– Могу и буду, – констатировал, прервав его, Джулиани. Иногда нужно так делать. Собеседник замялся.

– Повторю, – продолжил он, – вы можете видеть тут сговор, но для нас это просто неприемлемая схема работы. Какие-то неизвестные учёные разработали концепцию, описали её весьма точно, но не запатентовали. Их условием является отказ от патентов. То есть мы сейчас вложим в производство деньги, и деньги немалые, а что дальше? Если препарат не пойдёт, то мы потеряем миллиарды на нём и миллиарды на нашей работе по антиметаболиту «Ар Кью-тридцать один». А если он окажется действенным и станет хорошо продаваться, то завтра его будут производить и продавать все. А значит, его цена окажется близка к себестоимости, отбить инвестиции в разработку будет проблематично, а акции компании обесценятся. Совет директоров не может принять такое решение.

Ну что ж, он всё же сказал часть правды. Значит, у него есть шанс.

– Ричард, не хотел с ходу вас расстраивать, но британцы, швейцарцы, немцы, голландцы, русские, китайцы и многие другие тоже получают подобные предложения. Вы спросите меня почему? Отвечу вам просто: для государства важнее долгосрочная экономия на лечении миллионов людей, чем сиюсекундная выгода от ваших налогов. Так что, если среди американских фармкомпаний никто не станет производить «Альфу-семнадцать», то завтра правительство США будет вынуждено покупать её у русских. Станет ли вам легче? Поймите, этот препарат меняет всё в области лечения онкологии. Он превращается в хлеб, который нужен постоянно и всем. Его необходимо принимать каждый месяц, а людям из группы риска – каждую неделю. Объёмы его производства будут чудовищными, это целая индустрия. И вы, как директор «Эванс Фармасьютикалс», хотите стать последним, кто занимает данный пост? Ваша фирма завтра лопнет, поскольку не только инвестиции в «Ар Кью-тридцать один» окажутся невосполнимыми. Вы потеряете весь рынок химиотерапии – в ней больше не будет нужды. Насколько мне известно, это убьёт тридцать-сорок процентов вашей выручки и уведёт компанию в неконтролируемое пике к банкротству.

– Я бы не был столь категоричен, мистер Джулиани, – Ричард говорил серьёзно и выглядел максимально закрытым.

– А я буду столь категоричен, мистер Паркер. Экономика фарм-компаний изменится. Уверяю вас. Сначала «Альфа-семнадцать». Потом – другие лекарства. Вы производите ибупрофен? Скоро на рынок выйдет альтернатива нестероидным противовоспалительным препаратам. И что вы будете делать? Так же останетесь у разбитого корыта? – тут Сэмюэл заметил огонёк в глазах у Паркера. Видимо, он заинтересовался, что ещё за альтернатива ибупрофену такая. Эх, если бы только было можно сказать. Но это возможно только через два-три месяца. Знания Кен-Шо перевариваются и обрабатываются постепенно. Да и каждый отдельный препарат или процесс нужно уметь организовать. Начиная с таких вот переговоров и заканчивая контролем равноправного доступа. Как ни крути, лекарство должно попасть в аптечку и граждан США, и жителей Гаити. Оно будет дешёвым и массовым, как аспирин. Фарм-компании станут беднее, но люди смогут жить дольше и лучше.

Смешно, но мир скатывается к некоему подобию коммунизма. Нет, конечно же, богатые и бедные останутся. Кто-то купит себе космическую яхту или домик на луне. А кто-то будет заниматься уборкой в этом лунном домике, возить туда еду на ракетах, добывать металл для строительства яхт. Однако перечень основных благ становится более широким. Энергия. Лекарства. Образование. Таковы обязательные требования, никуда не деться. Так что придётся фарм-компаниям перестраивать свою модель и начать прямо сегодня.

– Что вы от меня хотите? Чтобы я убедил Совет директоров взяться за работу на ваших условиях? Меня просто уволят, – Ричард был спокоен или хотел таковым казаться. – Или вы считаете, что я должен нарушить распоряжение и запустить процесс тайком от акционеров? Напомню, что это приведёт не просто к моему увольнению, тут дело может дойти до тюрьмы. Чего же вы пытаетесь от меня добиться?

– Я хочу, чтобы вы прекратили ломать комедию, мистер Паркер. Я знаю, что вы устроили корпоративный сговор. И у меня есть необходимые полномочия, чтобы доказать это. Я могу получить все ваши записи звонков, включая личные, всю корпоративную информацию и много чего ещё. Если мне придётся искать подтверждение своим словам, то, увы, в итоге вы отправитесь в тюрьму, а компания получит штрафы на такую сумму, что все потери от провала существующего инвестпроекта покажутся сущей ерундой. Хотите проверить? – Джулиани блефовал. Он не стал бы разрушать крупный бизнес. Сейчас очень важно, чтобы все корпорации были на плаву. От этого зависела и судьба США, и судьба всей планеты. Но Паркер не должен понять, что агент блефует, ведь он ничего не знает о Согласии и его принципах.

– Джулиани, я проигнорирую угрозы, – вздохнув, ответил Ричард. – Но могу постараться пойти вам навстречу просто из нежелания попадать в поле зрения СМИ или регулятора из-за вашей проверки. Мы можем попробовать пересмотреть отношение к «Альфе-семнадцать».

– Ричард, я знал, что вы – разумный человек, думающий о будущем компании, – Джулиани улыбнулся.

– Что ж, – холодно промолвил тот, – я соберу Совет директоров и вынесу предложение на обсуждение ещё раз. На следующей неделе сообщу вам о результатах.

– Мне будет приятно получить ответ от вас лично, – агент откинулся на стуле.

– Можно ещё один вопрос, Сэмюэл? – Ричард снова принял открытую позу. – Что это за научная группа, которая разрабатывает столь различные по фармакологическому действию препараты? Что за гении Вселенского масштаба, не работающие ни на одну крупную компанию? Кто им платит, и почему они не хотят оформлять патенты на собственные открытия?

– Увы, дорогой мистер Паркер, я и сам не знаю, – настала очередь Джулиани сцепить руки замком, чтобы «тонкий психолог», коим мнил себя Паркер, понял, что он закрывается. – Моя скромная роль – помогать вам, чтобы фарм-компании США не вылетели с рынка из-за дури и жадности акционеров. Но мне не дают информацию о том, кто изобрёл препарат. Как вы понимаете, научная группа не имеет никакого отношения к правительству, в отличие от меня.

Ричард кивнул. То ли действительно выразил понимание, то ли просто осознал, что не получит ответа. Ну и ладно. Нельзя же всем подряд говорить, что научная группа сидит на Марсе и под руководством ООН структурирует полученные от расы Кен-Шо данные? Нет уж, пусть каждый занимается своим делом. Группа Уайта собирает данные. Компании выстраивают технологический процесс. А Джулиани в составе КАС следит за выполнением условий Согласия. Он был уверен, что Паркер «убедит» Совет директоров, что стоит заняться лекарством, и следом за ними то же самое побегут делать их «независимые» конкуренты.

– Что ж, мистер Джулиани, – Паркер встал и хотя изобразил улыбку, от его взгляда веяло холодом, – если это единственная тема, которую вы желали обсудить, то я бы хотел вернуться к работе. Как вы понимаете, учитывая поставленную вами задачу, её у меня не убавилось.

Сэмюэл тоже поднялся, молча пожал ему руку, собрал все документы в портфель и пошёл к выходу. У самой двери он обернулся на секунду и взглянул в глаза исполнительному директору. Тот был крайне задумчив и продолжал притворно улыбаться. Джулиани беззвучно усмехнулся и открыл дверь.

– Да, кстати, мистер Джулиани, – в ту же секунду догнала его фраза Паркера, и Сэмюэл остановился, вновь обернувшись, – вы сказали, что ничего не смыслите в медицине. Это правда. Вы полный профан. Иначе вы бы заметили, что состав препарата и технологический процесс абсолютно новы. Беспрецедентны, я бы сказал. А в фармакологии все открытия следуют друг из друга. Этот ваш «Альфа-семнадцать» производится методом, который не был открыт, по принципам, которые не были изобретены, из соединений, которые ранее не существовали. Обычные революции в медицине происходят, когда появляется что-то одно. А тут новое абсолютно всё. Каким надо быть гением, чтобы дойти до чего-то подобного? Так что, отбросив всё логически невозможное, мы вынуждены признать невероятное: есть единственный вариант, способный объяснить происходящее.

– И какой же? – спросил Джулиани, ощутив неприятный и непривычный холодок, бегущий по спине.

– А вот это вам нужно спрашивать у нашего любимого правительства, – ответил Паркер. – Помню, несколько месяцев назад в СМИ и жёлтой прессе ходили какие-то слухи, а затем быстро утихли. Но, согласитесь, очень уж удивительно совпали по времени открытия в медицине и высадка на Марс.

Часть 1
Модель Хилл-Ланге

Глава 1. Дмитрий Волков

Можно было долго привыкать к такому Марсу. Если смотреть на небо, то на расстоянии метров трёхсот были видны всполохи. Купол, являющийся по сути разрывом пространства в четвёртом измерении, не позволял утечь воздуху. Его подходящий для дыхания состав и нормальное давление – всё оказалось чудесным. Только глаза отказывались верить. Ночью, если на небе появлялись звёзды, то, игнорируя низкую силу тяжести, можно было бы представить, что ты где-то на Земле. Но вот днём эта «атмосфера» не давала голубого спектра, слишком уж она была миниатюрная.

Дима стоял возле третьего модуля и щурился от света солнца под рыжевато-серым небом Марса. Интересно, а как фотоны света проходят через купол? И почему не проходит вредный ультрафиолет и радиация? Нужно будет непременно спросить у Мари. А может, она и сама не знает. По её словам, как в последнее время выяснилось, Нойманн была не самой гениальной девушкой на свете. Но самой любимой, это уж точно. В общем, надо спросить сначала у неё, а потом, если она не знает, то у братьев Сташевичей или даже у Мунш-Са Роча. Судя по составу второго рейса, скоро к ним прилетит французский специалист по радиоволнам и оптике, вот ему вопрос явно не даст заснуть!

В небе и днём были звёзды, только, как и на Земле, из-за яркого слепящего света Солнца их совсем не было видно. Ночью появлялся шанс полюбоваться южными и экваториальными созвездиями, которые он немного знал. Например, Орионом, Большим и Малым Псом. В последнем созвездии находилась Гомейса, ближайшая к ним звезда Согласия в целом и Кен-Шо в частности. Её можно разглядеть. А вот чего на ночном небе не увидишь, так это Большой и Малой Медведиц. Наклон оси вращения Марса был почти таким же, как у Земли, а они находились в южном полушарии. Выросшему на Волге Диме оказалось неуютно без Полярной звезды – вечного ориентира человечества.

– Привет, Дима! – голос Мин Жу, китаянки-астрофизика, отвлёк его от мыслей о вечном. – Всё ещё ищешь Полярную звезду? – засмеялась она. Дима повернулся и улыбнулся ей и Мари, стоящей рядом с новой подругой. Но больше всё-таки Мари.

– Жу, тебе не кажется, что ты неприлично хорошо изучила меня за те четыре месяца, что вы находитесь здесь? – ответил он, рассмеялся, подошёл к девушкам и поцеловал немку в щёчку.

– Мне всё рассказывает твоя жена, у неё язык за зубами не держится! – хитро прищурилась китаянка.

– Жена? – широко раскрыл глаза Дима и удивлённо посмотрел на Мари. Это что за новости?

Та смущённо покраснела и ущипнула китаянку за талию. Маленькая коротковолосая Жу была лет на пятнадцать старше Мари и на столько же сантиметров ниже её.

– Я так не говорила, просто у неё слишком строгие нравы, она не хочет признавать, что мы живём вместе и не женаты, – ответила Нойманн, в то время как Мин с кислой миной потирала бок. Удивительно непохожие женщины, тем не менее сдружившиеся на почве физики. По мнению Димы, Жу далеко до Мари, но та с восторгом рассказывала о знаниях и эрудиции китаянки. Кстати, о знаниях.

– Девушки, а вот вы знаете, почему воздух не уходит за поле купола, а фотоны проходят? – спросил он, решив не откладывать в долгий ящик, глядя, конечно же, на Нойманн, потому что хотел, чтобы ответила именно его девушка.