– В каком смысле?

– Лучше для нас обеих. Будем меньше ссориться.

– Не так уж мы и ссоримся. Слегка повздорили и все. Пустяки…

– Вот видишь, ты опять за свое.

– А что я такого сказала?

– Одна и та же песня! С тобой так тяжело! Есть только твое мнение и неправильное. Все нужно делать по-твоему, убираться по-твоему… Да с тобой просто невозможно разговаривать. Ты не умеешь слушать.

– Какая чушь! Да, я требовательна, но это для твоего же блага. Все, чему я тебя учу, пригодится тебе в будущем. Вырастешь – еще спасибо скажешь!

– Ну вот. Как пластинку заело. Какой смысл разговаривать? С меня хватит. Буду жить с папой, и все!

В трубке что-то зашуршало, а потом снова послышался голос Антуана:

– Алло?

– Антуан! – от удивления и накатывающей ярости Нэнси почти что закричала.

– Поздравляю. Она больше не хочет с тобой разговаривать. Бьешь рекорды!

– Позови ее! Мы не закончили!

– Видишь? Вот в чем твоя ошибка. Тебе давно пора бы закончить.

– Вот как? С каких это пор ты заделался экспертом в общении с подростками?

– С тех пор, как твоя дочь отвернулась от тебя, а ты слишком упряма, чтобы это признать.

На миг Нэнси почувствовала себя выбитой из седла, но быстро собралась и атаковала с новой силой.

– Не указывай мне, как воспитывать мою дочь! Кто был рядом, когда она сломала ногу и нужно было везти ее в больницу? Кто заботился о ней, когда она болела, провожал ее в школу, ходил на родительские собрания? Может быть, это был ты? Нет, что-то я такого не припомню! Ее многоуважаемый отец всегда был слишком занят и спал со всем, что движется, вместо того чтобы заботиться о своей дочери. Так что не указывай мне, как с ней разговаривать. Ты давным-давно лишился этого права. В тот самый момент, когда поставил свою работу и любовниц выше всего остального, включая семью.

– Значит, ты никогда не простишь мне моих ошибок? Сколько еще мне придется с этим жить?

– Пока бьется мое сердце! Носился за юбками, а теперь жалей. В жизни не все так просто. Нужно признавать свои ошибки. Хочешь прощения – сходи к священнику и исповедуйся. Они-то умеют прощать все и вся. Но не я. Вся эта история с прощением – просто фарс. Ты ведешь себя как ребенок.

– Окей, проехали.

Не будь я Нэнси, если не сведу тебя в могилу.

– Проехали. Нам больше нечего сказать друг другу. А теперь дай трубку Анжелике.

Еще несколько минут Нэнси вслушивалась в приглушенные переговоры Антуана и Анжелики. Слов было не разобрать, но тон дочери давал понять, что та отбивалась до последнего.

– Да. Чего ты хочешь, мам? – наконец пробурчала в трубку Анжелика.

– Объясни мне. Я не понимаю твоего отношения. Это на тебя непохоже.

– Да разве ты знаешь, что на меня похоже, а что нет. Ты вообще меня не знаешь.

– О чем ты говоришь? Я вижу тебя почти каждый день. Конечно, я тебя знаю!

– Нет, ты знаешь только то, что хочешь знать. Мам, ну ты же не видишь меня. На самом деле, ты никого не видишь. Только и делаешь, что судишь людей и указываешь им, как поступать. Никогда не слушаешь. Как мне это надоело! Надоело расставлять ботинки в ряд, класть мыло слева, а не справа, вылизывать раковину после чистки зубов, трястись за оценки. Ты постоянно меня критикуешь. Для тебя никогда и ничего не бывает достаточно хорошо. Да ты просто помешанная. Диктатор какой-то. Либо по-твоему, либо никак. Зачем ты вообще захотела завести ребенка? Ведь я для тебя – заноза в заднице. Жалко, что детей нельзя воспитывать с помощью одной из твоих табличек в Excel, – вот бы ты обрадовалась! Короче, не будем усложнять. Следующие две недели я буду жить у папы. Так будет лучше для нас обеих.

Ошарашенная, Нэнси впервые не нашла что сказать. Как это все произошло? Потерянная и глубоко уязвленная, она могла только покорно согласиться:

– Хорошо. Это твое решение. Больше мне нечего сказать.

– Окей, – удивленно ответила Анжелика. Возможно, она поняла, что была слишком резка с матерью, и впервые ощутила вкус горькой победы.

– Можете с отцом приехать за вещами, – добавила Нэнси.

– Хорошо, спасибо.

– Пока.

– Пока, мам.

Нэнси обессиленно провалилась в диван и тихо заплакала. Она только что потеряла дочь, свою плоть и кровь. За что Анжелика так ее возненавидела? Всхлипывания перешли в неудержимые рыдания. На нее накатила боль, какая-то совсем новая, незнакомая. Нэнси чувствовала себя покинутой, потерянной и одинокой в безжалостном мире.

Она плакала еще долго. После стольких побед она проиграла главную битву своей жизни, возможно единственную, которую действительно стоило выиграть. От слез Нэнси потеряла счет времени. Все вокруг казалось черным. Она закрыла глаза, чтобы отгородиться от ужаса реальности, и так и осталась сидеть, запертая в своей тюрьме боли.

Из оцепенения ее вывел телефонный звонок Магали, подруги и по совместительству «принцессы торговых центров», как она сама себя величала. Нэнси не взяла трубку, но все же нашла в себе силы встать. Тело было разбито какой-то странной усталостью.

В кухонном шкафчике нашлась пачка диетического печенья. Бог знает, сколько она там провалялась. Вместе с печеньем Нэнси пошла в спальню и, не раздеваясь, повалилась на кровать. Впервые в жизни не было ни сил, ни желания переодеваться в пижаму и чистить зубы. И даже тут, в бездне душевных мук, от нее не ускользнула эта деталь.

К черту пижаму, к черту пасту… Твою мать, докатилась…

Проворочавшись в постели несколько часов, она наконец заснула.

* * *

– Доктор, это серьезно?

– Да, серьезно. Нужно провести дополнительные исследования, но опухоль довольно обширная.

– Я… умру?

– Все мы когда-нибудь умрем. Э-э-э… Прошу прощения. Я не это хотел сказать. Пока мало данных для прогнозов.

– Хорошо, но… Я не понимаю. Это точно рак? Я веду здоровый образ жизни. Ем натуральную пищу. Каждый день у меня фитнес или йога. Я в отличной физической форме. Просто не может быть… Здесь какая-то ошибка.

– В результатах анализов все однозначно. Никаких сомнений. Примите это и готовьтесь к тяжелому испытанию. Вы должны быть сильной.

– Но это несправедливо. Это просто несправедливо! Я все делала правильно. Я так следила за здоровьем. Я вегетарианка. Нет, только не со мной… Это нечестно!

– В жизни много несправедливостей, с которыми нам остается только смириться. Чему быть – того не миновать.

– Что будет с Анжеликой, если я умру? Она этого не переживет. Мы часто ссоримся, но она любит меня. А я – ее…

– А как же ее отец? Разве он не сможет позаботиться о ней и помочь вам преодолеть это?

– Антуан? Нет, он все только портит. Из него никудышный отец. Слишком часто его не бывает дома. Он постоянно в командировках…

– А ваша мама?

– Мама? Какая мама? Я ее не знаю. Она бросила меня много лет назад. Я была совсем маленькой. Меня удочерили. Моя жизнь – это иллюзия, сплошной обман. Но правда обязательно откроется!

Нэнси проснулась в холодном поту. Задыхаясь и вытаращив глаза, она села в кровати и попыталась понять, что это было.

Слава богу, всего лишь кошмар. Дурной сон, просто дурной сон… Все в порядке… Все хорошо.

«Все хорошо, все хорошо», – мысленно повторяла Нэнси, но тихий голос внутри шептал, что это неправда. С каждой минутой сон все больше казался реальным. Нэнси часто заморгала и затрясла головой, чтобы прийти в себя и прогнать навязчивые мысли. В голове крутились слова: «У меня рак. Меня удочерили. Правда обязательно откроется».

Да не может это быть правдой! А если может? Нужно было узнать, докопаться до истины, чтобы не сойти с ума. Нэнси чувствовала, что это вопрос жизни и смерти, но не понимала почему. Ее сковал вязкий страх. Сердце бешено колотилось, и в полумраке комнаты ей показалось, что она видит зловещую тень на стене.

Смерть дышит мне в спину. Боже мой, я схожу с ума!

Живот скрутило от боли. Волоски на коже встали дыбом, в горле нарастал ком, а грудь будто придавило бетонной плитой. Нэнси не могла дышать и задрожала от ужаса. Паническая атака! Женщина изо всех сил вцепилась в простыни, словно пытаясь удержаться за жизнь, и жадно начала глотать воздух ртом.

Я умру, я умру… Больше не могу…

Вскоре приступ достиг своего пика. Сердце будто подступило к горлу и, казалось, вот-вот взорвется. Все тело трепетало в судорогах, будто смерть уже занесла над ним свою косу. Будучи на грани удушья, Нэнси уже была готова сдаться, как вдруг приступ отступил и воздух начал свободно проникать в легкие. Сердце перестало отбивать чечетку, пульс медленно приходил в норму.

Нэнси лежала неподвижно, как труп. Закрыв глаза и сосредоточившись на дыхании, как учили на занятиях йогой, она пыталась вернуть самообладание. Где-то в глубине живота послышался чуть слышный шепот:

– Проверь, Нэнси. Ищи, ищи… Ищи правду…

Она не обратила на него внимания. Силы постепенно возвращались, и вот уже Нэнси открыла глаза и села на кровати, свесив ноги.

Ей захотелось выжать из себя страх, как из мокрой тряпки, поэтому она быстро надела спортивный костюм, кроссовки и отправилась на пробежку. Спустя сорок пять минут бешеного кросса, прерывающегося на плач, безудержный смех и даже рвоту, она остановилась.

Перед ней возвышалась статуя обнаженной женщины с цветком в руках. Казалось, она небрежно протягивает его невидимому партнеру.

Нэнси завороженно смотрела на статую несколько минут, а потом протянула руку и осторожно коснулась цветка кончиком пальца.

«Спасибо», – подумала она.

Нэнси почувствовала, что в ней появилась готовность смотреть жизни прямо в лицо и искать правду.

Домой она вернулась спокойным, решительным шагом.

Глава 2
Зов тьмы

«Дорога на пути к счастью или несчастью начинается на одном и том же перекрестке».

Виктор Шербюлье

Нэнси сидела за столом и продумывала план действий. Нужно поговорить со своим врачом и попросить сделать несколько анализов. Тот наверняка решит, что она спятила, но какая разница? Сомнения и этот голос в голове – темный и в то же время озаряющий – все равно рано или поздно сведут ее с ума.

Самое сложное – поговорить с матерью. Разве можно вот так в лоб спросить об удочерении? Разве можно усомниться в милой маме – в той, что воспитала Нэнси порядочной и честной женщиной?

Она откинулась на спинку кресла и обреченно вздохнула: задача была не из легких.

Если я все-таки родная дочь и все это просто плод разыгравшейся фантазии, то мама еще долго будет припоминать мне мою неблагодарность.

Так ничего и не решив, Нэнси поступила как здравомыслящая женщина: поплелась на кухню за шоколадкой. Шоколад, как известно, творит чудеса: скрашивает черные мысли, бодрит, успокаивает, подслащивает этот жестокий мир. Остается только выбрать нужный эффект.

Нэнси с ногами забралась на диван и жадно порвала обертку. От одного вида этих маленьких сладких квадратиков ей уже стало чуть легче. Она отломила два кусочка и проглотила их, практически не жуя. Раз-два – и половины плитки как не бывало. Нэнси обняла колени и с недоверием посмотрела на остатки шоколада.

Вот черт! И когда я только успела столько сожрать? Хорошо, что утром бегала, – сожгла калории про запас. Ладно, на сегодня хватит, спрячу-ка ее подальше, пока всю не слопала.

Она аккуратно завернула плитку и пошла было на кухню, но…

Да какого черта! Жизнь меня и так не балует, значит, побалую себя сама!

Нэнси вернулась на диван и снова развернула обертку.

М-м-м, чистое блаженство…