Удостоверившись, что солдат не вернется, Колчак закрыл окно, выключил свет и вновь лег на диван, не обращая внимания на оцепеневшего адъютанта.

Андрей в первый раз ослушался приказа и сел тут же на стул. Он решил охранять сон главнокомандующего, но не заметил, как уснул сам. Снилось ему лето, дача, зелень и чай. Вкусный чай с липовым медом, что может быть прекраснее. Родители, сестра… Андрей был счастлив, и казалось, что Зима, холод и война – это всего лишь дурной сон.

Вдруг налетела буря, и стало очень холодно, так холодно, что руки задрожали. Он открыл глаза и понял, что холодно на самом деле, потому как окно, в которое адмирал недавно кричал на охрану, по-прежнему открыто. В темноте, на его фоне, небольшая фигура подняла руку и метнулась в сторону адмирала. Не задумываясь, Андрей кинулся вперед и уже вблизи увидел, что в руке у ночного гостя нож.

Глава 5. Эрик

Блокнот № 2, страница 23

Я сегодня почувствовал смерть, и это было не страшно, это было холодно. Мы с мамой приехали к бабушке с дедушкой. Последний очень сильно болел. Обе женщины сидели и плакали на кухне, а потом, зайдя к деду в комнату, улыбались заплаканными лицами и говорили нарочито смешные и беззаботные вещи. Я же почувствовал ее присутствие рядом с дедом и почему-то даже не усомнился, что это была она. Когда мы с мамой вечером шли на электричку, я сказал ей, что сегодня дед умрет, за ним пришла смерть. Мама вскрикнула и залепила мне пощёчину. Потом она долго плакала и извинялась передо мной, но мне было это не нужно, я сделал правильный вывод: никогда не говорить людям то, что они не в силах выслушать. На следующий день дед умер.

Эрик, 1997 год

Эрик буквально силой вынырнул из сна и тяжело задышал. Это был все тот же постоянный сон, который приходил периодически, не давая забыть его содержания и повторяясь в точности до секунды. Ему потребовалось несколько минут, чтоб сообразить, где он. Маленькое купе поезда, верхняя полка.

Точно, они сначала долетели до Иркутска, а потом сели на поезд до Зимы, и хоть ехать было недолго – полтора часа, но им взяли билеты в купе, за что Эрик был особенно благодарен.

Ночью поспать совсем не удалось, приехала скорая, поставила матери укол и в срочном порядке приняла решение о госпитализации. Эрику пришлось ехать с ней, об этом родительница очень просила сына, хоть этот поступок абсолютно не имел смысла. Эрик понимал, что внутрь его все равно не пустят, но уступил ее мольбам.

Всю дорогу в скорой мама держала его за руку, а Эрик, напоминая себе о долге, стоически терпел, хотя не любил тактильных контактов без особой необходимости. Когда машина въехала уже на территорию больницы, она жестом попросила его нагнуться и прошептала:

– Сыночка, я чувствую, что умираю, я должна тебе признаться…

– Вам не стоит сейчас разговаривать, – строго сказал уставший доктор скорой помощи, увидев, как она возбужденно шепчет. – Сейчас вам купируют приступ, а вот завтра или послезавтра сын придет, и вы поговорите.

Эрик понимал, что поступил в тот момент неправильно, просто промолчав. Скорее всего, как сын он должен был сказать матери нечто успокаивающее, что, мол, все будет хорошо, ты ни в чем не должна признаваться, ты поправишься и расскажешь все спокойно, но не сделал этого. Он просто промолчал, а все потому, что Эрик был уверен: то, что хотела сказать ему мать, очень важно и может перевернуть всю его жизнь. Он хотел это услышать и одновременно боялся, где-то внутри догадываясь, что она будет говорить с ним об отце. Это единственное белое пятно в его биографии, единственная тайна, которую он хотел знать, одновременно боясь разочарования.

Команда попалась молчаливая, всю дорогу они практически не разговаривали. Опер Юлий был молодым и самоуверенным глупцом, смотрящим на мир свысока, и страстным любителем пошутить, а странная Зоя Саввична, женщина за шестьдесят, была эксцентричной и совсем не тянула на айти-специалиста.

– Зима через пять минут, – сказала проводница, заглянув в купе и нарушив стоявшее здесь уже полтора часа молчание.

– Ну что, начальство, – Юлий, когда они вышли на перрон, подошел к Эрику вплотную. Хоть он и был выше, Эрик чувствовал, что сильнее этого мальчишки и физически, и морально. – Давай на время зароем топор войны, вот прям здесь, на вокзале, вместо топора можно взять лопату, она прекрасно подойдет, рыть можно снег, – сказал он, указав на пожарный стенд. – Предлагаю тебе, конечно, не руку и сердце, а мир, что тоже немаловажно в нашем случае. Я бы на твоем месте от такого предложения не отказывался.

– Я не переходил с вами на «ты», – ответил ему Эрик, рассматривая парня и пытаясь понять, действительно ли он хочет мириться или это очередная провокация, слишком уж насмешливым был его тон. Детство в заводском дворе, где правота определялась силой, научило Эрика не верить улыбкам и шуткам.

– Как сказала бы моя тетя Песя, – своим грудным голосом произнесла подошедшая к ним Зоя Саввична, дыхнув на парней только что прикуренной сигаретой. – Вы так заносчивы, Эрик Кузьмич, как гаишник с престижного перекрестка. Я согласна с Юликом, ваши препирательства будут мешать работе, а мне это неинтересно. Мальчик дело предлагает, кстати, со мной можно на «ты».

– Хорошо, давайте на «ты». Вот тебе, Кай, первое задание: нам нужно найти такси, – сказал Эрик Юлию, выдержав небольшую паузу.

– Да почему Кай-то? – как-то по-детски, возможно, от неожиданности, возмутился Юлий разведя руками. – Не, ну это ниже пояса.

Эрик улыбнулся, он правильно понял слабое место парня. Странно, что с такой реакцией он до сих пор не поменял имя официально.

– Ну как Кай Юлий Цезарь, – ответил Эрик ему. – Не хочешь быть Юлием, будешь Каем.

– А вы мне уже нравитесь, – хохотнула Зоя Саввична, выпустив дым кольцами. – Правда, Юлик мне нравится больше, он таки проще.

– А вы уверены, что это достоинство? – уточнил Эрик серьезно и, ухмыльнувшись, добавил: – Не разочаровывайте меня, госпожа Белоцерковская, вы сама воплощение сложности.

– А, – махнул на них руками Юлий и пошел к выходу.

У вокзала стояла целая вереница такси в ожидании пассажиров. Эрик уже хотел подойти к первой в очереди, как очень наглая машина, обогнав всех, пристроилась прямо перед стоящей в растерянности тройкой прибывших пассажиров.

– Запрыгивайте, довезу быстрее и дешевле этих обормотов! – крикнула из салона девушка лет тридцати, и они, почему-то подчинившись ей, как по команде сели в машину.

Через секунду после того, как хлопнула последняя пассажирская дверь, машина уже мчалась от вокзала, оставляя позади ругающихся ей вслед таксистов.

– Куда едем? – спросила таксистка, по-прежнему счастливо улыбаясь, словно сорвала джекпот. Видимо то, как она обошла своих конкурентов, ей очень понравилось.

– Есть гостиницы в вашем городе? – спросил Юлий. – Кстати, скажите, пожалуйста, у вас все таксисты такие красивые?

– Нет, – ответила та, сверкая изумрудными глазами. Ее черные как смоль волосы и широкие скулы выдавали в ней бурятские корни, но уже порядком смешанные. – Только я, остальные на любителя.

– А вы не боитесь, что они вас побьют? – осведомился Эрик жестко. Ему не нравилась эта выскочка и не нравилось, что Юлий уже вовсю кокетничал с ней. Не то чтобы он ревновал, это было не в его стиле, просто не любил навязанные обстоятельства, а случай с такси сейчас был как раз из этой категории.

– Да вы что, это они так, для порядка покричали, а так они с меня пылинки сдувают. Кто им еще машины то ремонтировать будет, – ответила девушка, улыбаясь.

– А вы не только красавица, но еще и умница, – продолжал флиртовать Юлий.

– Я инженер-конструктор, семь лет на заводе проработала, так что обращайтесь, если что.

– И как вас сюда-то занесло? – спросил Эрик по-прежнему без капли вежливости. – После целого завода-то?

– А вот это не ваше дело, – ответила девица, перестав улыбаться, и ее лисьи глаза превратились в щелочки. – Может, адрес все же скажете?

Эрик молча протянул ей листок.

– Так бы сразу и сказали, что к Колчаку едем, – произнесла она буднично.

– Но, насколько я знаю, у хозяина дома другая фамилия, – сказал Эрик, заинтересовавшись новой информацией.

– Так это не фамилия, это название усадьбы. Никто уже и не помнит, почему она так называется.

– Усадьбы? – удивился Эрик, разглядывая в окно, прямо скажем, не выдающийся пейзаж, характерный для любого маленького города России.

– А начальство, я так посмотрю, решило не читать вводные. Чувствую, наработаем мы, эх, пропало мое назначение, – сказал Юлий с иронией, даже не повернувшись в сторону Эрика.

– В чем дело, Кай, бери все в свои руки, – ответил ему Эрик. – Распутай преступление, и я признаю, что ты лучший.

– Давай ты лучше съешь свою кепку, когда я расследую дело, – предложил Юлий, улыбаясь. – У меня будет сразу два праздника – назначение и избавление мира от этого уродства.

– Мальчики, ша, – перебила их Зоя Саввична, не отрываясь от смартфона. – Драка переносится на вчера.

Он хотел еще что-то ответить наглому оперу, но машина остановилась, и таксистка торжественно провозгласила:

– Приехали! Усадьба Колчака.

Они вышли у высокого, причудливо выкованного забора. В глубине двора, между огромными кедрами виднелась усадьба. Расчищенные дорожки освещались фонарями, а дом был красиво украшен огнями, и потому снег казался не белым, а золотым. Да, это была именно усадьба, как на фотографиях начала двадцатого века. Она казалась безлюдной, и единственное, что выдавало в этом пейзаже обитаемость, это наспех слепленный кривой снеговик с оскалом вместо улыбки, смотрящий, как и гости, в окна усадьбы.

– Это уже не город? – спросил Эрик у девушки-водителя, оглянувшись. Она вместе со всеми вышла и тоже, видимо, залюбовалась красотой, словно бы сошедшей с картины Перова.

– Формально нет, это пригород, а вот номинально почти город, – ответила она, крутя на пальце ключи от машины с каким-то странным круглым брелоком и тут же спросила: – А вас здесь ждут? А то, насколько я знаю, в этом доме не любят гостей. Хозяина в городе называют Синей Бородой и приписывают ему всякие мистические способности, вроде превращения камня в золото и убийства своих жен. Кстати, поговаривают, он собирается жениться в третий раз.

– Откуда такие познания? – спросил Эрик.

– Город у нас маленький, все шепчутся, и трудно понять, где правда, а где ложь. В основном, это всё гибрид, эдакая полуправда получается.

– Город полуправды-полулжи, – задумчиво сказал он вслух, и вдруг ему стало холодно, очень холодно. И даже не потому, что он был одет не по погоде в красивое пальто в клетку и не менее красивую, по его мнению, кепку, а на улице было не меньше тридцати градусов со знаком минус. Он помнил этот внутренний холод, он его уже чувствовал, и не однажды. Этот холод нельзя спутать ни с чем другим. Наступал он, когда рядом находилась смерть, вот и сейчас она была где-то совсем близко, и Эрика передернуло от этого мерзкого ощущения.

Таксистка, заметив, видимо, это, произнесла:

– Не по-нашему вы одеты, здесь так нельзя. Меня, кстати, Нина зовут, вот мой телефон, – девушка протянула ему визитку. Будет нужно такси – звоните.

И, не прощаясь, села в машину и уехала, оставив пассажиров у огромных запертых ворот.

– А вы видели, ребята, – сказала Зоя Саввична, не переставая смотреть на сказочную усадьбу, – какие зеленые глаза у этой симпатичной бурятки? Они на ее лице как что-то инородное, чужое, прям как зять в моем доме.

Но мужчины ей не ответили, каждый сейчас думал о своем.

Глава 6. Андрей Андреевич Аюшеев

Блокнот 2, страница 30

Сегодня я понял, что люди не всегда ведут себя так, как нам кажется правильным, потому что правильное у каждого свое.