Алайна Салах: Элита

1

– Это что, помада? – Мама прижимает большой палец к моей губе и сосредоточенно вглядывается в отпечаток.

– Гигиеническая, – поясняю я. – Это что, тоже запрещено здесь?

– Не ерничай. – Потуже затянув передник, мама выглядывает за дверь и жестом подзывает меня к себе. Ее голос понижается до шепота:

– Смотри и запоминай. Мужчина во главе стола – это хозяин дома, Демидов Вилен Константинович. Слева – его жена, Ирина. Вон тот долговязый, который развалился на стуле, – это ее сын Максим, пасынок Вилена Константиновича. Отвратительный у парня характер… – Мама раздраженно цокает языком. – Пороть таких надо. Блондинка – это Каролина, их общая дочь. А брюнет в белой рубашке – это Леон, сын Вилена Константиновича от первого брака.

Ее тон становится строже:

– Глаза на него не таращи. У него таких, как ты, вагон и маленькая тележка.

– Каких – таких? – уточняю я, отрывая взгляд от парня, сосредоточенно уставившегося в экран телефона. – Бесприданниц, которых из милости пристроили в самый дорогой вуз страны?

– Повторяю: не ерничай! – грозно шипит мама. – Слава богу, что на свете есть такие люди, как Вилен Константинович. И с учебой тебе помог, и на работу устроил. Куда бы ты сейчас без него? Полы бы в офисах натирала?

– Вместо этого буду натирать полы здесь, – бормочу я. – Мы на стол будем накрывать? А то господа уже скучать изволят.

– Много не разговаривай, на вопросы отвечай коротко и вежливо, – продолжает инструктировать мама. – Тарелки расставляй по старшинству. На Леона и Максима смотри только по необходимости. Хозяева должны видеть, что ты приличная девушка, а не какая-то шалава.

– Крепостное право отменили полтора века назад, – напоминаю я, берясь за поднос. – Пойдем уже.

– Максим, ты не в трамвае едешь, – разносится по гостиной звучный баритон хозяина дома. – Выпрямись и сядь нормально. Леон, а ты телефон убери. Мы ужинаем.

– Криптовалюта сама себя не купит, пап, – брюнет мечет насмешливый взгляд на отца. – Еды же все равно пока нет.

– Какая еще криптовалюта? Заканчивай ерундой заниматься. Еда сейчас будет.

Откашлявшись, чтобы привлечь внимание сидящих за столом, мама подталкивает меня вперед.

– Хочу представить вам свою дочь Лию. С позволения Вилена Константиновича она будет работать здесь и помогать мне.

Четыре пары глаз устремляются на меня. Хозяин дома покровительственно кивает вместо приветствия, его жена и его дочь, похожие как две капли воды, улыбаются мне абсолютно идентичными улыбками.

– Неужели ты не смог найти ей работу получше? – иронично замечает тот, кого мама презентовала как парня с отвратительным характером. – Ее отец все же погиб на твоем производстве.

– Заткнись, Макс, – негромко произносит брюнет, решив наконец оторваться от телефона. Он был единственным, кто не поднял головы, когда мама меня представляла. – Привет, Лия.

Его взгляд проходится по мне: от волос, забранных в тугой хвост, до носов белых медицинских сабо.

Не похоже, что он впечатлен, что, впрочем, взаимно. На вид этот Леон – типичный мажор с часами стоимостью ВВП Косово и эго размером с Австралию. Его сводный брат нравится мне куда больше.

Не придумав ничего лучше, я приветствую элитарное семейство подобием реверанса, отчего тарелки на подносе предупредительно дребезжат.

– Папа сказал, ты будешь учиться в нашем университете, – восторженно пищит блондинка. – Какой у тебя курс?

– Второй, – отвечаю коротко я, как и просила мама.

– Жаль. Я учусь на первом, а Леон – на четвертом. А Макса в прошлом году отчислили.

Промычав «угу», я принимаюсь расставлять тарелки. Поднос тяжелый, зараза, а руки у меня не резиновые.

Начинаю с главы семейства, двигаясь против часовой стрелки, перехожу к его супруге… Интересно, нужно уточнять, кто из двоих его сыновей старше, раз уж тут обслуживают по старшинству?

Конечно, это вопрос риторический. Первым я подойду к ироничному шатену, а красавчик с телефоном подождет.

– К сведению, Макс на три месяца меня младше, – не глядя, замечает брюнет, когда я, опустив салат перед его братом, перемещаюсь к нему.

Мои глаза непроизвольно округляются. Он что, подслушал мои мысли?

– Я не знала, – с подчеркнутой вежливостью произношу я. – В следующий раз учту.

Поймав сердитый мамин взгляд, ставлю тарелку на стол и торопливо семеню на кухню. Как же у этой элиты все непросто. Одно лишнее слово, один неосторожный взгляд – и все, на тебе клеймо шалавы.

– Не вздумай никому дерзить, Лия, – требует мама, когда мы, стоя на кухне размером со стадион, укладываем грязную посуду в посудомойку. – То, что позволено Юпитеру, не дозволено быку. Если парни скажут что-то, что тебе не понравится, притворись глухонемой.

– А если они начнут меня домогаться? – нараспев уточняю я, стряхивая остатки еды с тарелок. – Притвориться терпилой и молча раздвинуть ноги?

– Ты что такое несешь?! Никто здесь тебя и пальцем не тронет. Максим здесь редко бывает, а Леону ты не интересна.

– Он что, гей?

– Леон? – Мама быстро крестится. – Нет, боже упаси. У него невеста есть. Дочь партнера Вилена Константиновича. У богатых всегда так: деньги к деньгам.

– Бедняга, – сочувственно изрекаю я. – Сколько ему? Двадцать три – двадцать четыре? А уже невеста имеется. Папка погулять как следует не дал.

– Лия, – шипит мама, с опаской оглядываясь. – Следи за словами. Если нас выпрут из этого дома, где ночевать будем?

– Ладно-ладно, – буркаю я. – Если будут хамить – притвориться глухонемой, если начнут приставать – пригрозить рассказать все невесте. Чай будем выносить?

2

Когда я с подносом чая выхожу в гостиную, то слышу:

– На среду ничего не планируйте. Морозовы приедут на ужин.

На очередное заявление главы семейства ангелоподобная блондиночка восторженно хлопает в ладоши, а парень с отвратительным характером иронично фыркает. Красавчик-мажор же делает вид, что происходящее его не касается, продолжая меланхолично крутить в руках салфетку, формируя из неё журавлика в технике оригами.

– Леон, ты слышишь меня? – Вилен Константинович требовательно повышает голос. – Эльвира с родителями приезжает.

– Слышу, пап. И, разумеется, буду.

«Эльвира – это, видимо, та, кому в случае чего я побегу жаловаться на домогательства», – мысленно иронизирую я, одну за другой выставляя на стол чайные пары. «Леон и Эльвира. Отстойно звучит».

Фарфор оказывается настолько тонким, что мне боязно слишком сильно сжать пальцы, чтобы ненароком его не раздавить. Не хотелось бы до конца дней батрачить на это семейство, чтобы покрыть стоимость какой-то там чашки династии Минь.

– Всем спасибо за ужин, я поехал. – С шумом отодвинув стул, Максим встаёт.

– Куда ты так торопишься? – недовольно вопрошает хозяин дома. – Мог бы хотя бы пару часов с семьёй провести.

– Мог бы, но не хочу, – парирует тот, склонившись над матерью и чмокнув её в белокурое темя. – Много дел.

– Каких? Напиваться в баре со своими недалёкими приятелями?

– Это тоже есть в моих планах, – долетает его удаляющийся голос.

Я восхищённо и не без зависти смотрю вслед Максиму. Не потому, что в свободное время мне бы хотелось напиваться в баре, а потому, что у меня самой никогда не было возможности так свободно самовыражаться.

С самого детства я только и слышу о том, чего не нужно делать: не краситься, не носить яркие вещи, не говорить много, не высовываться. Никаких прав и куча обязанностей. К двадцати смогу запросто выпустить книгу «Тысяча и один способ засунуть язык в задницу и стать никем».

– Леон, хоть ты на него повлияй, – продолжает кипятиться Вилен Константинович. – Он же пускает под хвост своё будущее.

– Максимум, к чему приведёт такой разговор, – это к тому, что мы с Максом подерёмся, – невозмутимо изрекает его отпрыск. – У каждого свой путь. Предпочту не вмешиваться.

«Сыкло», – мысленно ехидничаю, нависая над его иссиня-чёрной шевелюрой с заварочным чайником в руках.

А вслух ласково говорю:

– Позволите налить вам чай?

А дальше происходит непредвиденное. Плечо Леона ненароком задевает мой локоть, отчего горячая заварка тонкой струйкой льётся прямо на его брюки.

Я замираю в ужасе. Твою же… Мама меня убьёт.

Поморщившись, Леон накрывает пах ладонью и после небольшой заминки задирает голову.

– Больно, – доверительно сообщает он, глядя мне в глаза. Его голос звучит так тихо, что услышать могу только я. – Это же не специально?

Продолжая таращиться на его ярко-синюю радужку, я отрицательно качаю головой.

Я же не идиотка, чтобы обварить причиндалы наследника многомиллионной империи в первый же день.

– У тебя гетерохромия? (Явление, при котором глаза имеют разный цвет. – Прим. автора.) – его взгляд изучающе скользит по моему лицу.

Я молча киваю, но не потому, что мама просила мало разговаривать, а потому, что удивлена, что ему известен этот термин.

– Красиво, – резюмирует он, одёргивая промокшую ширинку.

– Лия, мне срочно нужна твоя помощь! – голос мамы заставляет меня вскинуть голову, а её осуждающий взгляд – подхватить поднос и со всех ног припустить на кухню.

Я смотрела в глаза Леону секунд десять, не меньше. Интересно, по меркам этого дома я уже стала шлюхой?

* * *

– Это твоя спальня, – мама подталкивает меня внутрь небольшой меблированной комнаты. Светлые стены, аккуратно заправленная кровать, письменный стол у окна. Здесь чисто, опрятно и абсолютно безлико, как в гостиничном номере.

– Не вздумай оставлять беспорядок. Поняла?

Я терпеливо киваю. Говорю же, только обязанности и никаких прав.

– Я пойду гладить белье. Разбирай вещи и располагайся.

Как только дверь за мамой закрывается, я со стоном наслаждения плюхаюсь на кровать. Тело ломит от усталости, ноги гудят, будто я весь день таскала мешки с цементом, а не расставляла тарелки и разливала чай. Если проделывать всё то же самое после пяти учебных пар, к концу года я стану походить на египетскую мумию.

Покосившись на две раздутые сумки с вещами, я обреченно прикрываю глаза. Надо еще всё разобрать и подготовиться к первому дню в университете. Но сначала срочно нужно навестить дамскую комнату.

Я бесшумно выхожу в коридор, стараясь запомнить дорогу. Дом Демидовых настолько огромный, что есть все шансы плутать здесь до следующей недели.

Надо было хлеба с собой прихватить и крошить его до самого туалета. После такого перформанса меня бы точно отсюда поперли.

Двигаясь вдоль стен, я оглядываюсь в поисках заветного значка WC, но вижу лишь ряд абсолютно идентичных дверей, за которыми, вероятно, скрываются спальни хозяев. Было очень непредусмотрительно с моей стороны не прояснить столь важный момент заранее.

Удача настигает меня в конце коридора в виде полоски желтого света, струящегося сквозь приоткрытую дверь. Прижав ладонь к низу живота, я ускоряю шаг. И дернул же меня черт выпить столько минеральной воды.

Потянув на себя ручку, я переступаю порог и в ту же секунду понимаю, что ошиблась. Эта просторная комната, наполненная запахом сандала и сигарет, не имеет ничего общего с гостевым санузлом, в который я так стремилась попасть. В туалетах обычно не бывает кроватей королевского размера и здоровенных моноблоков с логотипом откусанного яблока.

Хотя, пожалуй, одна схожая деталь имеется. Полуголый парень в расстегнутых брюках, появившийся откуда ни возьмись.

Сглотнув, я мечусь взглядом по его загорелому торсу, пересечённому дорожкой темных волос, уходящих под пояс боксеров. Твою же… Вот уж действительно, вошла не в ту дверь.