– Ты все правильно понимаешь, – медленно произнес он. – «А-Прессен», «Боннье-Сферы», «Шибстед», среди прочих «Ёрн» в Гётеборге, «Аллеханда» в Нерике, «Йончёпингфаланген», и, как мы понимаем, множество этих воль должно в какие-то моменты становиться единой волей.

– Требование того, чтобы приоритетом руководства было снижение налога на рекламу и упорядочение финансовых проблем, – это вопрос, который – так или иначе – решается, – сказал Шюман.

– Да, – согласился Веннергрен, – это хороший пример. В штаб-квартире «Прессенс-хюс» уже существует группа, занимающаяся текущими делами, но окончательные решения принимает председатель правления.

Андерс Шюман выпрямился, чувствуя, как по его спине пробежал холодок.

– Возможно, тебе известно, что я являюсь председателем избирательной комиссии объединения издателей, – сказал Веннергрен и, оставив в покое ногти, положил руки на обивку дивана. – В середине декабря комиссия должна представить следующие предложения относительно состава нового руководства, и я склонен думать, что ты подходишь для должности председателя. Что ты на это скажешь?

Мысли, словно осы, роем закружились в голове главного редактора, распирая череп и извилины.

– Разве для этого не существует директоров, занимающих свои места?

– Не всегда, участвовать в этом могут и главные редакторы. К тому же я не хочу сказать, что тебе надо забыть про газету и стать исключительно председателем объединения. Возможно, все закончится печально, но я полагаю, что ты именно тот человек, который нам нужен на этом посту.

В мозгу Шюмана, на фоне жужжания ос, прозвучал предостерегающий звонок.

– Зачем? – спросил Андерс Шюман. – Не думаете ли вы, что я настолько легкомыслен, чтобы согласиться на руководство?

Герман Веннергрен шумно вздохнул, наклонился вперед и положил руки на колени, готовый встать.

– Шюман, – сказал он, – если бы я хотел посадить в кресло председателя флюгер, то не стал бы обсуждать с тобой этот вопрос.

Он тяжело встал. Было видно, что Веннергрен раздражен.

– Неужели ты не понимаешь, что все как раз наоборот? – сказал он. – То, что я имею на тебя виды, говорит лишь о том, что я хочу укрепить позиции публицистики нашей газеты в объединении. Именно так я вижу твою роль, Шюман.

Он повернулся и направился к двери.

– Не будем портить сегодняшнее совещание, – сказал он, открывая дверь.

Анника миновала поворот на аэропорт Лулео и поехала дальше, в направлении Каллаксбю. Пейзаж был абсолютно бесцветным – темные призраки голых деревьев, черно-белая земля, свинцовое небо. Белая поземка, пляшущая, подчиняясь беззвучному такту, над гладким серо-черным асфальтом. Термометр в салоне сообщал, что температура в машине одиннадцать градусов, а снаружи – минус четыре.

Она миновала схваченные морозом поля и бесчисленные низкорослые сосны, прежде чем доехала до поворота на базу Норботтенской флотилии.

Прямой отрезок пути до военно-воздушной базы был скучен и бесконечен, по обочинам не было видно никакой растительности, если не считать редких чахлых сосен. Дорога свернула немного вправо, и Анника сразу увидела заборы и ворота, большое караульное помещение, за которым угадывались дома и стоянки. Она сразу же почувствовала себя соглядатаем, шпионкой, выполняющей какое-то постыдное поручение. Сразу же за воротами стояли два военных самолета, один из них, как показалось Аннике, был «Дракон».

Дальше дорога пошла вдоль заграждений, и Анника наклонилась к ветровому стеклу, чтобы лучше видеть. Она медленно проехала мимо парковки военных машин и добралась до огромного стрельбища, по которому бегали с десяток одетых в защитное обмундирование солдат с еловыми ветками на касках и автоматами в руках. На указателе значилось, что дорога ведет в Лульнесюдден, но через сотню метров Анника увидела запрещающий знак и повернула назад. Солдат на стрельбище уже не было.

Анника остановилась возле караульного помещения, немного помедлила, затем заглушила мотор и вышла из машины. Она не спеша прошла вдоль стены из блестящего металла с тонированными окнами. Не было видно ни одного открытого окна, ни кнопки звонка, ни людей – если не считать ее собственного отражения. Вдруг откуда-то слева и сверху раздался усиленный динамиком голос:

– Что вы хотите?

Анника подняла голову, чтобы увидеть, откуда слышится голос, но не увидела ничего, кроме стены из хромированной стали.

– Мне нужен… э-э… Петерсон, – сказала она, обращаясь к своему отражению. – Офицер по связям с прессой.

– Капитан Петерсон? Минутку, – произнес молодой голос.

Она отвернулась от стены и принялась рассматривать базу сквозь сетку забора. По периметру территории были посажены деревья. За их стволами виднелись серо-зеленые ангары и ряды военных машин. Трудно было снаружи определить, насколько велика территория базы.

– Проходите в ворота и дальше в первую комнату направо, – сказал голос-призрак.

Анника сделала то, что было сказано, – законопослушная гражданка и шпионка в одном лице.

Офицер, встретивший ее у двери кабинета, являл собой образец военного – подтянутый, седой и хорошо тренированный.

– Меня зовут Анника Бенгтзон, – представилась она и поздоровалась. – Мы разговаривали с вами по телефону на прошлой неделе. Речь шла о годовщине взрыва…

Офицер на несколько секунд задержал ее руку в своей. Трудно было устоять перед его открытым взглядом и дружелюбной улыбкой.

– Как я уже сказал по телефону, мы мало что можем сообщить помимо того, что уже было опубликовано и сказано раньше. Разве что подвести какие-то итоги, подтвердить ранее сделанные выводы и устроить экскурсию по нашему музею. Густаф, который отвечает за это, сегодня, к сожалению, болен, но завтра будет на ногах, так что если у вас будет желание приехать, то милости просим.

– Но нельзя ли мне прямо сейчас пойти и посмотреть место тогдашнего преступления?

Улыбка офицера стала еще шире.

– Я полагал, что все детали мы прояснили в телефонном разговоре. Мы не можем быть более открытыми.

Анника ответила Петерсону неуверенной улыбкой.

– Вы читали статью Бенни Экланда? Она была опубликована в «Норландстиднинген» в пятницу.

Офицер предложил ей сесть за стол. Анника сняла куртку и достала из сумки блокнот.

– У меня с собой есть копия статьи, – сказала она, – так что если вы хотите.

– Я знаю, о какой статье вы говорите, – сказал он и посмотрел на молодого офицера, вошедшего в кабинет с большим планшетом в руках. – Не поставите здесь закорючку?

Анника поставила под заявлением о посещении военной базы неразборчивую подпись.

– Нет ли здесь доли правды? – спросила она, жестом отказавшись от чашки кофе.

Офицер налил себе кофе в большую кружку с изображением Брюса Спрингстена.

– Есть, но очень небольшая, – ответил офицер, и у Анники упало сердце.

– Там есть новые сведения, – сказала она, – во всяком случае, для меня. Давайте пройдемся по тексту – утверждение за утверждением, чтобы я получила четкое представление, что там правда, а что – нет.

Зашуршав бумагой, она извлекла из сумки копию статьи.

Капитан Петерсон подул на кофе и осторожно отхлебнул.

– Старые самолеты были заменены ста тридцатью пятью «Драконами» в конце шестидесятых, – сказал он. – Это в любом случае соответствует действительности. Разведчики поступили в шестьдесят седьмом, истребители – в шестьдесят девятом.

Анника вслух прочитала отрывок из статьи.

– Правда ли, что попытки саботажа случались и раньше, когда кто-то запихивал спички в какие-то трубки?

– Существовало множество левацких группировок в то время, – пояснил офицер. – Ограды и щиты вокруг базы имеют, конечно, юридическое значение и в самом деле запрещают кому бы то ни было проходить на территорию базы, но если кто-то захочет на нее проникнуть, это не проблема. Мальчишки думали, что могут серьезно повредить самолет, засунув спичку в трубку Пито, но мы считаем, что ни одна из этих групп не могла стоять за терактом 1969 года.

Анника записывала.

– Но как быть с остатками горючего? Сведения о сливе горючего в металлические емкости соответствуют действительности?

– Да, – ответил капитан Петерсон, – само по себе это правда. Но дело в том, что поджечь авиационный керосин с помощью спички невозможно. Это слишком низкооктановое топливо. Для того чтобы оно вспыхнуло, его надо очень сильно нагреть, так что в этом пункте сведения в статье неверны. По крайней мере, это невозможно сделать в Лулео, да еще в ноябре.

Он беззаботно улыбнулся.

– А проводились ли в тот день большие учения? Действительно ли все самолеты стояли на поле?

– Преступление было совершено в ночь на среду, – сказал капитан. – Мы же всегда летаем по вторникам, всей флотилией в полном составе. Это делается уже в течение десятилетий. В три захода, последняя посадка в двадцать два часа. После этого самолет может простоять на поле несколько часов, прежде чем его отбуксируют в ангар. Взрыв произошел в час тридцать пять, когда все самолеты были в ангарах.

Анника с трудом сглотнула и положила копию статьи на колени.

– Я думала, что статья прольет хоть немного света на эту историю. – Она попыталась улыбнуться офицеру.

Он улыбнулся в ответ. Анника наклонилась к нему:

– С тех пор прошло уже тридцать лет. Почему вы не расскажете, какова все же была причина взрыва?

Наступила тишина. Анника не имела ничего против – напряжение сейчас испытывает Петерсон, а не она. Как жаль, что он не мучается угрызениями совести по поводу того, что ей пришлось понапрасну совершить тысячекилометровое путешествие. Пришлось смягчить формулировки.

– Почему вы пришли к выводу о том, что это сделали русские? – задала она последний вопрос.

– Методом исключения, – сказал капитан, откинулся на спинку стула и постучал ручкой о кружку. – Это были не левые. Местные группировки были известны все наперечет, и тайная полиция знала наверняка, что нет никаких посторонних активистов, готовых на такое, ни среди левых, ни среди правых.

– Почему вы так в этом уверены?

Впервые за все время беседы капитан сделался по-настоящему серьезным и перестал барабанить по кружке.

– После взрыва на базе все местные группировки подверглись мощному давлению. Ходило множество слухов и сплетен о тех или иных из них, мы точно знали, кто бегал здесь со спичками, но никто из них никогда не говорил о теракте. По нашему скромному суждению, никто не знал ничего определенного. Если бы это сделали левые, мы бы точно узнали.

– Кто охраняет базу – вы или полиция?

Петерсон позволил себе мимолетную улыбку.

– Скажем, что она нам помогает.

Анника принялась лихорадочно искать аргументы, тупо глядя в свои записи.

– Но разве степень скрытности, – сказала она, – не зависит от того, насколько фанатичны взгляды той или иной группировки? Откуда вам известно, что не существует прочного ядра организации опытных террористов, которых вы не видели, потому что они не хотели, чтобы их видели?

Капитан помолчал, а потом от души расхохотался.

– Где? – спросил он наконец и поднялся. – Здесь, в Лулео? Баадер и Майнхоф в Мьеллкуддене? Это русские, больше некому.

– Почему они удовлетворились одним «Драконом»? – спросила Анника и принялась укладывать в сумку вещи. – Почему они не взорвали всю базу?

Капитан Петерсон покачал головой и вздохнул:

– Возможно, потому, что просто хотели показать, на что способны, пытались вывести нас из равновесия, посеять панику. Конечно, нам бы очень хотелось заглянуть им в голову и проследить ход их мыслей. Почему у всех наших офицеров побывали польские торговцы лесом? Зачем в шхерах у Карлскруны пряталась подводная лодка 137? Прошу извинить, но меня ждут неотложные дела.

Анника застегнула молнию сумки, поднялась и надела куртку.