Стэвин прикрыл глаза – и жизнь словно ушла из него. Это было так страшно, что Снейк даже невольно потрогала ребенка, но потом увидела, что он дышит – медленно, неглубоко. Она накрыла Стэвина одеялом и встала. От резкого движения у нее закружилась голова. Снейк пошатнулась и почувствовала, как напряглось у нее на плечах тело кобры.

Глаза у Снейк будто огнем жгло, зрение обострилось от лихорадочного напряжения. Звук, почудившийся ей, повторился. Превозмогая голод и усталость, Снейк медленно нагнулась и подняла кожаный саквояж. Дымка легонько коснулась ее щеки раздвоенным язычком.

Снейк откинула клапан палатки и с облегчением поняла, что до утра еще далеко. Дневную жару она еще как-нибудь вынесла бы, но свет… Обжигающие солнечные лучи пронзали, прожигали ее насквозь. Луна должна быть полной, и, хотя она и скрывалась за облаками, заволокшими небо, пустыня до самого горизонта светилась рассеянным, каким-то серовато-жемчужным светом. Несколько бесформенных теней, видневшихся за палаткой, поднялись с земли. В этих местах, на самом краю пустыни, было достаточно влаги, чтобы здесь рос корявый кустарник, служивший убежищем и пропитанием самым разнообразным формам жизни. Черный песок, ослеплявший неистовым блеском при солнечном свете, ночью был похож на мягкий слой сажи. Снейк сделала шаг вперед, и иллюзия мягкости развеялась: башмаки с хрустом ступали по твердым песчинкам.

Родные Стэвина ждали, столпившись на очищенном от кустарника клочке земли между палатками: растительность здесь выкорчевали и выжгли. Они смотрели на нее молча, с затаенной надеждой в глазах, хотя лица их по-прежнему оставались бесстрастными. Рядом с ними сидела какая-то женщина, казавшаяся моложе матери Стэвина. Одета она была, как и все люди племени, в свободный длинный балахон, однако на шее у нее был знак отличия – первое и единственное украшение, виденное Снейк в этих краях: круг, висящий на тонком кожаном ремешке, – символ верховной власти. Женщина, несомненно, была в родстве со старшим мужчиной: у обоих были одинаково четкие, почти чеканные черты лица, высокие скулы, карие глаза, наиболее защищенные от здешнего солнца, только у него волосы были совсем седые, а у нее – цвета воронова крыла, хотя и тронутые уже изморозью ранней седины. Подле нее на земле беспомощно бился в сетях какой-то черный зверек, испускавший время от времени негромкий пронзительно-жалобный крик.

– Стэвин заснул, – сказала Снейк. – Не будите его, но, если он все же проснется, посидите с ним рядом.

Мать мальчугана и младший мужчина поднялись и скрылись в палатке, седой же, проходя мимо Снейк, замедлил шаг:

– Вы спасете его?

– Надеюсь. Опухоль очень запущена, но другие органы, кажется, не затронуты. – Собственный голос показался Снейк страшно далеким и каким-то фальшивым, будто она солгала. – Дымка будет готова к рассвету. – Ей очень хотелось найти хоть какие-нибудь слова утешения, но она не смогла.

– Моя сестра хотела поговорить с вами, – обронил седой и ушел, оставив женщин наедине. Когда Снейк обернулась, полог палатки был уже опущен. Усталость обрушилась на нее с новой силой, и она впервые почувствовала груз свернувшейся у нее на плечах кобры.

– С вами все в порядке?

Снейк повернулсь. Женщина шла к ней, передвигаясь с непринужденной, природной грацией, хотя движения ее сковывала уже заметная для постороннего взгляда беременность. Она была довольно высокого роста, и Снейк пришлось поднять голову, чтобы посмотреть ей в глаза. У нее были тоненькие, очень милые морщинки возле глаз и в уголках рта – словно она позволяла себе иногда посмеяться украдкой. Женщина улыбнулась, хотя на лице ее отразилась озабоченность.

– У вас очень усталый вид. Я прикажу постелить вам?

– Нет, не теперь. – Снейк покачала головой. – Еще не время. Я не должна спать, пока все это не кончится.

Предводительница племени молча взглянула на нее – и Снейк вдруг пронзило чувство родства, рожденного общей ответственностью.

– Да… Мне кажется, я понимаю. Вам что-нибудь нужно? Мы можем чем-то помочь вам?

Снейк с явным усилием обдумала ответ, как будто женщина задала ей непосильную задачу.

– Нужно напоить моего пони и задать ему корма.

– О нем уже позаботились.

– А еще мне нужен помощник, одна я не справлюсь с Дымкой. Нужен сильный человек… Но еще важнее, чтобы он не боялся.

– Я бы сама помогла вам, – сказала женщина и улыбнулась, едва заметно, краешками губ. – Но, к сожалению, в последнее время я стала немного неуклюжа. Однако я найду вам подходящего человека.

– Благодарю вас, – кивнула Снейк.

Предводительница, согнав с лица улыбку, направилась к палаткам, опустив в задумчивости голову. Снейк проводила ее грациозную фигуру восхищенным взглядом. Она вдруг почувствовала себя чересчур юной, маленькой и неопрятной.

Кольца Песка вдруг напряглись. Он соскользнул с запястья Снейк с явным намерением поохотиться. Она подхватила его на лету. Песок изогнулся в ее руках и поднял голову. Он высовывал язычок, немигающими глазами уставившись на зверька, чуя тепло его тельца, ощущая его страх.

– Я знаю, что ты проголодался, – проговорила Снейк. – Но эта добыча не для тебя.

Она положила Песка в саквояж, затем сняла кобру с плеча и бережно опустила в ее темное отделение, где та немедленно свернулась клубочком.

Зверек снова забился и завизжал, когда неясная тень Снейк накрыла его. Она нагнулась и взяла его в руки. Визг постепенно слабел, становился все тише – и наконец совсем прекратился, когда она погладила зверька. Он лежал у нее на ладони неподвижно, в изнеможении и тяжело дыша, глядя на нее полными ужаса желтыми глазами. У него были длинные задние ноги и широко расставленные торчащие уши; нос зверька нервно подрагивал, ощущая змеиный запах. На шелковистом мехе отпечатались квадратики ячеек силков.

– Прости, что я должна взять твою жизнь, – прошептала Снейк. – Зато больше не будет страха, и я постараюсь не сделать тебе больно.

Она осторожно сомкнула пальцы вокруг нежного тельца и, продолжая поглаживать зверька, резким и сильным движением сжала ему шею у самого основания черепа. Последовал рывок – мгновенный, быстрый. Тельце зверька задергалось – но он был уже мертв. Судорога пробежала по его членам, задние лапы взметнулись вверх, длинные пальцы скрючились и задрожали. Глаза его по-прежнему были устремлены на Снейк, даже теперь. Снейк высвободила мертвое тельце из сети.

Затем она извлекла из дорожной сумки, висевшей у нее на поясе, небольшой пузырек и, разжав зверьку челюсти, капнула ему в горло каплю какой-то мутноватой жидкости. Быстро открыла саквояж и позвала Дымку. Кобра выползла не спеша, переливаясь, словно вода через край, и заскользила по колючим песчинкам, не раздувая капюшона. Почуяв жертву, змея заструилась к ней. Потрогала зверька раздвоенным язычком. Снейк на мгновение испугалась, что кобра откажется от мертвой добычи, однако тельце зверька еще хранило тепло жизни, оно еще конвульсивно подергивалось, а кобра была голодна.

– Возьми его, – шепнула ей Снейк. – Это для тебя. Смотри, какой лакомый кусочек! – Привычку разговаривать со змеями Снейк приобрела за долгие-долгие часы одиночества. – Это поднимет тебе аппетит.

Дымка обследовала зверька, отдернулась – и ударила, глубоко вонзив клыки в крохотное тельце. Еще раз куснула, выпуская остатки яда. После чего отпустила добычу и, устроившись поудобнее, принялсь заглатывать ее. Зверек без труда прошел через ее горло.

Дымка лежала тихо, переваривая крохотный кусочек мяса, а Снейк сидела подле нее и ждала. Внезапно у нее за спиной послышались чьи-то шаги.

– Меня послали помочь тебе.

Мужчина был еще совсем молод, несмотря на сильную седину в волосах. Он был гораздо выше Снейк, с выразительным, привлекающим внимание лицом. Глаза у него были совсем темные, а четкие черты казались еще резче оттого, что волосы были стянуты в пучок на затылке. Его выражение было совершенно бесстрастным.

– Ты не боишься? – спросила Снейк.

– Я сделаю все, что ты прикажешь.

Тело мужчины было скрыто свободным балахоном, однако в длинных, красиво вылепленных руках угадывалась скрытая сила.

– Тогда держи ее и не позволяй ей застать тебя врасплох.

Тело кобры слегка подергивалось – начинало действовать лекарство, которое Снейк влила в горло зверьку. Змея смотрела перед собой невидящими глазами.

– А если она укусит?..

– Держи ее, быстро!

Юноша потянулся к змее. Но он слишком долго раздумывал, и момент был упущен. Тело кобры изогнулось в корчах, и она хлестнула хвостом, больно ударив его по лицу. Юноша отшатнулся – от неожиданности и боли. Снейк же продолжала держать змею мертвой хваткой, сжав пальцы у ее челюстей, навалившись на нее всем телом. Кобра не удав, но Дымка была очень сильной, скользкой, проворной. Змея издала длинное угрожающее шипение. Сейчас бы она укусила любого, кто подвернулся ей.

Борясь со змеей, Снейк ухитрилась стиснуть ее ядовитые железы и выдавить из мешочков остатки яда. Сверкающие, как драгоценность, капли, вбирая ночной свет, повисли на обнаженных клыках; затем конвульсии, сотрясавшие кобру, сорвали их и отбросили во мрак.

Снейк боролась с коброй на песке, где змея не могла одержать над ней верх, – в этом было ее преимущество. Но вдруг она почувствовала, как чьи-то руки схватили змеиное тело, овладев хвостом. Припадок кончился так же внезапно, как и начался: Дымка обмякла в их руках.

– Прости меня.

– Держи ее крепче, – ответила Снейк. – Еще вся ночь впереди.

Когда накатил второй приступ, юноша уже держал кобру твердыми руками и действительно помогал Снейк.

Во время одной из передышек Снейк ответила на его недосказанный вопрос:

– Если бы она укусила тебя, когда ее железы полны яда, то ты, скорее всего, умер бы. Даже сейчас ты можешь заболеть от ее укуса. Но если ты не потеряешь голову и не наделаешь глупостей, то она сможет укусить только меня.

– Вряд ли ты тогда поможешь моему двоюродному брату.

– Ты ошибаешься. Я не могу умереть от ее укуса. – Снейк вытянула руку и показала белевшие на коже рубцы – шрамы от насечек и инъекций. С минуту юноша изучал их, затем заглянул ей в глаза – и отвел взгляд.

Яркое пятно в облаках, излучавшее свет, переместилось на запад. Они держали кобру на коленях, точно ребенка. Снейк незаметно для себя задремала, но Дымка повела головой, пытаясь высвободиться, и Снейк, вздрогув, очнулась.

– Я не должна спать, – сказала она. – Говори со мной. Как тебя зовут?

Юноша помедлил – совсем как Стэвин. Казалось, он боится чего-то. Может быть, ее.

– Мы не должны открывать свои имена чужим, – ответил он наконец.

– Если вы принимаете меня за колдунью, то зачем просили о помощи? Мне недоступно колдовство, да я и не нуждаюсь в этом.

– Дело не в предрассудках. Во всяком случае, это совсем не то, что ты думаешь. Сглаза мы не боимся.

– Я не в состоянии изучить все обычаи, существующие на Земле, поэтому я придерживаюсь обычаев своего народа. А согласно им, к людям, с которыми ты связан общим делом, принято обращаться по имени. – Снейк взглянула на лицо юноши, смутно белевшее в призрачном свете, пытаясь угадать его выражение.

– Наши имена знают только члены семей или те, с кем мы делим ложе.

Снейк обдумала сказанное и решила, что этот обычай ей не по нраву.

– И больше никто? Никогда?

– Ну… Еще, пожалуй, друзья.

– Угу, – хмыкнула Снейк. – Понятно. Стало быть, я еще здесь чужак. А может быть, даже и враг.

– Друг может знать наше имя, – повторил юноша. – Я не хотел обидеть тебя, но ты не понимаешь. Знакомый – это еще не друг. Мы очень высоко ценим дружбу.

– В вашей земле нетрудно определить – кто заслуживает этого звания, а кто нет.

– Мы редко заводим друзей. Дружба – это очень большая ответственность. Высокие обязательства.

– Вы словно боитесь этого.

Юноша помолчал, обдумывая сказанное.

– Возможно, мы боимся предательства. Это очень больно.

– Тебя кто-нибудь предавал?