– Раздевайтесь, – говорит она.

Я бросаю на нее быстрый взгляд. Медлю.

– Полностью?

– Достаточно до белья.

Я нехотя расстегиваю одежду. Она молча ждет, наблюдая. И когда я наконец остаюсь в одном белье, она прищуривается, медленно оглядывает меня с ног до головы, словно оценивает товар.

– Хорошая фигура, – говорит она, делая круг вокруг меня. – Но кожа сухая, недостаточно упругая. Вы пьете мало воды?

– Без понятия.

– Ладно, мы это исправим. Ложитесь.

Я опускаюсь на профессиональную кушетку. Она начинает с очищения, потом переходит к эпиляции. Горячий воск касается кожи – не слишком горячий, но достаточно, чтобы я почувствовала неприятное покалывание.

– У вас чувствительная кожа, – комментирует она. – Небольшие покраснения будут, но я нанесу успокаивающее средство, и они быстро пройдут.

Воск застывает, а потом резкий рывок. Я сжимаю зубы, стараясь не вздрогнуть.

– Вы давно в этом бизнесе? – спрашиваю я.

Она замирает, словно не ожидала, что я умею задавать вопросы.

– В этом? – повторяет, немного растягивая слово.

– Много девушек так подготовили?

– Девушки обычно счастливы попасть в мои руки. Я лучший мастер. Я отлично знаю, чего ждут мужчины. Избалованные и богатые мужчины.

– И чего же?

София поправляет перчатку и достает тальк.

– Идеальной гладкости. – Она проводит пальцами по моей коже. – Безупречного лица. Молодости.

Она наклоняется чуть ниже, так что я чувствую запах ее духов.

– Вам уже за тридцать, верно?

Я киваю.

Стесняться своего возраста она точно меня не заставит. Я никогда не делала ставку на красоту и «свежесть», чтобы переживать за то, что я больше не юная двадцатилетняя роза.

– Нужно тщательнее за собой следить, – продолжает она. – Просто массаж уже не поможет.

– Что вы предлагаете? – спрашиваю с усмешкой, но София принимает мой интерес за чистую монету.

Она берет маленькую баночку с кремом и улыбается.

– Биоревитализация. Уколы для увлажнения кожи, избавления от мелких морщинок. Легкий лифтинг. Плазмотерапия для волос.

– Это все? Я думала, для вашей специализации должны быть особые процедуры.

София чуть наклоняет голову, оценивая меня внимательным взглядом.

– Если нужно довести подготовку до совершенства, могу предложить кое-что еще. Во-первых, интимное омоложение. Это лазерная процедура, усиливающая тонус тканей. Улучшает внешний вид и ощущения, делает все более молодым и упругим. Во-вторых, – продолжает она, – эпиляция всех зон. Это, думаю, понятно. Я не выдерживаю и подаюсь вперед, заглядываю ей в глаза.

– А как же процедуры после встреч? – мой голос звучит тише и острее. – Если вы давно в этом бизнесе, то наверняка повидали всякое. Не только красоту и гладкость… но и синяки, увечья…

Ее лицо остается спокойным, почти отстраненным, но я замечаю, как она делает чуть более медленный вдох.

– Вы ведь это тоже исправляете, не так ли? Замазываете, лечите. Делаете так, чтобы никто не заметил.

Она все-таки отводит взгляд, ненадолго, но этого достаточно.

– Я делаю свою работу, – отвечает она ровно. – И делаю ее хорошо.

– Это оправдание? Или вы действительно считаете, что все это – просто работа?

София выдерживает паузу, будто оценивает, стоит ли вообще со мной говорить.

– Ты думаешь, я должна страдать от угрызений совести?

– Об этом лучше подумать вам.

Она чуть наклоняет голову, внимательно меня изучая.

– Знаешь, что я поняла за годы работы? – ее голос становится мягче, почти доверительным. – Женщины любят говорить о морали. О том, что правильно, а что нет. Но в итоге все хотят быть желанными. Даже самые гордые, самые принципиальные.

– О, ну конечно. Все мечтают превратиться в дорогую куклу, подготовленную по высшему разряду.

Она улыбается, но в этой улыбке нет ни капельки тепла.

– Ты можешь злиться, можешь презирать меня… но рано или поздно ты поймешь. В этом мире, где правят мужчины, красота – это оружие. Его нужно уметь держать в руках.

Я смотрю на нее и вдруг понимаю, что она верит в то, что говорит. Она живет этим. Ее цинизм не просто маска, не просто способ выживания – это ее убеждение.

Мир вообще перевернулся. Определенные услуги назвали «эскортом», и вдруг это перестало быть чем-то ненормальным. Опасным. Как будто стоит только поменять название, добавить лоска и немного роскоши – и все, это уже не продажа себя.

После обычного массажа меня усаживают перед зеркалом, начинают наносить макияж и делать укладку. Платье приносят позже. Легкое, почти невесомое, оно струится и выглядит прозрачным. Под него не предусмотрен бюстгальтер, только кружевные трусики.

Я чувствую себя голой в нем.

Но молчу.

– Поторопись, – голос стервы выдергивает меня из мыслей.

Она стоит в дверях, скрестив руки на груди, и смотрит оценивающе.

– Нам пора, – добавляет она. – Самолет господина Третьякова уже готовится к посадке.

Глава 6

Меня ведут через длинный коридор, и сперва я думаю, что мы идем в гостиную. Туда, где все уже на взводе в ожидании Третьякова. Но вскоре понимаю, что мы движемся в другую сторону.

Я запоминаю дорогу, на автомате считаю повороты, но потом дверь передо мной распахивается, и я на секунду замираю на пороге.

Это спальня Германа.

Внутри горит лишь приглушенный свет настенных бра. Вокруг глубокие оттенки графита, темное дерево, классическая мебель. За огромным окном постепенно сгущаются сумерки. Меня так долго готовили к этой встрече, что день почти закончился.

Я смотрю на себя в зеркало, висящее напротив кровати.

Ну что?

Меня сейчас можно снять для глянцевого журнала. У меня гладкая, сияющая кожа, а волосы уложены так, что хочется запустить в них пальцы. Губы слегка блестят, подчеркивая форму. И это платье… откровенное, сексуальное, вызывающее, как порок. Оно подчеркивает изгибы моего тела и почти ничего не скрывает.

Если бы я сейчас встречалась с любимым человеком, я бы хотела, чтобы он увидел меня такой. Манящей. Горячей.

Но у меня не свидание.

И Герман больше не мой любимый мужчина.

Я подхожу к окну, приоткрываю тяжелые шторы и всматриваюсь в сумерки. Я нервничаю, хотя мне нужно быть собранной и сильной. Очень сильной. Я не отворачиваюсь от окна и вскоре вижу их. Извилистая дорога вдруг оживает под светом фар. Кортеж из трех черных внедорожников движется на большой скорости. Через несколько минут ворота у дома раскрываются, впуская их внутрь.

Я наклоняюсь ближе, не желая пропустить ни одной детали. Дверцы машин открываются. Из первого джипа выходят охранники, крупные мужчины в строгих темных костюмах. Они осматривают периметр, готовые в любой момент среагировать. Но мое внимание приковано к другой машине. Задняя дверца второго внедорожника раскрывается, и я сразу понимаю: это он.

Третьяков.

Он выходит неспешно, но в его движениях читается непоколебимая уверенность. Высокий, сильный, с той особенной харизмой мужчины, который привык к власти и к тому, что мир склоняется перед ним. На нем черное поло, подчеркивающее широкие плечи, и темные джинсы, сидящие идеально.

Я не вижу его глаз, но знаю, что они должны быть холодными. Почти что черными. Я даже с такого расстояния чувствую его настроение. Оно проходит электрическим разрядом по кончикам моих пальцев. Я непроизвольно сжимаю руки в кулаки и шумно выдыхаю.

Да, Алина.

Дыши.

Дыши.

Ты со всем справишься.

Ты уже справлялась и видела его в плохие дни. Ты знаешь, как нужно с ним обращаться.

Просто вспомни, просто найди к нему ключик…

К Герману выходит Барковский. Он что-то говорит боссу, но Третьяков даже не смотрит на него. Вместо этого он осматривается, будто проверяет, все ли здесь так, как должно быть. Барковский продолжает говорить, но ответа так и не получает. Герман проходит мимо него, даже не замедлив шаг.

Третьяков входит в дом.

Я понимаю, что осталось совсем мало времени. Хотя минуты теперь тянутся невыносимо медленно. Ожидание становится пыткой. Я представляю его приближающиеся шаги, его взгляд, его голос. Я воспринимаю эту встречу как схватку, которую должна выдержать.

Я не буду убегать.

Не буду отводить глаза.

Не буду бояться.

Проходит полчаса. Может, чуть больше.

И наконец, замок в двери щелкает.

Я поворачиваюсь и вижу, как на пороге появляется Герман Третьяков.

Пульс все-таки разгоняется до запредельных значений, в первое мгновение становится так мало воздуха, что мне даже кажется, что я не смогу устоять на ногах. Но эта волна быстро сходит, я беру себя в руки.

Третьяков переступает порог, и воздух в комнате меняется. Гроза становится еще ближе, уже пахнет ее всполохами в воздухе… Герман останавливается и смотрит на меня. Долго. Пристально.

Я не двигаюсь, не отвожу взгляда, только ощущаю, как внутри все сжимается от напряжения. Он не спешит. Его взгляд медленно скользит по мне, задерживается на моем лице, потом на ключицах, на вырезе платья, на том, что под ним.

Уголки его губ дергаются. То ли усмешка, то ли довольная полуулыбка. Он видит перед собой красивую игрушку, тщательно подготовленную к встрече с ним.

– Тебе идет, – бросает он цинично.

Я молчу.

Он подходит ближе. Двигается спокойно, расслабленно, словно все это уже решено. Словно я – лишь часть сценария.

– Так лучше, – продолжает он. – Лучше, чем когда ты была в строгом костюме.

– У тебя всегда были проблемы со вкусом, Герман, – отвечаю и вглядываюсь в его лицо, ловя каждую крупицу его реакции.

– А у тебя с правдой, малышка. – Он приближается ко мне с усмешкой, а мне стоит больших усилий остаться на месте. – Ты ведь не просто врала мне. Ты залезла мне в голову. Считала себя самой умной. Пыталась лечить меня, сеансы проводила.

Его улыбка становится ядовитой и пугающей.

Я вижу в ней, как тают мои надежды справиться с этим мужчиной и что-то сделать с ненавистью, которую я поселила в его жестоком сердце.

– Теперь моя очередь, – добавляет он. – Давай проведем сеанс, Алина. Посмотрим, насколько ты хороша в том, что делала.

Он делает шаг вперед, и прежде, чем я успеваю среагировать, его рука обхватывает мою шею. Крепко, властно, не позволяя увернуться. Вторую ладонь он опускает ниже, проходит по ключице и находит завязки моего тонкого платья.

– Разве не так ты работала со мной? – продолжает он, пристально наблюдая за моей реакцией. – Сначала внушала доверие, а потом стягивала слой за слоем, пока не добралась до самого нутра. Только ты делала это словами, а я сделаю иначе.

Он дергает завязки и скидывает с моих плеч полупрозрачную ткань. Его крепкие горячие пальцы тут же наливаются нечеловеческой силой, стоит мне только попробовать дернуться. Он прижимает меня к себе и заставляет остаться на месте, продолжая поглаживать мою кожу.

– Ты ведь знаешь, что в терапии главное? – спрашивает он с насмешкой, опускаясь к моему уху. – Полное раскрытие. Полное доверие. Пациент не должен ничего скрывать от врача.

– Герман…

Он грубо приподнимает меня, так что между нашими лицами остается всего пара сантиметров. Но целая пропасть из ярости, боли и растерзанного доверия.

– Так что ты сегодня раскроешься передо мной, доктор, – произносит Герман, смотря мне в глаза и кладя большой палец на мои губы. – По-настоящему.

Глава 7

– Выгнись.

Я медлю, и он касается моего подбородка, направляя его вверх.

– Я сказал, выгнись.

Я напрягаюсь, но подчиняюсь, выгибаюсь, ощущая, как тонкая ткань скользит по телу.