Роберт Харрис: Пропасть

Robert Harris

Precipice

* * *

Copyright © 2024 by Canal K Limited

All rights reserved

© С. Б. Удалин, перевод, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство Азбука», 2025

Издательство Азбука®

* * *

Джорджу Харрису Парру – добро пожаловать!

Примечания автора

Возможно, читатели удивятся, но все цитируемые в тексте письма премьер-министра подлинные, равно как и телеграммы, газетные репортажи и официальные документы, а также переписка между Венецией Стэнли и Эдвином Монтегю.

Однако все письма Венеции Стэнли премьер-министру полностью выдуманы.

Пол Димер – вымышленный персонаж.

Часть первая. Мир
2–23 июля 1914 года

Глава 1

Ранним утром в четверг, в самом начале июля 1914 года, девушка с мокрыми темными волосами размашисто шагала по Оксфорд-стрит от озера Серпентайн в Гайд-парке к Мэрилебон. В одной руке она держала бежевую льняную панаму, а в другой – мокрый купальный костюм и шелковые чулки, завернутые в темно-синее полотенце.

Девушка явно спешила, но не срывалась на бег, так как было слишком жарко и многолюдно, к тому же она не привыкла открыто выказывать нетерпение. Тем не менее высокая стройная девушка шла быстро и так деловито, что прохожие расступались перед ней.

Было чуть больше полудня, когда она свернула на улицу с георгианскими домами, где находилась лондонская резиденция ее родителей. На другой стороне улицы почтальон, разносящий дневную почту, остановился на крыльце сверкающего белой штукатуркой особняка с симметричным фасадом и что-то разыскивал в своей сумке.

Если удача не изменила ей, она подошла как раз вовремя.

Она перешла улицу, пожелала почтальону доброго утра и проскочила мимо него под портик, а затем через широкую парадную дверь в душный полуденный полумрак холла.

Почта все еще лежала в проволочной корзине.

Девушка ухитрилась вытащить знакомый конверт за мгновение до того, как из глубины дома появился слуга, посланный отцом за свежей корреспонденцией. Спрятав свое письмо, она передала остальное слуге и начала подниматься по лестнице, но на половине пути ее окликнула из утренней гостиной мать, леди Шеффилд:

– Как искупалась, дорогая?

– Божественно! – ответила девушка, не сбиваясь с шага.

Закрыв за собой дверь в комнату, она бросила купальные принадлежности, швырнула панаму на туалетный столик, стянула платье через голову и упала на кровать.

Затем, лежа на спине, обеими руками поднесла конверт к глазам.

Достопочтенной Венеции Стэнли, Мэнсфилд-стрит, 18, Портленд-плейс, Западный Лондон.

Она подцепила пальцем клапан конверта, надорвала его и вытащила сложенный пополам лист плотной почтовой бумаги, датированный сегодняшним днем.

2 июля 2014 года

Сегодня у меня настроение намного лучше – в основном из-за тебя. Надеюсь, вчера я не сильно тебя расстроил. Ты очень добра и отзывчива и помогла мне, как всегда. Я от всего сердца благодарен тебе. Полагаю, сейчас ты плещешься где-нибудь в воде в компании леди Скотт^[1]. Мне же сегодня предстоит довольно скучный день, включая встречу с королем в 16:30. Оттолайн^[2] пригласила меня вечером на обед, так что, может быть, мне удастся повидаться с тобой… Благослови тебя Господь, моя милая!

Письмо не было подписано. В последнее время он из предосторожности не упоминал ни свое, ни ее имя.

Она перечитала письмо еще раз. Он будет ждать от нее незамедлительного ответа и встревожится, если не получит, даже если с ней не произошло ничего примечательного с момента их вчерашней встречи. Она отнесла письмо на туалетный столик, села, без особого интереса рассмотрела себя в зеркале и взяла лист бумаги. Открутила колпачок перьевой ручки, задумалась на мгновение, а потом быстро-быстро принялась писать:

Я только что вернулась после чудотворного купания в Серпентайне вместе с Кэтлин. Она посрамила мой жалкий брасс своим мощным кролем. Поразительно, но нам удалось за целый час ни разу не вспомнить о ее бывшем супруге и даже о Южном полюсе. Разве это не настоящий рекорд? Вода была восхитительно прохладной, даже несмотря на толпу. Какое жаркое лето – почти как три года назад! Я так счастлива, что ты повеселел. Ты найдешь выход из этого ирландского клубка, как всегда находил. Милый, я не смогу прийти сегодня на обед к Оттолайн, потому что уже пообещала Эдварду и Казаку, что отправлюсь с ними в ночное плавание по реке от Вестминстера до Кью. Ты знаешь, что я бы предпочла быть вместе с тобой. Но мы увидимся завтра. Со всей любовью.

Несмотря на спешку, ее стильный каллиграфический почерк оставался четким, как печатный шрифт. Свое имя она тоже не написала. Подув на блестящие черные чернила, она подписала конверт: Премьер-министру, Даунинг-стрит, 10, Юго-Западный Лондон, наклеила однопенсовую марку, вызвала колокольчиком горничную Эдит, преданную и осмотрительную швейцарскую немку, и велела отнести письмо в почтовый ящик. В 1914 году почту в Лондоне доставляли двенадцать раз за день. Он получит письмо к середине дня.

Его ответ прибыл к восьми вечера, когда она спускалась в холл поздороваться с Морисом Бэрингом, ее спутником на этот вечер. Она услышала стук почтового ящика и заметила краем глаза, как Эдит направляется к проволочной корзине.

– Привет, дорогой Морис! – протянула она ему руку.

Это был богатый сорокалетний лысеющий литератор, поэт, чьи стихи когда-то и в самом деле издавались («Незабудка и Ландыш», 1905 год), но теперь, увы, забытый. Он был в белом галстуке и во фраке с красной гвоздикой в петлице. Морис наклонился поцеловать ей руку, и его мягкие усы пощекотали ее запястье. Она ощутила тонкий аромат его лаймовой помады для волос. Чуть раньше леди Шеффилд, обескураженная современными манерами дочери и все больше озабоченная перспективами ее замужества в возрасте почти двадцати семи лет, спросила, уверена ли она, что будет с ним в безопасности.

– Мама, с Морисом я была бы в безопасности, даже если бы нас выбросило голыми на необитаемый остров на долгие годы.

– Венеция!

– Но это правда!

Эдит дождалась, когда хозяйка выйдет на крыльцо, и незаметно передала ей письмо, притворившись, будто поправляет ей платье. Венеция вскрыла конверт, уже сидя в машине рядом с Морисом. Короткая записка с отметкой «16:15» сверху. Это означало, что он написал ее перед тем, как отправиться с Даунинг-стрит на встречу с королем, или уже во дворце, пока ждал аудиенции.

Если это возможно, любимая моя, откажись от этого инфернального плавания по реке и приезжай к Оттолайн. Ты никак не можешь прийти? Было бы славно. А если не получится, буду ждать встречи с тобой позже. Постарайся. Навеки твой.

Она нахмурилась. Инфернальное плавание по реке… Она и сама сомневалась, даже после того как приняла приглашение, хотя и по другим причинам. Опыт подсказывал ей, что попасть на вечеринку на пароходе довольно просто, а вот покинуть ее гораздо сложнее, а она мало что в жизни ненавидела больше, чем ощущение дичи, попавшей в ловушку.

Должно быть, Морис заметил перемену в ее настроении.

– Какие-то неприятности с твоим ухажером?

– У меня нет ухажеров, Морис, и тебе это прекрасно известно.

– Ох, я бы не стал так уверенно утверждать…

Она не потрудилась смягчить ни тон ответа, ни колючий взгляд. Боже милосердный, неужели она настолько застоялась в гавани, что даже Морис задумался о билете на пароход?!

– Полагаю, уже поздно бросить эту затею с катанием по реке, а взамен отправиться к Оттолайн? – спросила она.

– Что за причудливая идея? Мы же не приглашены к Оттолайн. Кроме того, на реке будет весело. Там соберутся все.

Под всеми он понимал Котерию, как они сами себя называли, или «порочную Котерию», как их предпочитала именовать пресса, – компанию из двух десятков друзей, причем количество это менялось в соответствии с загадочным коллективным суждением, определяющим, кто из них «забавный», а кто, наоборот, «зануда». Они собирались вместе то в отеле «Кафе Роял», то в мюзик-холле, то на боксерском поединке в Ист-Энде, но чаще всего в «Пещере Золотого тельца», полуподвальном ночном клубе неподалеку от Риджент-стрит.

– Да, думаю, соберутся все, – неуверенно согласилась она, засунула письмо в сумочку и защелкнула ее.

Она не была душой компании. Не напивалась, как сэр Денис Энсон, молодой баронет, способный осушить две бутылки шампанского еще до наступления вечера, не принимала наркотики, как леди Диана Мэннерс («самая красивая женщина Англии»), любившая нюхать хлороформ. Не была она и интеллектуалом, как Реймонд Асквит, чей отец, премьер-министр, как раз и написал то письмо, что лежало в ее сумочке, или независимой и богатой, как Нэнси Кунар, наследница крупного судовладельца, которой едва исполнилось семнадцать. Она проводила время с ними, чтобы скрасить скуку, позлить мать, а еще потому, что никакие их проделки не вызывали у нее шока. И еще одна их общая черта привлекала ее: не закоренелый цинизм, хотя Реймонд, самый старший и острый на язык среди них, циником определенно был, а скорее своеобразное ощущение оторванности от жизни. Порой ей казалось, что на самом деле ничто не имеет значения: ни они, ни мир, ни она сама. И остальные тоже чувствовали что-то похожее.

Погрузившись в привычное молчаливое безразличие ко всему, что может принести эта ночь, она промчалась с Моррисом в роскошном коконе «роллс-ройса» под названием «Серебряный призрак» сначала в русское посольство на Белгрейв-сквер на обед, который устроил Константин Бенкендорф, по прозвищу Казак, сын русского посла, организовавший эту поездку по реке вместе с Эдвардом Хорнером, шурином Реймонда. Затем в том же «роллс-ройсе» они направились к реке, куда после обеда в разных местах уже съезжались на своих машинах и такси остальные гости, вся компания из шестнадцати человек: Клод Расселл и Дафф Купер, дипломаты из Министерства иностранных дел, вцепившиеся в пару бутылок «Боланже», прихваченных со стола матери Даффа, а также его сестра Сибил Харт-Дэвис и Айрис Три, модель и актриса, разодетая сверх всякой меры, Джаспер Ридли, адвокат, женатый на сестре Казака, конечно же, Реймонд со своей женой Кэтрин и ее брат Эдвард Хорнер, еще один молодой юрист.

Они целовались, обнимались и болтали о том, как весело провели время. Молодые женщины, похожие в ярких разноцветных платьях на райских птиц, и мужчины в цилиндрах и одинаковых черных фраках с белыми галстуками спускались по каменной лестнице, ведущей с набережной к Вестминстерскому причалу, а любопытная толпа наблюдала за ними, перегнувшись через парапет. И Венеция шла за ними, подобрав обеими руками шелковую юбку, чтобы та не волочилась по земле.

Пароход оказался внушительнее на вид, чем она ожидала, – большое викторианское прогулочное судно под названием «Кинг», способное вместить пятьдесят пассажиров. Высокая труба между носовой и кормовой палубой была увешана китайскими фонариками. Отражения шаров лимонного, лаймового и розового цвета распадались и снова возникали на гладкой маслянистой поверхности воды. Ночь была жаркая и тихая, с половинкой луны на ясном небе. Сквозь иллюминаторы главного салона виднелся уже сервированный шведский стол, бутылки шампанского в ведерках со льдом и мерцающие в канделябрах свечи. Как только круглые желтые часы Биг-Бена, светящиеся, словно вторая луна, пробили одиннадцать, на носу парохода квинтет музыкантов, нанятых из оркестра Томаса Бичема в Ковент-Гардене, заиграл «By the Beautiful Sea», хит этого лета.