Русское кудесничество и чародейство (страница 5)

Страница 5

Гадания древнего мира, рассеянные по всем местам, образовали из себя 12 отдельных таинств. Влияние каждого из них на семейную жизнь доселе еще отражается. Приступим к описанию гаданий.

Антропомантия содержала в себе таинственное прорицание будущего по внутренним частям тела человеческого. Римские императоры Гелиогабал и Юлиан занимались сим гаданием.

Русский народ никогда не касается до внутренних частей тела человеческого, но он судит только умершего по наружному цвету и положению тела. Человек, умерший в судорогах и спазмах, клал неизгладимый порок на будущую участь своего семейства.

Аеромантия объясняла будущие события из состояния воздуха и разных его явлений.

В русской символике аеромантия отражается ясно. В народе еще существует понятие о падении звезд; доселе еще говорят, что каждая падающая звезда есть верный признак смерти какого-нибудь человека. В наших селениях вечернею порой старики рассказывают о бывалом падении облаков на землю – в виде киселя, о падении камней воздушных. Не на этом ли мнении основано уважение поселян к камню Баш и Баши-ха, находящемуся в Тульской губернии, в Одоевском уезде?

Гидромантия основывалась на предсказании будущего по движению и цвету воды.

В русском чернокнижии это гадание существует во всей своей силе. Наговорить на воду, для открытия похитителя вещей, вменяется в необходимость всякому знахарю.

Гонтия совершалась призыванием духов и вызыванием тени умерших из гробов.

Русское чародейство содержит в себе обряды вызывания духов, и народ верит, что каждый народный чародей может вызвать тень умершего.

Дактиломантия. Гадание, производившееся посредством кольца для узнания врагов. Кольцо, повешенное на нитке, раскачивалось над круглым столом, коего края исписаны были буквами. Буква, на которой останавливалось кольцо, служила ответом.

Дактиломантия перешла и в русское чернокнижие, только с изменением. Наши чародеи берут какое-то змеиное кольцо, вешают его на женском волосе и дожидаются, куда его будет качать ветер: куда кольцо будет более делать наклонения, там живет колдун, очаровавший страдальца, о котором загадывают.

Капномантия. Гадание, извлекаемое из жертвенного дыма, объяснялось жрецами народу при начатии дел.

В русской символике это гадание осталось со многими изменениями. Наши поселяне по дыму узнают погоду и дымом истребляют многие болезни рогатого скота.

Катопромантия. Гадание, производимое зеркалом, разрешало окончание болезни.

В русском чернокнижии зеркалогадание употребляется для многих случаев. Наши поселяне и горожане гадают в зеркале о суженом, о жизни и смерти отсутствующего.

Керомантия – гадание воском; составляло доброе и худое предзнаменование.

В русских святочных гаданиях девушки льют воск в воду для узнания свой судьбы.

Клеромантия. Гадание, основанное на метании шариков, решало дела и называлось по жребию.

Гадание по жребию так усвоилось в русской семейной жизни, что народ всегда прибегает к нему в спорном деле.

Леканомантия. Гадание, производившееся над водою, решало участь людей. Гадатель клал в сосуд, наполненный водою, драгоценные камни, тоненькие золотые и серебряные дощечки с изображением знаков и читал заговоры. Из воды выходил тихий звук, подобный шипению змей. Этот звук решал вопрос.

В русском чернокнижии сохранились многие обряды гадания над водою. Так, наши знахари, кидая в воду уголь, замечают: кипит ли вода?

Ливаномантия. Гадание, извлекаемое из курения благовонных смол, заключало в себе решение на благоприятные и худые ожидания.

В русских суеверных поверьях смолы заменились ладаном, и народ прибегает к этому гаданию в болезнях.

Метеоромантия. Гадание производилось объяснением воздушных явлений, особливо грома и молнии.

Следы метеоромантии сохранились в русской символике с присовокуплением разных сказаний. Так, девица или женщина, услышавши весною в первый раз гром, бежит к воде для умывания, предполагая, что умывание в это время водою может придать лучший цвет ее лицу. Так, поселянин, из многократного появления в летнее время грома, предполагает, что его домашний скот может безопасно бродить по лесам, не будучи изъязвлен змеями.

Миомантия – гадание, предсказывающее будущее; основывалось на крике и прожорстве мышей и крыс. Было время, когда Рим трепетал от крика сих животных.

В русских селениях появление мышей всегда угрожает бедствиями. Платье поселянина, изгрызанное мышами, предвещает ему беду неминучую. При начале весны мыши, бегающие по полям, наводят тоску на крестьянина о неурожае.

Некромантия производилась очарованием трупов для вызывания духов.

В русском чернокнижии существует только одно поверье об этом гадании. Наши чародеи, несмотря на свою дерзость, не смеют прикасаться к трупам умерших людей.

Онихомантия составляла гадание по ногтям. Гадатели натирали ногти мальчикам деревянным маслом и сажею и заставляли держать их перед солнцем. Появившиеся изображения решали гадание.

Наши поселяне до сих пор замечают обновы – белые пятнышки, являющиеся в средине и на краях ногтей, судят по цвету ногтей о жизни, здоровье и болезни человека.

Ооскопия. Разгадывали изображения на яйце, по желанию беременных женщин, для узнания, кого родят?

В русской семейной жизни это гадание доселе существует. Беременная женщина вынимает из-под наседки яйцо, разбивает, смотрит, какого пола зародыш, того же должен быть и будущее дитя.

Психомантия – гадание, основанное на призывании теней умерших людей; составляло одно таинство с некромантиею.

Тератоскопия составляла особенный род гаданий из объяснения необыкновенных явлений в природе.

Это гадание вошло с изменениями в русскую символику. Так, животные, родившиеся о трех ногах, животные двуглавые наводили ужас на душу простолюдина и были истребляемы, как порождение нечистой силы.

Тефраномантия – гадание золою, разрешало вопросы жертвоприносителей.

Зола в русском чернокнижии имеет почетное преимущество пред прочими веществами. Чародей всегда имеет при себе золу из семи печей и посыпает ею след человеческий, когда совершает чары. Так, разгневанный поселянин бросает на двор своего соседа горстями золу, с намерением истребить все растущее на его земле.

Энонтромантия совершалась гаданием в зеркале. Фессалийские чародеи заставляли приходящих читать ответы, писанные на зеркале кровию, отражавшиеся на другом теле.

В русских святочных гаданиях энонтромантия осталась в измененном виде.

Вот очевидные доказательства о переселении тайных сказаний древнего мира в русскую землю и о составлении русского чернокнижия. Мы смело можем сказать, что на нашей родной земле ни один русский человек не был изобретателем тайных сказаний. Люди, бывалые из наших предков в чужих странах, и чужеземщина, приходившая на нашу родину, рассказывали в семейных беседах о существовании чернокнижия в чужих землях. Эти рассказы, западая в сердца простодушные, переходили из рода в род и клеймились суеверием наших предков. Такое мнение, принимаемое нами за положительное основание, найдет свое подтверждение в самом описании чернокнижия.

Несмотря на то, в русской жизни понятие о тайных сказаниях представляется совершенно в другом виде, нежели как мы встречаем у других народов. Это так и должно быть. Общественное образование русского народа, совершаясь независимо от влияния других народов, по своим собственным законам, выражалось в умственной жизни двумя отдельными знаменованиями: понятиями общественными и семейными.

Русские общественные понятия всегда существовали на краеугольном основании христианского православия.

Иерархи, как пастыри церкви и учители народа, князья и цари, как священные властелины и блюстители народного благоденствия, – были представителями общественных понятий. Находясь в руках столь важных лиц, понятия эти всегда были целы и невредимы, как была цела и невредима русская жизнь. От этого самого в нашем отечестве никогда не было переворотов в общественных понятиях, внесенных соседними народами. Все совершалось постепенно, в течение многих веков, людьми, являвшимися из среды своих соотечественников. Славянин, сближаясь на севере с скандинавом, был только покорен его мечу, но не слову; платил ему дань своими избытками, но не хвалебными песнями; дал ему приют на своей земле, но не принял от него письмен. Славянин, уклоняясь на восток, сблизился с греком; принял от него веру, приютил греческих пришельцев, учился у него, чего недоставало для его умственной жизни; но никогда не говорил его языком, никогда не менял своих понятий общественных на его понятия; он остался в полном смысле славянином. Никогда не ходил он на Запад. Люди фряжские сами приходили в его жилище, сами призывали его в участники. Равнодушный к Западу, он чуждался и слов, и дел фряжских. Об Юге он забыл почти с того самого времени, как судьба бросила его из Индии на землю Северной Европы, где он назвал себя славянином. Во всех переворотах соседних стран он не был участником. В этом-то самом заключалась ненарушимость русского общественного понятия.

Русские семейные понятия существовали на своих отдельных основаниях и, порождавшиеся в семействах, никогда не сливались с общественными понятиями. В них не было единства; они были столько различны, сколько тогда были различны границы русской земли. На этих заповедных чертах все изменялось от стечения чужеземных мнений. Облекаясь русским словом в гостеприимных семействах, эти мнения переносились от одного селения к другому. Пришельцы и люди бывалые были передавателями чужеземных мнений.

Пришельцами в русской старой жизни назывались все чужеземцы, люди нерусской крови, люди нерусской веры. Никогда добрая воля не загоняла пришельца на русскую землю: нужда и корысть влекли его к нашим предкам. Хлебосольство русское давало приют всякому пришельцу. Старейшины семейств, угощая заезжего человека, любили слушать его рассказы об отдаленных странах. Эти-то рассказы, передаваясь от отца к сыну, усваивались русской жизнью, когда они снисходили слабостям. Мы, люди XIX века, не можем теперь исследовать, что нравилось нашему предку, жившему в X и XII столетиях, из рассказов чужеземных. Но, принимая в соображение тогдашнее умственное образование, дошедшие до нас письменные памятники и рассказы о бывалом из древней жизни, мы смело можем сказать, что наши предки любили более чудесное, поражавшее их воображение, любили более великое, поражавшее их ум, любили более ужасное, оцепенявшее их чувства. При всем том пришлец был всегда чужим для русского в общественной жизни, и только одни простодушные принимали участие в его словах и делах.

Людьми бывалыми на Руси почитались сородичи наших предков, люди, бывшие в чужих землях, люди, пересмотревшие все заморские дивы, люди, услаждавшие своими беседами и старика, и юношу. Рассказы бывалого человека записывались в кельях отшельников и читались в семейных беседах. Таковы были наши паломники и ходебщики. Они – наставники в делах, врачи в болезнях, советники в семейных назначениях – более всего имели влияние на введение чужеземного в семейные понятия, нежели участие пришельца. Зато люди бывалые никогда не выходили из круга семейного, никогда не были участниками в обновлениях общественной жизни.

Принимая в соображение эти два источника чужеземных внесений, мы понимаем, как трудно было чужеземному мышлению войти в состав общественного понятия, как трудно было ему усвоиться с русскою общественною жизнью. Но, несмотря на столько веков, современное просвещение резкою чертою отличает все чужеземные понятия, заимствованные нашими предками. Глядя с этой точки на тайные сказания других народов, мы убедились, что они перешли в русскую землю со многими изменениями, с изменениями, возможными для русской семейной жизни. На этих-то изменениях мы будем следить остатки русского чернокнижия, и данными подробностями поверять идеи, допущенные нами при всеобщем взгляде на мировое чернокнижие.