– Напротив, очень хорошо понимаешь! Прошло двенадцать лет с тех пор, как ты в последний раз самостоятельно принимала решения. Неужели ты боишься, что они выбросят тебя на улицу, если ты с ними не согласишься?

– Звучит абсурдно! – изумленно воскликнула она.

– Нет. Просто грустно, – заметил Кейдж, подставляя ветру тяжелый, квадратный подбородок. – Они решали, кто может и кто не может быть твоими друзьями, какую одежду тебе носить, в какой колледж поступать и даже за кого выйти замуж. А сейчас, похоже, от них зависит, когда случится свадьба. Возможно, ты позволишь им планировать и своих детей тоже?

– Кейдж, прекрати. Это все неправда, и я больше не хочу слушать. Ты что, выпил?

– К сожалению, нет. Чертовски бы этого хотелось. – Он повернулся к ней и схватил ее за руку. – Дженни, проснись. Они подавляют тебя. Ты – женщина, потрясающе привлекательная женщина. Что такого, если ты сделаешь что-нибудь, что им не понравится? Тебе не четырнадцать лет. Они не могут наказать тебя. Даже если они выгонят тебя, чего они никогда не сделают, что страшного? Ты просто будешь жить в другом месте.

– Быть независимой женщиной?

– Полагаю, именно так, да.

– Думаешь, я должна вести тот же свободный и вызывающий образ жизни, что и ты?

– Нет. Однако я не считаю, что тебе следует проводить девяносто процентов своего времени, занимаясь с группами по изучению Библии.

– Мне нравится выполнять работу в церкви.

– Вместо всего остального? – Охваченный волнением, он взъерошил пальцами волосы. – Вся та работа, которую ты выполняешь в церкви, достойна восхищения. Я вовсе не хочу, чтобы ты ее бросила. Я просто не могу видеть, как ты превращаешься в пожилую леди, а ведь ты еще так молода. Ты совершенно забросила свою собственную жизнь.

– Вовсе нет. У меня будет жизнь, общая с Холом.

– Не будет, если он отправится в Центральную Америку и позволит себя пристрелить! – Кейдж заметил, как смертельно побледнело ее лицо, и смягчил тон своего голоса. – Послушай, мне жаль. Я вовсе не хотел затевать всего этого.

Она милостиво приняла его извинения.

– Хол настоящий. Он любит меня и верит в свое дело.

– Ты права. – Он сжал ее руки. – Поговори с ним, Дженни.

– Я не могу заставить его сменить свои убеждения.

– Он должен к тебе прислушаться. Ты – женщина, на которой он собирается жениться.

– Ты меня переоцениваешь.

– Я вовсе не хочу возложить на тебя ответственность за его решение, если ты это имеешь в виду. Просто пообещай, что попытаешься убедить его не уезжать.

Дженни посмотрела в сторону кухни. Через окно она по-прежнему видела Хола и его родителей, погруженных в оживленную беседу.

– Я постараюсь.

– Хорошо. – Он сжал ее руку, прежде чем отпустить.

– Сара сказала, ты проведешь здесь ночь. – По некоторым причинам она не хотела, чтобы Кейдж знал о том, что именно она приготовила его комнату к ночлегу, проветрив ее и постелив свежее белье. Дженни хотела, чтобы он думал, будто его мама озаботилась всеми этими хлопотами.

– Ага. Я пообещал остаться здесь, чтобы присутствовать на великом прощании с Холом утром. Надеюсь, этого не случится.

– Знаешь, в любом случае Сара рада, что ты останешься дома сегодня, и вообще.

Он горько улыбнулся и коснулся ее щеки:

– Ах, Дженни. Ты такой дипломат. Мать пригласила меня, а потом попросила, чтобы я убрал все свои футбольные и баскетбольные кубки из спальни, пока я здесь. Она сказала, что устала протирать от пыли весь этот хлам.

Дженни проглотила комок, и ее сердце наполнилось сочувствием к Кейджу. Всего лишь несколько недель назад они вместе с Сарой аккуратно стерли чистой бархоткой пыль со спортивных трофеев Кейджа, сложили их в коробки и отнесли на чердак. За двенадцать лет жизни в этом доме Дженни прекрасно поняла, кто считается любимым сыном. Однако Кейджу некого в этом винить, кроме себя. Ему следовало бы избрать образ жизни, который вызывал бы больше одобрения со стороны его родителей.

– Спокойной ночи, Кейдж. – Дженни внезапно захотелось обнять его – мысль по меньшей мере нелепая, принимая во внимание репутацию, которой он пользовался в их маленьком городке. Но могло ли ему хватать той любви, которую он получал у своих мимолетных подружек?

– Спокойной ночи.

Она неохотно оставила его одного и вошла в дом через заднюю дверь. Хол проводил ее глазами и кивнул, чтобы она встала позади его стула. Он внимательно слушал, что говорил ему отец относительно сбора пожертвований по всей стране для беженцев после того, как они прибудут в Техас.

Стоя позади кресла Хола, Дженни обняла его за плечи и наклонилась, чтобы коснуться его головы подбородком.

– Устала? – спросил ее Хол, когда Боб окончил говорить.

Хендрен гордо посмотрел на них.

– Немного.

– Ступай поднимайся и ложись спать. Тебе предстоит завтра утром встать рано, чтобы проводить меня.

Она вздохнула и прижалась лбом к его макушке, не желая, чтобы родители видели написанное на ее лице разочарование.

– Я не хочу спать.

– Возьми одну из этих снотворных пилюль, что прописал мне доктор, – предложила Сара. – Они очень мягкие и вряд ли навредят тебе. Мне же они помогают успокоиться и спокойно уснуть.

– Пойдем, – решительно произнес Хол, задвигая свой стул. – Я поднимусь с тобой.

– Спокойной ночи, Боб, Сара, – еле слышно сказала Дженни.

– Сын, ты не назвал нам имена людей, с кем можно было бы связаться в Мексике, – напомнил Холу отец.

– Я еще не ухожу. Я скоро вернусь. Подождите минутку.

Дженни и Хол вместе поднялись по лестнице. Наверху он на секунду остановился около родительской спальни:

– Хочешь снотворное?

– Думаю, да. Боюсь, что иначе проворочаюсь всю ночь.

Он оставил ее и вернулся спустя несколько минут, держа на ладони две маленькие розовые таблетки.

– В инструкции сказано одна или две. Думаю, тебе следует принять две.

Они вошли в ее спальню, и Дженни зажгла ночник. Кейдж был прав. Как только она переехала в этот дом, ее комната действительно превратилась в покои сказочной принцессы. К сожалению, у Дженни практически не оставалось выбора в вопросе убранства ее интерьера.

Даже когда несколько лет назад Сара решила, что пришло время изменений, ненавистные Дженни занавески в мелкую голубую крапинку сменились такими же в белый горошек. Комната казалась слишком детской, в ней, на вкус Дженни, было слишком много оборочек и рюшек. Но она не хотела обидеть Сару, оскорбив ее представления о мире. Она лишь надеялась, что, как только они с Холом поженятся, ей будет предоставлена большая свобода выбора в создании интерьера их спальни. Не было даже и разговора об их переезде в другой дом, поскольку все понимали, что, как только Боб уйдет на пенсию, его место займет Хол.

– Возьми свои таблетки и надевай пижаму. Я укрою тебя одеялом. – Дженни оставила Хола стоящим в центре комнаты и проскользнула в ванную, где, как ей и было велено, проглотила две таблетки. Однако она не стала надевать пижаму. Она облачилась в соблазнительную шелковую ночную рубашку, которую тайком приобрела для такого случая, как сейчас.

Дженни оглядела себя в зеркале и попыталась сосредоточиться, чтобы исполнить то, о чем с ней говорил Кейдж. Она не хотела, чтобы Хол уезжал. Это была опасная, глупая миссия. Да даже если и не так, их свадьба опять откладывалась. Какая женщина останется к этому равнодушной?

Дженни не покидало предчувствие, что от сегодняшней ночи во многом зависит ее будущее. Она обязана отговорить Хола от поездки, иначе ее жизнь навсегда изменится. Она должна вступить в эту опасную игру, где ставкой было все или ничего. И она собиралась использовать старейшее известное женщинам средство.

Господь благословил ночь Руфи и Вооза^[3]. Дженни чувствовала, что сейчас может произойти нечто подобное.

Однако у Руфи не было ночной рубашки, тесно облегающей ее обнаженное тело. Дженни ощущала, как грешно и соблазнительно струятся и переливаются складки, обволакивая ее юное тело. Тончайшие, словно струны скрипки, бретельки поддерживали лиф с низким вырезом, подчеркивающим грудь. Жемчужного цвета рубашка с изящной отделкой не оставляла без внимания ни малейшей детали ее фигуры, ниспадая легкими складками на бедра. Невесомые оборки приятно холодили тело при малейшем движении.

Она добавила несколько капель нежных цветочных духов, провела щеткой по волосам. После того как все было готово, Дженни на секунду крепко зажмурила глаза, призывая всю свою храбрость, чтобы открыть дверь. Прежде чем распахнуть ставшую внезапно тяжелой дверь, она нащупала выключатель и нажала его, погрузив комнату в легкий полумрак.

– Дженни, не забудь о…

Что бы ни собирался сказать Хол, оно вылетело у него из головы, едва он ее увидел. Дженни была похожа на видение, одновременно неземное и чувственное, когда выскользнула босая из ванны и тихо закрыла за собой дверь. Свет ночника окутывал ее кожу золотым сиянием и подчеркивал силуэт ее ног, когда она двигалась.

– Что ты… Где ты взяла это… гм… одеяние? – изумленно пробормотал Хол.

– Я хранила его для особого случая, – нежно ответила она, подойдя к нему поближе. Дженни положила руки ему на плечи. – Думаю, сейчас он настал.

Он натянуто улыбнулся, едва касаясь руками ее талии:

– Возможно, лучше сохранить его до нашей свадьбы.

– А когда она случится? – Дженни прижалась щекой к открытому вырезу его хлопковой рубашки. На нем были надеты обычные рубашка и джинсы.

– Как только я вернусь. Ты же знаешь. Я обещал тебе.

– Ты обещал мне и раньше.

– И ты всегда относилась к этому с таким пониманием, – горячо ответил он. Его губы касались ее волос, а руки легко поглаживали спину. – На этот раз я не нарушу своего обещания. Когда я вернусь…

– Но на это могут уйти месяцы.

– Возможно, – жестко произнес он, отклоняя ее голову так, чтобы видеть ее лицо. – Мне жаль.

– Я больше не хочу ждать, Хол.

– Что ты имеешь в виду?

Она сделала шаг ближе, загородив ему дорогу своим телом:

– Люби меня.

– Я люблю тебя, Дженни.

– Я имею в виду… – Она облизнула губы и словно бросилась в пропасть. – Возьми меня. Ложись со мной. Люби меня сегодня ночью.

– Дженни, – простонал он. – Зачем ты это делаешь?

– Потому что я в отчаянии.

– Не в таком, в какое ты вгоняешь сейчас меня.

– Я не хочу, чтобы ты уезжал.

– Я должен.

– Пожалуйста, останься.

– Это мой долг.

– Женись на мне, – прошептала она, прижавшись к его шее.

– Обязательно, после того, как все это кончится.

– Мне нужно подтверждение твоей любви.

– Оно есть у тебя.

– Тогда докажи. Люби меня сегодня ночью.

– Я не могу. Это будет неправильным.

– Для меня не будет.

– Будет. Для нас обоих.

– Мы любим друг друга.

– Поэтому мы должны чем-то жертвовать.

– Ты хочешь меня?

Вопреки себе, Хол прижал ее ближе и поцеловал в шею.

– Да, да. Иногда я мечтаю о том, как это будет – делить с тобой ложе, и я… Да, я хочу тебя, Дженни.

Он поцеловал ее. Его губы встретились с ее губами, его рука заскользила по шелковому изгибу ее бедра. Его язык едва преодолел влажный барьер ее губ, как столкнулся с ее языком, вопрошающим, жаждущим, зовущим. Он застонал снова.

– Пожалуйста, люби меня, Хол, – взмолилась Дженни, сжимая его рубашку. – Ты нужен мне сегодня ночью. Мне необходимы твои ласки, твои объятия. Мне надо верить, что все это на самом деле, что ты вернешься.

– Я вернусь.

– Но ты в этом не уверен. Я хочу, чтобы ты любил меня прежде, чем уедешь. – Она в исступлении принялась покрывать его губы, лицо и шею быстрыми, яростными поцелуями. Он отстранился от нее, но она не останавливалась. Наконец он сжал ее руки и жестко отстранил от себя.

– Дженни, одумайся!