Ничего этого не наблюдалось. Нет, в саквояже, конечно, имелся комплект оливы – я же собирался, в конце концов, воспользоваться байдаркой, но этот костюм мне был дорог как память! В конце концов – первая серьезная покупка в мире Тверди! Впрочем, одежда – это был второстепенный вопрос. Первостепенной важности тема после сна находилась за расписной дверцей – там имелся и душ, и уборная. И полотенца, и халат, и всякие-разные гигиенические принадлежности – на гостях Вишневецкие не экономили.

Стоя под тугими горячими струями воды, я поймал себя на том, что пытаюсь услышать, что там поделывает дядя Петя из соседней квартиры… М-да, можно вывести человека из земщины, но не земщину из человека! Даже если он – дракон.

Выйдя наружу посвежевшим и запахнутым в халат, я застал у своей кровати какого-то блондинчика в свитке. В одежде такой, а не в пергаменте, скрученном в трубочку.

– Ваш наряд, пан рыцарь! – он едва ли поясной поклон передо мной не вломил, но был прерван.

– Однако, ты кто такой?

– Тараска, Микулин сын! – отрапортовал он. – Коридорный!

– Где моя одежда, Тарас Николаевич? – очень вежливо поинтересовался я.

– Вот, пан рыцарь! – он протягивал мне стопку чего-то явно пышного и вычурного – снова.

Сверху стояли желтые сапоги, чтоб их бесы съели.

– Меня Георгий Серафимович зовут, – объяснил я. – Еще раз назовешь паном – будем учить с тобой Уолта Уитмена, «Песню о выставке». Наизусть.

– А… – несчастный Тарас знать не знал, что ему делать. – Приказано вам вот наряд доставить, тут блуза, кунтуш, шаровары, жупан и сапоги – желтые, как подобает…

– Кому подобает? – уточнил я, постепенно зверея.

– Ясновельможному пану! – понятно, что сам он виноват ни в чем не был, выполнял распоряжения кого-то большого и важного, но…

– Итак, повторяем за мной, Тарас Николаевич… – я взмахнул рукой и начал декламировать:

– …О, мы построим здание
Пышнее всех египетских гробниц,
Прекраснее храмов Эллады и Рима.
Твой мы построим храм, о пресвятая индустрия!
Я вижу его, как во сне, наяву…

– Помилуйте, не проклинайте! – рухнул на колени коридорный. – Я же ничего…

– Давай, Тарас Николаевич, проведи меня туда, где сейчас находится моя одежда. И не смей мне дурить голову, мол, «не высохла», «не успели постирать» и всякое такое прочее. Мы с тобой оба знаем, что тот уровень магии и технологии, которым располагают Вишневецкие, способен справиться с моим любимым клетчатым костюмом в худшем случае минут за двадцать… Вставай давай, Тарас Николаевич, хватит комедию ломать!

– Я ничего не ломал, пане! – в ужасе вскричал он.

Я тяжко вздохнул и снова взялся за Уолта не нашего Уитмена:

– Долой этот разнузданный ад, этот кровавый наскок, словно мы не люди, а тигры.
Если воевать – так за победу труда!
Будьте нашей доблестной армией вы, инженеры и техники,
И пусть развеваются ваши знамена под тихим и ласковым ветром!

Тараска вскочил, ляпнул на кровать стопку одежды и, чуть не плача, сказал:

– Не сносить мне головы, па… Герман Серапионович, но лучше уж на плаху, чем такие ужасы слухать! Поведу вас в прачечную… Но вы за меня словечко замолвите?

– Замолвлю. Скажу, что подверг тебя пыткам! – пообещал я.

– Жестоким пыткам! – закивал Тарас Николаевич.

Он вел меня сначала по коридору, потом – по винтовой лестнице, и, прыгая со ступеньки на ступеньку, все повторял:

– «Пресвятая индустрия!» Это ж надо такое придумать – «пресвятая индустрия!» Богохульство-то каковое!

Я шел в халате и в тапочках и особенно не смущался. А чего мне смущаться? Вот в желтых сапогах мне, полешуку, было бы очень стыдно. Я бы лучше с голым афедроном прошелся, чем сапоги эти надел. А в халате – комфортно, даже тепло… Мы спустились куда-то в район пятого круга ада, глубоко под землю.

– Тут – темница, там – прачечная и складские помещения, – пояснил коридорный. – Нам – налево. В темницу пока рано, да и не очень хотелось бы.

Вдруг я услышал из-за железной двери знакомы хриплый баритон. Там явно орудовал Бабай Сархан!

– Лурц, гребаный ты папуас, ты сведешь меня в могилу! – слышался его громовой рев. – Ладно эти дефективные, но тебе-то за каким хреном сраные зимние яблочки понадобились, а? Что, кисленького захотелось? Ты у меня компот с синильной кислотой до конца жизни пить будешь! Я тебе набью на левой груди татау с оскоминой, а на правой груди – татау левой груди! Как выглядит оскомина? Попи…говори у меня еще, малолетний бубхош багронк! Давай, вылезай оттуда и аборигенов этих мелких вытаскивай… Дожили, ять, целую команду черных уруков поймали какие-то шляхтюки! А й-о-о-оп вашу… И высекли вас? Стыдоба! Я отдам вас Перепелке в вечное рабство, он вас сначала шомполами запорет, а потом научит яблочки воровать, мои ж вы обосранцы! Позорище всего ордынского народа!

Постепенно причины появления Бабая на приеме у Вишневецких проявлялись во всей своей красе… Похоже, отлавливая лярву в парке, он выплачивал долг за косяк своих подчиненных!

– Нам налево, – опасливо косясь на дверь, повторил Тарас Николаевич.

– Ну, ладно. Налево – значит налево, – не стал спорить я.

– Людка-а-а–! – заорал коридорный, едва шагнув внутрь прачечной. – Тута па… Э-э-э… Постоялец из седьмого! Хочет себе костюм взад завернуть.

– СЕБЕ В ЗАД ЗАВЕРНИ! – рыкнул Пепел.

Я подавился усмешкой, сунул руки в карманы халата и стал ждать.

– Это чегой-то ясновельможному пану кунтуш не понравился? – раздался женский голос из глубин прачечной.

– Чш-ш-ш-ш, дура, он щас опять свою чертовщину читать начнет, Григорию Сатьяграховичу не ндраицца, когда его паном кличут!

Моей реакцией на такой пассаж стал типичный жест рука-лицо: с запоминанием имен и отчеств у бедового коридорного явно имелись проблемы! Но, поскольку и костюм, и рубашка предстали предо мной в самом приличном виде, то дальнейшее курощение Тараса Николаевича я решил прекратить. Скинул халат, быстро оделся, стоя босиком на каменных плитах пола, грозно глянул на своего провожатого – и тот мигом принес начищенные ботинки с новыми шнурками.

– Ну, носки-то, Гавриил Самвелович, возьмите уж эти? – коридорный протянул мне пару.

Ничего крамольного в них я не увидел. Разве что цвет – красный, ну это уж меня слабо волновало. Так что спустя минуту я был одет, обут и готов к новым свершениям. Например – очень хотел найти Ясю и Бабая, к обоим у меня имелись серьезные разговоры. Но…

– Завтрак в малой столовой! – хлопнул себя по лбу Тарас Николаевич. – С меня шкуру снимут! Пойдемте, пойдемте, Гавриил Соломонович!

Интересно – а если бы я не проснулся вовремя, что бы он делал? И вообще вовремя – это во сколько? Который сейчас час?

* * *

Честно говоря, я слегка переживал по поводу завтрака: вдруг там какие-нибудь сложности начнут подавать, с кучей столовых приборов и непонятными блюдами? Ан нет – тут у нас бал правила галицко-русско-польская шляхта, а не всякие галльские месье, так что завтрак тоже был шляхетский: огромная яичница с жареными колбасками, помидорами, огурцами, всякой зеленью, хлебом… Или – гурьевская каша, на выбор. Женщины в основном предпочитали второй вариант, мы же с Бабаем, оказавшись за столом плечом к плечу, налегали на калорийную пищу.

Я и орк были единственными, кто не придерживался традиционных шляхетных нарядов. Орк, видимо, достал откуда-то из закромов довольно приличную и, кажется, чертовски дорогую черную рубашку, в которую, наверное, могли бы влезть двое таких, как я. Да и джинсы по такому случаю, как торжественный завтрак, оказались у него черного цвета и не рваные. Вроде как даже от какого-то ингрийского дизайнера. Ну, надо же!

Однако, имелся тут кое-кто, на кого смотреть было гораздо приятнее, чем на верзилу-урука! Яся отлично выглядела в своем длинном, в пол, платье с открытыми плечами. И диадема ей шла. Разве что сидела девушка очень далеко – на женской половине стола, рядом со своей бабушкой, и нам оставалось только переглядываться. Во главе, конечно, восседали старшие Вишневецкие, окруженные внуками.

– Так ты своих выручал? – уточнил у Бабая я. – Пока за костюмом ходил – случайно услышал, как ты там в темнице кого-то распекаешь, уж извини…

– Я ж говорю – папуасы! Яблочков им захотелось! Шла в Паннонию колонна из таганрогских снага, с ними – несколько таборных уруков с семьями. Я встречать их Лурца послал, может, слыхал – Желтая Майка? Нет? Ну, он парень лихой, но надежный, а чтобы в Инферно пройти грамотно – опыт нужен или проводник, который там бывал. И эти черти, ну – молодняк урукский таборный, его как-то уговорили за яблочками забежать! А про то, что сад на территории юридики Вишневецких находится – забыли предупредить. Когда это вообще их останавливало? Вот и представь: добыли сторожевых собак…

– В каком смысле – добыли? – удивился я.

– Ну как, в каком? – вздохнул атаман. – Как добычу добыли. Там такие собачки – по семьдесят кэгэ весом! Добыли, значит, нафаршировали яблоками и на костре стали жарить, вместо вертела используя вырванную из ограды сада арматуру…

– Однако! – мои брови поползли вверх. – Вот это – трудные подростки!

– Мутанты они и демоны… Короче, пока гребаные папуасы кулинарией занимались – их и зажопили, – обобщил Бабай и, забывшись, ухватил сразу две колбаски руками и принялся жевать. – А я их вытащил!

– А почему – сам? – уточнил я. – Ты же целый атаман и князь, важная шишка!

– Натура такая, – пожал плечами он. – Вот я про тебя справки навел: ты ведь и правда препод! На кой хрен ты в школе корячишься, если весь из себя рыцарь и землевладелец? Во-о-от! И я потому по Хтоням бегаю и тварюшек ловлю. Не могу по-другому. Княжество там, атаманство – это все просто прикрытие. Мир вокруг такой: чтобы быть свободным, нужно быть влиятельным и сильным. И если я хочу и дальше причинять добро, наносить радость и внушать народу счастье – то приходится играть по правилам. Надо было стать князем – пожалуйста, вот он я, князь Хтонический, отцепитесь. Но сесть на жопе ровно и скипетром размахивать? Не-е-ет, с этой дичью и без меня справятся… Смекаешь?

– Целиком и полностью смекаю… – мы с ним были очень разными, но понимали друг друга прекрасно. – У тебя свой пунктик – эта твоя Орда, у меня – свой.

– Дети?

– Дети, – кивнул я. – Хочу, чтобы у них было право выбора, вот что. Чтобы они могли выбирать осознанно, без песка в глазах, понимаешь?

Орк с деловым видом забросил в пасть еще три-четыре яйца, прожевал и сказал:

– Ага. А я хочу дать любому, даже самому распоследнему пропащему снага второй шанс. Упустит – ну, кабздец ему, выпотрошу, скальпирую и выброшу на помойку. И жаба по нем не кумкнет… Но второго шанса заслуживает всякий…

– Всякий? – напрягся я.

– Ясное дело, если он не мучит маленьких детей и не кушает людей! И не вытирает хрен об занавески! – заржал Бабай, и тут мы заметили, что все пялятся на нас, хотя до этого вели чинные-благородные разговоры.

– Спелись, значит, – проговорил со своего конца стола старый Вишневецкий. – Какой кошмар. Кто посадил их вместе?

– А с кем бы ты предпочел, чтобы они сидели, дражайший мой супруг? – спросила у мужа Гражина Игоревна.

Паны и паненки за столом нервно стали переглядываться. Яся и ее братья – заулыбались. Иеремия Михайлович сначала нахмурился сурово, а потом негромко рассмеялся:

– Что ж, будем считать – это тонкая интрига по завязыванию неожиданных союзов… Ядвига – окажи любезность Георгию Серафимовичу, проведи ему экскурсию по замку. А мы с его светлостью паном-атаманом обсудим наши скучные и обыденные дела…

Конечно, конечно… У безумного князя и безбашенного атамана – обыденные дела. Скучные. Но идея прогуляться с Ясей мне очень нравилась! И ей, видимо, тоже. А что? Официальное распоряжение главы клана! Такие распоряжения исполнять – одно удовольствие. Хотя подобный расклад и подталкивал меня к тому самому разговору – третьей причине моего приезда в Збараж.

* * *

Даже сквозь материю брюк я чувствовал жар от молодого, сильного девичьего тела. Яся ко мне льнула, взяв под руку и прижимаясь бедром.