Нет, у тревоги, владевшей доктором, когда он заканчивал внешний осмотр Джексона – когда писал заключение и ставил под ним подпись, – была иная причина. Проблема крылась в том, что он не верил, будто рана на груди Джексона – это след осколка. Он не верил в это и не понимал почему. А еще не понимал, почему снова боится. Доктор запечатал заключение. С осмотром Джексона было официально покончено. После чего Уинтерс взял секционный нож и вернулся к телу.

Сперва сделать длинный зазубренный разрез, расстегивающий смертную оболочку. Затем – отогнуть два больших квадратных лоскута кожи, оттянуть их к подмышкам, оголяя грудную клетку: одна рука сжимает край лоскута, другая ныряет под него с ножом, рассекая стеклянистые ткани, соединяющие его с грудной клеткой, отделяя мышцы от скрывающихся под ними костей и хрящей. Потом – взломать обнажившийся сейф. Реберные кусачки – инструмент честный и прямолинейный, словно орудие садовника. Стальной клюв перекусывал хрящевые крепления, присоединяющие ребра к грудине. Перейдя к верхней ее части, доктор, орудуя ножом, как рычагом, подцепил ключицы и выдернул их из суставов. Когда же сейф лишился всех своих запоров и петель, он подсунул под его крышку нож и поднял ее.

Через несколько минут доктор выпрямился и отошел от тела. Он двигался почти как пьяный, на лице отчетливее проступили следы возраста. Охваченный омерзением, он сорвал с рук перчатки. Подошел к письменному столу, сел и налил себе еще бренди. На лице его проглядывал страх, но одновременно с этим губы и желваки сурово напряглись. Он заговорил, обращаясь к стакану:

– Что ж, так тому и быть, ваше превосходительство. Вы подкинули своему скромному служителю что-то новенькое. Проверяете мою силу духа?

Сердечная сумка Джексона, тонкая оболочка, окружавшая его сердце, должна была быть почти целиком скрыта между большими, насыщенными кровью буханками легких. Но оказалась полностью открытой взгляду доктора; легкие по бокам от нее превратились в морщинистые комки размером в треть от естественного. Не только они, но и левая половина сердца, и верхние медиастинальные вены – все то, чему полагалось переполниться кровью, – были полностью осушены.

Доктор проглотил бренди и снова достал фотографии. Он обнаружил, что Джексон умер, лежа на животе поверх тела другого шахтера, а между ними была зажата верхняя часть тела третьего. Ни на двух соседних трупах, ни на окружавшей их земле не было ни одного пятна крови, которой из Джексона вытекло, должно быть, около двух литров.

Возможно, их не было видно на фотографиях из-за какой-то причуды освещения. Доктор обратился к полицейскому отчету, в котором Крейвен обязательно упомянул бы о большом количестве пропитанной кровью земли, обнаруженной при раскопках. Шериф ни о чем подобном не писал. Доктор Уинтерс вернулся к фотографиям.

Рональд Поллок, с которым Джексон наиболее интимно соседствовал в могиле, умер, лежа на спине, под Джексоном и чуть наискосок от него; их торсы соприкасались почти полностью, за исключением того места, где этому мешали голова и плечи третьего шахтера. Казалось невозможным, что на одежде Поллока нет ни следа крови, в таком количестве вытекшей из приникшего к нему в смерти товарища.

Доктор резко встал, натянул свежие перчатки и вернулся к Джексону. Теперь его руки двигались с более жестокой скоростью, временно закрывая огромный разрез несколькими широко разнесенными стежками. Он вернул Джексона в морг и выкатил оттуда Поллока, широко шагая, прилагая все силы к перемещению мертвых тел, постоянно на шаг опережая – так ему казалось – неотступные мысли, которые ему не хотелось пускать к себе в голову; уродцев, которые шептались за его спиной, обдавая его слабыми холодными порывами гнилостного дыхания. Он покачал головой – отрицая, отсрочивая – и столкнул новый труп на рабочий стол. Жадные укусы ножниц обнажили Поллока.

Но в конце концов, внимательно осмотрев все лоскуты ткани и не обнаружив на них ни пятнышка крови, доктор снова успокоился, смакуя этот простейший, желанный вывод, к которому так стремился прийти. Он стоял у стола с инструментами, не видя его, отдаваясь на волю полуоформившихся тварей, блуждавших на периферии его сознания.

Вид съежившихся легких Джексона не просто шокировал его.

Доктор Уинтерс ощутил еще и укол паники – того же самого поразительно яркого ужаса перед этим местом, который недавно побуждал его сбежать. Теперь он понимал, что зародышем того быстро подавленного ужаса было предчувствие этой неудачной попытки отыскать следы исчезнувшей крови. Откуда же взялось это предчувствие?

Оно было связано с проблемой, над которой он упрямо отказывался размышлять: механикой такого полного осушения ветвистой сосудистой структуры легких. Могло ли грубое давление земли само по себе проделать эту скрупулезную работу, учитывая, что в его распоряжении имелось всего одно выходное отверстие, узкое и странно изогнутое?

А еще была фотография, которую он разглядывал. Теперь, когда он вспоминал то, что было на ней изображено, она пугала его – в ней крылся какой-то потаенный смысл, желающий, чтобы его узрели. Доктор Уинтерс взял со стола зонд и снова повернулся к трупу. Наклонился и, так же уверенно и точно, как если бы уже удостоверился в существовании ранки, коснулся ее: аккуратной маленькой дырочки под самым мечевидным отростком. Ввел в нее зонд. Он вошел глубоко и двинулся в уже знакомом направлении.

Доктор вернулся к письменному столу и вновь вгляделся в фотографию.

Отверстия на телах Поллока и Джексона не соприкасались. Именно в этом месте между ними находилась голова третьего шахтера. Доктор нашел еще одну фотографию, на которой этот шахтер был в центре композиции, и отыскал его имя, подписанное снизу ручкой: Джо Аллен.

Словно во сне, доктор Уинтерс приблизился к широкой металлической двери, отодвинул ее, вошел в морг. Вместо того чтобы искать, направился прямиком к подмостям, возле которых несколько часов назад остановился шериф Уинтерс. На бирке значилось то же самое имя.

Скрытое за вызванной разложением иллюзией ожирения тело было сухим и мускулистым. Лицо – квадратным, с выступающим лбом и хитрым, чуть искривленным из-за давнего перелома носом. Распухший язык скрывался за зубами, и разложение не могло стереть того впечатления, которое Аллен, должно быть, производил при первом знакомстве – симпатичный и открытый, с лукавыми и дружелюбными черными глазами, теперь обесцветившимися. Эй, приятель, минутка найдется? Ты ведь у нас на шахте во вторую смену работаешь, верно? Ага, Джо Аллен. Слушай, я знаю, что уже поздно и ты хочешь поскорее вернуться домой, сказать жене, что не пил после работы, верно? Ну да, понимаю. Только тут такая штука, я из-за этих исчезновений весь на нервах, но, Богом клянусь, только что видел, как кто-то бродит вон за тем деревянным домом дальше по улице. Видишь, там, в конце двора, деревья расступаются и луна сквозь них светит? Да-да. Короче, у меня с собой есть вот эта маленькая хлопушечка. Ага, настоящая красотка, так что мы с тобой вдвоем вполне управимся. Я знал, что найду мужика, который не боится неприятностей, – а то полицейские все куда-то запропастились. Ага, вот сюда, к этим соснам. Только осторожнее, темень такая, что хоть глаз выколи. Вот так…

Лицо доктора блестело от пота. Он развернулся на каблуках и вышел из морга, закрыв за собой дверь. В тепле конторы он почувствовал, как промокла от пота рубашка под халатом. В животе размеренно пульсировала боль, но доктор почти не обращал на нее внимания.

Он подошел к Поллоку и схватил секционный нож.

Работа продвигалась с сюрреалистической скоростью, слои плоти и костей расступались перед его отчаянными, но верными руками, пока не обнажилась грудная полость, а в ней – высосанные вампиром легкие, два бугристых комка серых тканей.

Он не стал заглядывать глубже, зная, какими будут сердце и вены.

Доктор вернулся к письменному столу, сел за него и обмяк, все еще сжимая в левой руке забытый нож. Он взглянул на отражение в окне, и ему показалось, что его мысли исходят от этого прозрачного, более зыбкого доктора Уинтерса, висящего снаружи, будто призрак.

В каком же мире он живет? Похоже, за всю свою жизнь он даже не начал догадываться. Питаться таким образом! Одно это уже было кошмарным.

Но питаться таким образом в собственной могиле? Как Аллену это удалось – не говоря уже о том, как он сумел бороться с удушьем достаточно долго, чтобы вообще хоть что-то успеть? Как можно ее постичь – эту алчность, пылавшую так жадно, что она объедалась даже на пороге собственной гибели? Следы этого последнего пиршества наверняка так и остались в его желудке.

Доктор Уинтерс перевел взгляд на фотографию, на голову Аллена, припавшую к телам других шахтеров, как голодный поросенок к свиноматке. Потом посмотрел на зажатый в кулаке нож. Рука, казалось, лишилась всех своих навыков. Ее единственным желанием было разрезать, расчленить, уничтожить останки этой прожорливой твари, этого Джо Аллена. Он должен либо сделать это, либо сбежать отсюда. Иных вариантов нет. Доктор сидел неподвижно.

– Я проведу вскрытие, – сказал призрак в окне и не двинулся с места. Из холодильной камеры донесся негромкий шум.

Нет. Это был какой-то сбой в бормотании генератора. Там нечему было двигаться. Шум послышался снова – короткое трение о внутреннюю стену камеры. Двое стариков покачали головами, глядя друг на друга. Щелкнула задвижка, и металлическая дверь открылась. За вытаращившим глаза отражением собственного удивления доктор увидел грязную фигуру, что стояла в дверном проеме, просительно протягивая руки. Доктор повернулся на стуле. Фигура испустила свистящий стон – разложившийся остов человеческого голоса.

Джо Аллен умоляюще задергал челюстью и раскинул пурпурные руки. Его синее опухшее лицо мучительно кривилось, огромный язык беспомощно болтался меж липких губ, как будто речь была опарышем, силящимся выползти у него изо рта.

Доктор потянулся к телефону, поднял трубку. То, что она была глуха к нему, ничего не значило – он все равно не смог бы заговорить. Тварь, стоявшая перед ним, каждым, самым малейшим своим движением уничтожала рамки здравого смысла, в которых слова имели значение, превращала окружающий доктора мир в пустыню тьмы и молчания, в озаренные светом звезд руины, где повсюду пробуждалось нечто чужое и невообразимое, отныне правившее этим миром. Мертвец протянул к нему руку, словно просил подождать, – а потом повернулся и подошел к столу с инструментами. Его ноги были словно налиты свинцом, он дергал плечами, как пловец, с трудом продвигаясь сквозь плотную среду гравитации. Он достиг стола и утомленно схватился за него.

Доктор понял, что стоит, слегка пригнувшись и не чувствуя собственного веса. Единственной частью себя, которую он ощущал, оставался зажатый в руке нож, и он был подобен языку огня, кремационного пламени. Труп Джо Аллена шарил рукой среди инструментов. Толстые пальцы со странной обезьяньей неловкостью ухватили скальпель. Руки стиснули узкую рукоятку и засунули лезвие между губ, как измученный жаждой ребенок засунул бы фруктовый лед, а потом выдернули обратно, распоров язык. На пол брызнула мутная жидкость. Челюсть с натугой задвигалась, слова вырвались изо рта влажным и рваным шипением:

– Пожалуйста. Помоги мне. Застрял вот здесь. – Мертвая рука ударила в мертвую грудь. – Умираю от голода.

– Что ты такое?

– Странник. Не с Земли.

– Пожиратель человеческой плоти. Поглотитель человеческой крови.

– Нет. Нет. Только прячусь. Маленький. Кажусь вам уродливым. Боялся смерти.

– Ты принес нам смерть. – В голосе доктора звучало спокойствие абсолютного неверия, и сам он был для себя так же невероятен, как и та тварь, с которой он разговаривал. Она покачала головой; в тусклых выпученных глазах проглядывала мука невозможности объясниться.