В те годы на американском потребительском рынке происходил прорыв за прорывом. Так, в 1905 году в городе Питтсбурге открылось первое заведение, вошедшее в историю под названием никельодеон. Это была грязная лавка, в которой за 5 центов можно было без ограничений смотреть кино, в те годы представлявшее собой череду черно-белых немых фильмов продолжительностью несколько минут каждый. Сеанс длился беспрерывно, и все желающие могли в любой момент как начать, так и завершить просмотр. Это мало походило на привычный для современного зрителя киносеанс, однако в те годы подобный вид развлечений приобрел бешеную популярность. Уже через несколько лет таких заведений насчитывалось тысячи по всей стране, и они стали неотъемлемой частью повседневной американской жизни. Репутация у никельодеонов была не самой лучшей, и даже название подчеркивало дешевый шик кинематографического искусства того времени. «Никель» – обиходное название монеты достоинством в пять центов, а «Одеон» – название одного из лучших театров Парижа, ставшего символом достатка и роскоши той эпохи. Сама комбинация двух этих слов была трагикомическим символом того времени. Любой, даже самый неимущий гражданин был в состоянии потратить пять центов на кино, которое крутили в трущобах с громким театральным названием и очень низкой ценой. Кинематограф развивался в Америке темпами еще более высокими, чем автомобильная индустрия. И если родиной американского автопрома стал Детройт, то местом рождения кинематографа считают Голливуд, хотя это и не вполне точно. Новый вид искусства появился в действительности в Нью-Йорке, в Нижнем Ист-Сайде – эмигрантском районе, приобретшем к тому времени славу самого неблагополучного в стране. Здесь на одной квадратной миле ютились и выживали один миллион человек. В количественном соотношении преобладали евреи и католики, потому как ни тех ни других белое протестантское англосаксонское общество за людей не считало. Бесспорно, афроамериканцам в те годы приходилось еще труднее, поскольку их неравноправие было оформлено на законодательном уровне, однако обитателям Нижнего Ист-Сайда приходилось в Америке совсем не просто. По большому счету, они жили в гетто – самом большом гетто в мире. Здесь, в этой ужасной клоаке, где у большинства жителей не было ни воды, ни света, ни канализации, где люди ютились по десять человек в комнате, напоминавшей адское пекло жарким нью-йоркским летом, и родилось самое романтическое из человеческих искусств. Большинство жителей Нижнего Ист-Сайда плохо владели английским языком, многие вообще не знали ни слова, спасало же положение то, что кино было немым, отчего незнание языка не играло в новой индустрии никакой роли. Главным в новом искусстве было умение изображать страсти, страдания и иной фейерверк человеческих эмоций. С этим у обитателей Нижнего Ист-Сайда все было в порядке. Евреи из Пинска и Минска вперемешку с итальянцами из Палермо и Неаполя знали толк в драматургии. Однако очень скоро первым кинематографическим предпринимателям понадобились большие площади, чтобы делать более масштабные фильмы с ковбоями и индейцами, солдатами и пушками. Снимать подобные баталии в переполненном гетто было просто невозможно. Бытует мнение, что именно в этот момент киноиндустрия переехала на все еще полудикий Запад – в Калифорнию, в деревню под названием Голливуд. Это не совсем так. Вначале центром американского кинематографа стала деревня Форт Ли, расположенная через реку Гудзон от Манхэттена в штате Нью-Джерси. В те годы эта местность была не меньшим захолустьем, чем Голливуд, но располагалась поблизости от Нью-Йорка, а не в пяти тысячах километров, как Калифорния. Именно здесь в начале века и обосновались многочисленные киностудии, появлявшиеся словно грибы после дождя. Своим открытием Голливуд обязан одному из основоположников американского кинематографа – режиссеру Дэвиду Гриффиту, так гласит официальная легенда. Он прибыл в Лос-Анджелес в начале 1910 года, куда нью-йоркская киностудия отправила его в командировку, потому как на Восточном побережье зима мешала проведению съемок, в то время как на Западном побережье круглый год царило лето. Гриффит начал было снимать свой фильм в центре Лос-Анджелеса, однако в поисках натуры решил исследовать ближайшие окрестности, где и наткнулся на удивительной красоты деревушку, в которой проживали добродушные люди, с радостью принявшие новое искусство на своих улицах. В те годы мнение местных жителей имело большое значение, а потому оказанный кинематографу радушный прием очень воодушевил Гриффита. Он тут же свернул съемки в Лос-Анджелесе и переехал в Голливуд, ведь именно так называлась найденная им деревушка. Там он продолжал снимать кино, пока в Нью-Йорке не началось лето, после чего покинул Западное побережье и триумфально вернулся на Восток. Именно тогда остальной мир кинематографа и проникся красотой голливудской натуры и ринулся на Запад, в Калифорнию. Однако в действительности причины массового исхода американской киноиндустрии из Форта Ли в Голливуд были куда более прозаическими. Дело в том, что патент на сам процесс съемок и на кинокамеры принадлежал величайшему американскому изобретателю Томасу Эдисону. Тому самому, который изобрел электрическую лампочку, у которого имелась 1 тысяча патентов на территории США и 3 тысячи по всему миру и чья компания была зарегистрирована именно в Нью-Джерси, в непосредственной близости от Нью-Йорка. Начинающие кинематографисты платить за патент отказывались, и Эдисон взял финансовое дело крепко в свои руки. Его агенты, вооруженные копией закона о патентах, начали терроризировать студии, расположенные в Форт Ли. Они врывались на съемочные площадки с полицией и частными детективами, заваливали местные суды исками с требованием баснословных компенсаций – и совсем скоро конфликт этот приобрел угрожающие масштабы. Стоит отметить, что переезду способствовала даже погода. В Голливуде снимать можно было круглый год – и даже снег там можно было найти в любое время, стоило лишь отправиться в соседние горы. Температура воздуха в Калифорнии никогда не опускалась ниже 15 градусов, в то время как в Нью-Йорке с погодой имелись сложности – холодная зима и слякотная осень. Иными словами, снимать круглый год там никак не получалось, а каждый упущенный съемочный день обходился слишком дорого. Все это привело к тому, что в 1911 году началось переселение американской кинематографической индустрии в Голливуд, и уже к 1913 году жизнь там кардинально поменялась. Таким образом, эра Голливуда берет свой отсчет именно с 1913 года, когда безвестная деревушка стала постоянным местом работы переехавших из Нью-Йорка киностудий и ее название стало собирательным наименованием американского кинематографа. Следующей вехой в развитии индустрии стал 1915 год, когда два крайне важных события в корне изменили положение вещей в сфере развлечений. Основным событием стал выпуск первого в мире полнометражного художественного фильма, режиссером которого был уже небезызвестный Дэвид Гриффит. Помимо этого, в самом центре Нью-Йорка, на Бродвее, открылся единственный на тот момент фешенебельный кинотеатр в стране. Фильм Гриффита под названием «Рождение нации» имел продолжительность более трех часов и представлял собой эпическое историческое полотно, способное вызвать интерес даже у современных зрителей, несмотря на то что картина немая. Именно с проката этого фильма берет свое начало история современного кино, каким мы его знаем – продолжительное, co сложной сюжетной линией, множеством действующих лиц, масштабными съемками. Цена билета на такой сеанс составляла уже не пять, а десять центов, а сам показ осуществлялся сеансами, а не беспрерывно, как это было ранее. Эпоха короткометражных поделок подошла к концу. В свою очередь открытие кинотеатра Strand на углу Бродвея и 47-й улицы – в самом центре Нью-Йорка на Таймс-Сквер – стало колоссальным событием в культурной жизни города и страны в целом. Теперь каждый желающий мог насладиться роскошью интерьера, достойного лучших королевских семей Европы, заплатив за это всего лишь 10 центов. В просторном фойе посетителей кинотеатра приветствовал живой музыкой пианист во фраке, перед началом сеанса публику развлекал конферансье, а утолить голод можно было в величественном, но совсем недорогом буфете. Это больше походило на классический театр, чем на показ фильма, вот только место актеров на сцене занял огромный экран. Из плебейского развлечения для низов общества кинематограф превратился в особый вид искусства, навсегда отвоевав себе место в сердцах зрителей.

Афиша фильма «Рождение нации»

В начале XX века простому человеку жить в Соединенных Штатах Америки было, пожалуй, легче, чем где-либо еще на планете. Труд его оплачивался лучше, права мало кто ограничивал, ведь государство крайне неохотно вмешивалось в жизнь общества, при этом деловых возможностей имелось в изобилии – таким образом, путь к успеху был открыт каждому. Однако среди всеобщего человеческого благоденствия жили те, кому блага прогрессивного государства оказались недоступны. В первую очередь речь идет об афроамериканцах, но не только о них – гражданских прав были лишены многие жители Соединенных Штатов. Разного рода унижениям, ограничениям и преследованиям подвергались индейцы, эмигранты, евреи, католики, женщины – иными словами, большая часть населения страны. Даже после десяти лет правления прогрессивных политических деятелей, имея самую демократичную конституцию в мире и являясь республикой, Америка во многих вопросах оставалась государством крайне реакционным. Объяснение тому было простым – в стране проживало много консервативно настроенных граждан, с большим недоверием относившихся к любым новшествам и чуждым для них культурам, а также людей набожных и нетерпимых к представителям другой веры. Сильно тянули общество вниз южные штаты, потерпевшие поражение в Гражданской войне 1861–1865 годов, но впоследствии сумевшие взять политический реванш на своих территориях, введя расистское и крайне консервативное местное законодательство. Более 90 процентов афроамериканского населения в 1913 году проживало именно на юге страны, где они были полностью лишены гражданских прав и где правил бал ку-клукс-клан. Темнокожее население США прозябало в ужасающей нищете, продолжая работать на тех же плантациях, что их предки возделывали, будучи рабами. И хотя формально труд их считался свободным, ведь теперь за него платили деньги, фактически работать приходилось непомерно много, а качество жизни к лучшему не менялось. Получить образование – или даже профессию, которая могла бы обеспечить более достойное существование, – для афроамериканца было делом неосуществимым. Единственный шанс избавиться от оков рабства и нищеты предоставлялся тем, кто отваживался уехать на Север, но на столь кардинальные меры решались немногие. Похожая ситуация сложилась и в гетто в Нижнем Ист-Сайде – внутри царили хаос, бесправие и беспросветная бедность, однако бежать его обитателям было особо некуда и ужасно страшно. Именно страх заставлял наиболее униженные слои американского общества держаться вместе, создавая многочисленные гетто – негритянские, еврейские, итальянские, ирландские, – и жизнь там была совсем иной. Там не делали автомобили, не плавили сталь и не строили хорошее жилье, достойных зарплат там также не платили. Уровень жизни в этих обособленных анклавах, возникших внутри большого государства, был сравним с уровнем жизни в наиболее отсталых странах Европы – и в финансовом плане, и в правовом плане. Неудержимое желание вырваться из этого тесного и затхлого мирка гетто порождало лишь еще большее отчаяние, так как страх Америки был сильнее. Между тем положение женщин в американском обществе также было крайне непростым – получить развод, отстоять имущественные права или даже появляться в некоторых общественных местах без сопровождения мужа строго запрещалось. А такие темы, как легализация абортов или право голоса для женщин, были абсолютным табу в США. И даже счет в банке американки могли открыть только с разрешения супруга. Таким образом, женщина являлась не чем иным, как приложением к мужчине. В начале XX века Соединенные Штаты стали страной, где бок о бок существовали два кардинально противоположных жизненных уклада. Из северного Нью-Йорка со своими нравами и законами можно было легко отправиться поездом на юг, в Атланту, где царили иные нравы и действовали иные законы. Если в Нью-Йорке афроамериканец мог с гордо поднятой головой ехать в общественном транспорте вместе с белым гражданином, то в Атланте подобное было невозможно – на юге США темнокожие граждане страны могли ходить, говорить, стоять, отдыхать, пить, есть и просто жить лишь в специально отведенных для этого местах. Любое нарушение установленного миропорядка грозило смертью – за этим зорко следили фанатичные куклуксклановцы, линчевавшие афроамериканцев за малейший проступок или даже за подозрение в совершении такового. Юг США отличался крайне консервативным мышлением и реакционными взглядами, что находило отражение и в местном законодательстве, и в образе жизни рядовых граждан. Таким образом проигравшие Гражданскую войну южане стремились взять реванш над Севером – и федеративное устройство страны лишь способствовало углублению возникшей между двумя мирами пропасти. Ситуация начала меняться лишь во второй половине XX века, когда Верховный суд США стал принимать обязательные к исполнению в рамках единого государства федеральные законы, отменявшие расовую сегрегацию и иные пережитки позорного прошлого, мешавшие американскому обществу расти в своем прогрессивном развитии и во всеуслышание говорить о борьбе за права человека. В начале же века расизм оставался страшной раковой опухолью на теле американского общества, распространявшейся ядовитыми метастазами с Юга по всей стране.

Президент США Вудро Вильсон был не просто южанином, но человеком крайне религиозным, твердо верившим в свою божественную миссию. Если же называть вещи своими именами, то самый прогрессивный из американских президентов предстает обыкновенным расистом, который привел в правительство немало людей с похожими взглядами.

Ку-клукс-клан