные неудобства.

Он махнул рукой и улыбнулся Софии в ответ.

Анна Снапхане, тяжело дыша, поднималась по лестнице, окидывая взглядом окрашенные в спокойные тона стены. Как же долго взбирается она с одного этажа на другой и, боже, как ее качает.

Она остановилась на следующей площадке и посмотрела на задний двор через цветное стекло. Окно квартиры Анники, выходившее во двор, было ярко освещено.

Очень живописно, но и очень тесно. Сама она ни за что не согласилась бы снова переехать в город. Она твердо это знала, как знала и то, что в этом ностальгическом чувстве нет ничего хорошего.

Входная дверь Анники была высока, как церковные ворота, и тяжела, как камень. Анна негромко постучала, понимая, что Анника только что уложила детей.

– Входи, – сказала Анника и тут же ушла в дом. – Я сейчас вернусь, только пожелаю Калле спокойной ночи.

Анна села на скамью в прихожей, стянула с ног модные сапоги. Доносился смех Анники и хихиканье мальчика. Анна не стала снимать верхнюю одежду и сидела до тех пор, пока не зачесался лоб под полоской.

Потом она прошла в гостиную с массивной лепниной на потолке, опустилась на диван и откинула голову на спинку.

– Будешь кофе? – спросила Анника, входя в комнату с тарелкой миндальных печений.

От одной мысли о еде у Анны взбунтовался желудок.

– У тебя нет вина?

Анника поставила тарелку на стол.

– У Томаса есть, но он у нас такой привередливый. Не вздумай взять что-нибудь уж очень необычное. Вино стоит.