– Что вы сами об этом думаете? – негромко спросила она наконец.

– Это наркоман, – в том же тоне ответил полицейский. – Не ссылайтесь на меня. Сейчас версия такова: было скользко, водитель не справился с управлением, сбил пешехода и скрылся с места происшествия. Но мы его возьмем, будьте уверены.

Анника прислушалась к голосам на том конце провода. Люди, работавшие в управлении, постоянно окликали комиссара.

– Еще один, последний, вопрос, – сказала Анника. – Работали вы в Лулео в ноябре 1969 года?

– Да, я достаточно стар и мог бы работать там. Но я пропустил взрыв на Ф–21. В то время я служил в Стокгольме. Меня перевели сюда только в мае 1970 года.

Она вытаскивала из сумки пуховик и перчатки, когда зазвонил мобильный телефон. На дисплее отобразился скрытый номер. Альтернатив было три: редакция, Томас или Анна Снапхане.

Она поколебалась, потом нажала кнопку ответа и зажмурилась.

– Я сижу в своей конторе, как в оперативном штабе, на стуле из IKEA, – сказала Анна, – и сейчас кладу ноги на стол начальника. Ты где?

Анника почувствовала, как опустились ее напряженные плечи. Какое облегчение – никакой работы, никаких требований, никаких претензий.

– В Лулео. Ты хочешь сказать, что стрижешь купоны со своей новой конторы?

– Да, теперь у меня дверь с табличкой и все такое. Сейчас я веду разговор по новому телефону. Как тебе такой номер?

– Он слишком таинственный, – сказала Анника и бросила на пол пуховик и перчатки. – Что говорит твой доктор?

Подруга на другом конце провода глубоко вздохнула.

– Кажется, он устал больше, чем я, – ответила Анна, – но, наверное, его можно понять. Я хожу к нему уже почти десять лет. Это доконает кого угодно. Но у меня хотя бы есть понимание болезни, я знаю, что я – ипохондрик.

– У ипохондриков тоже бывают опухоли мозга, – сказала Анника.

Тишина в трубке застыла в ужасе.

– Тьфу ты черт! – снова заговорила Анна. – Знаешь, об этом я как-то не подумала.

Анника рассмеялась, всем телом чувствуя тепло, каким умела дарить одна только Анна.

– И какого дьявола мне делать? – возмутилась Анна. – Как я могу уменьшить стресс? Завтра будет пресс-конференция и придется тащить на себе все: картинку, все это техническое дерьмо, да еще разрешение на передачу и все такое прочее.

– Зачем? – удивилась Анника. – У вас есть технический директор, пусть он об этом и позаботится.

– Он в Нью-Йорке. Что ты скажешь вот по этому поводу? «Скандинавское телевидение принадлежит консорциуму американских инвесторов, которые все имеют многолетний опыт владения и управления телевизионными станциями. Мы пришли для того, чтобы вещать по территориальным сетям Финляндии, Дании, Норвегии и Швеции. Наша штаб-квартира находится здесь, в Стокгольме. Собственники подсчитали, что Скандинавские страны плюс Финляндия, общее число зрителей в которых составляет одну десятую от их численности в США, а следовательно, располагают неиспользованным телевизионным потенциалом. В январе в департаменте культуры с предложениями выступит министр культуры Карина Бьёрнлунд. Суть их сводится к тому, чтобы цифровые территориальные сети были поставлены в те же конкурентные условия, что и остальные рынки, причем руководство почт и средств коммуникации должно распределять лицензии и тем самым обеспечивать условия для организации передач…» Как тебе это нравится?

– Я просто падаю от такого консорциума. Ты не могла бы составить что-нибудь повеселее?

Анна Снапхане тяжело вздохнула.

– Можно подумать, ты не знаешь, какая теперь жизнь, – сказала она. – Мы призываем устоявшиеся телевизионные каналы к радикальной перестройке, так как хотим обеспечить вещанием каждое домохозяйство, каждую семью в Скандинавии. Да нас все возненавидят.

– Какие гадости ты мне рассказываешь. – Анника взглянула на часы. – Вам придется вводить детские программы, рассказывать, как вы способствуете народному образованию и культуре, вам придется сообщать серьезные новости и делать собственные документальные фильмы о жизни народа в третьем мире.

– Ха-ха, – кисло отозвалась Анна. – Какие великие чудеса ты описываешь!

– Мне надо бежать, – напомнила Анника.

– А мне идти заниматься железом, – вздохнула Анна.

Главная редакция «Норландстиднинген» располагалась на трех этажах арендованного здания между ратушей и домом городского правительства. Анника окинула взглядом желтый кирпичный фасад и поняла, что здание было построено в середине пятидесятых.

С равным успехом это могла быть редакция «Катринехольмскурир», пронеслось в мозгу Анники. Здание было почти таким же. Впечатление усилилось, когда она приблизилась к стеклянной двери и заглянула в вестибюль. Тускло и пусто, подсветка табло аварийного выхода делала видимой стойку редакции и стулья для посетителей.

В динамике домофона раздавался лишь невнятный монотонный шум. Потом послышался голос:

– Да, я слушаю.

– Меня зовут Анника Бенгтзон, я работаю в «Квельспрессен». У меня была назначена встреча с Бенни Экландом, но сегодня я узнала, что его уже нет в живых.

В ответ в морозной мгле разлилась тишина, сопровождаемая треском разрядов статического электричества. Анника подняла глаза к небу. Оно очистилось от туч, на черном небосклоне выступили звезды. Быстро холодало, Анника принялась тереть друг о друга затянутые в перчатки руки.

– Вот как, – картаво произнес голос из редакции, изуродованный до неузнаваемости скверной акустической техникой.

– Бенни должен был получить от меня материал, и нам следовало кое-что с ним обсудить.

Теперь молчание было намного короче.

– Чем я могу вам помочь?

– Впустите меня, и мы поговорим, – ответила она.

Еще через три секунды замок наконец зажужжал, и Анника смогла открыть дверь. В лицо ей ударил теплый воздух, пропитанный запахом бумажной пыли. Дверь закрылась с металлическим щелчком. Анника некоторое время постояла, привыкая к зеленоватому путеводному свету.

Лестница на этажи редакции начиналась слева от входа, обшарпанный ламинат был прикрыт резиновыми ковриками. Высокий мужчина в белой рубашке и отутюженных брюках встретил ее возле копировального аппарата. На щеках мужчины играл нездоровый румянец, глаза были красны от недосыпания и напряженной работы.

– Я искренне сожалею, – сказала Анника и протянула мужчине руку. – Бенни Экланд был живой легендой.

Мужчина кивнул, поздоровался и представился:

– Пеккари, ночной редактор.

– Он мог бы получить работу в любой столичной газете, ему много раз предлагали, но он всегда вежливо благодарил и отказывался. – Анника попыталась улыбнуться, чтобы замаскировать ложь, которую собиралась произнести. – Я хорошо его понимаю, – наконец пробормотала она.

– Хотите кофе?

Вслед за ночным редактором она прошла в комнату отдыха, крошечную клетушку, кухоньку, зажатую между редакцией субботнего приложения и отделом писем.

– Это вы сидели в туннеле, да? – В вопросе прозвучала констатация факта.

Анника коротко кивнула и сняла куртку. Пеккари тем временем принялся отмывать черный осадок со дна двух чашек.

– Какими же услугами вы собирались обменяться? – спросил Пеккари и поставил на стол сахарницу.

Анника недовольно ответила.

– В последнее время я много писала о терроризме. На прошлой неделе мы говорили с Бенни о взрыве на Ф–21. Бенни сказал, что у него есть некоторые интересные материалы на эту тему. В самом деле интересные – достоверное описание того, что тогда в действительности произошло.

Ночной редактор поставил сахарницу на стол и пожелтевшими от никотина пальцами вытащил кусок рафинада.

– Мы получили этот материал в пятницу, – сказал Пеккари.

Анника была удивлена до глубины души, она ничего не слышала ни о каких разоблачениях в какой-либо газете.

Пеккари бросил в свою чашку три куска сахара.

– Представляю себе, что вы сейчас думаете, – сказал он. – Но вы – акула и не знаете, как все происходит в провинциальных газетах. Бюрократы интересуются только Стокгольмом. Для них наши сенсации не более чем кошачье дерьмо.

«Неправда, – мысленно взбунтовалась Анника. – Это зависит от качества ваших материалов».

Прочь эти мысли. Она опустила глаза.

– Сначала я работала в «Катринехольмскурир», – сказала она, – и поэтому хорошо себе все представляю.

Пеккари удивленно вскинул брови:

– Тогда, значит, вы знакомы с Макке?

– Из отдела спорта? Конечно знаю. Это лицо газеты.

«Он был невыносимым алкоголиком еще в мое время», – подумала Анника, но ночному редактору предпочла солгать.

– Что вы собирались дать Эку? – спросил Пеккари.

– Часть моего исторического обзора, – быстро ответила она. – Прежде всего архивный материал – фотографии и текст.

– Все это можно найти в Сети, – заметил Пеккари.

– Это – нет.

– Так вы не хотите посмотреть его разоблачения?

Мужчина бросил на Аннику острый взгляд поверх края чашки. Она не отвела глаз.

– У меня много достоинств, но чтение мыслей к ним не принадлежит. Бенни позвонил мне. Как бы я иначе узнала о том, чем он занимался?

Ночной редактор достал из сахарницы еще один кусок сахара и принялся посасывать его, запивая кофе и раздумывая.

– Вы правы, – сказал он, смачно допив кофе. – Что вам нужно?

– Мне нужна помощь в поисках статей Бенни о терроризме.

– Спуститесь в архив и поговорите с Хассе.

Все газетные архивы Швеции выглядят именно так, подумала Анника, а Ханс Блумберг выглядит как все архивариусы мира. Маленький, насквозь пропитавшийся архивной пылью человечек в серой кофте, в очках и с прикрытой начесанной прядью волос лысиной. На его доске объявлений красовался вполне ожидаемый реквизит – детский рисунок, изображавший желтого динозавра, поговорка «Почему я красивый, а не богатый?», календарь с какими-то абсолютно непонятными расчетами и надписью «Держись!».

– Бенни был настоящим чертом, упрямым негодником, – сказал архивариус, усаживаясь за компьютер. – Выставлял себя хуже чем грешником. Ни разу в жизни не видел человека, который бы столько писал – писал скорее много, чем хорошо. Знаком тебе такой типаж?

Он посмотрел на Анику поверх очков, и она не смогла сдержать улыбки.

– О мертвых плохо не говорят, – добавил Блумберг и стал медленно нажимать на клавиши компьютера. – Но разве это мешает нам быть честными?

Он заговорщически прищурился.

– Его смерть очень бурно обсуждается в редакции, – неуверенно произнесла Анника.

Ханс Блумберг вздохнул:

– Он был звездой редакции, любимцем руководства, профессиональным объектом ненависти, знаешь, этот парень плясал в редакции, когда получал трудное задание, и кричал: «Выщипывайте мою авторскую строку, сегодня вечером я бессмертен!»

Анника не выдержала и рассмеялась, она знала такого человека – его звали Веннергреном.

– Ну а теперь, прекрасная дама, скажи-ка мне, за чем ты охотишься?

– За серией статей Бенни о терроризме, в частности за статьями о взрыве Ф–21, написанными на днях.

Архивариус поднял заблестевшие глаза.

– Ага, – сказал он, – подумать только, красивые девочки вроде тебя начали интересоваться опаснейшими вещами.

– Милый дядюшка Блумберг, – парировала Анника, – я замужем и у меня двое детей.

– Да, да, – вздохнул он. – Уж эти мне феминистки. Тебе распечатки или вырезки?

– Пожалуй, лучше вырезки, если не затруднит, – ответила Анника.

Жалобно застонав, архивариус встал.

– С компьютерами все должно было стать намного легче, – негодующе проговорил Блумберг, – но не тут-то было. Двойная работа – вот что получилось из компьютеризации.

Он с головой залез в железный шкаф, бормоча: «Т… т… терроризм», а затем, тяжело сопя, вытащил из него несколько коробок.