Отблески света заплясали на черных каменных стенах, и в полудреме Снейк померещились светлячки. Затем откуда-то издалека донеслось лошадиное ржание, показались огни лагеря. Мередит нагнулась и шепнула что-то ободряющее в ухо лошади. Та рванулась вперед, увязая в глубоком песке, и оступилась. Всадниц кинуло назад, а потревоженный Песок затрещал «погремушкой». В каменном колодце звук разнесся с оглушительной силой. Лошадь шарахнулась и понесла. Мередит не стала сдерживать ее, и, когда кобыла остановилась, роняя с боков клочья пены, раздувая окрашенные струящейся кровью ноздри, снова послала ее вперед.

Но лагерь все отдалялся, словно мираж. Каждый вздох давался Снейк с великим трудом, словно не лошадь, а она сама была уже при последнем издыхании. Кобыла медленно продвигалась вперед, преодолевая глубокий песок, словно выбивающийся из сил пловец, задыхающийся при каждом рывке.

Наконец они остановились у палатки. Кобыла пошатнулась и встала как вкопанная, опустив голову и расставив ноги. Снейк скользнула на землю. Ноги ее были мокрые от лошадиного пота, колени тряслись. Мередит тоже спешилась и поспешила к палатке. Пологи были отпахнуты, палатку заливал голубоватый свет лампы.

Внутри было на удивление светло. Раненая лежала у стенки: ее воспаленное лицо блестело от пота, длинные, красновато-рыжие локоны рассыпались в беспорядке. Тонкая материя, прикрывавшая ее, была вся в темных пятнах – но не от крови, а от пота. Ее товарищ, сидевший рядом на полу, с трудом поднял голову. Лицо у него оказалось приятное, хотя и некрасивое, в резких складках от напряжения и усталости. Кустистые насупленные брови нависали над небольшими глазками. Каштановые волосы торчали космами.

Мередит опустилась на колени рядом с ним:

– Как она?

– Уснула наконец. А так – все по-прежнему. По крайней мере, не жалуется на боль…

Мередит взяла за руку юношу и, склонившись, легонько поцеловала спящую. Та не пошевелилась. Снейк поставила саквояж и придвинулась ближе. Мередит и молодой человек смотрели друг на друга бессмысленным взглядом, утратив способность соображать под грузом нахлынувшей усталости. Он вдруг нагнулся и обнял Мередит. Они сидели так долго-долго, молча прижавшись друг к другу.

Наконец Мередит выпрямилась и нехотя отстранилась.

– Это мои партнеры: Алекс, – кивок в сторону молодого человека, – и Джесс.

Снейк пощупала пульс у спящей. Пульс был слабый, слегка неровный. На лбу у Джесс лиловел огромный кровоподтек, но зрачки не были увеличены, так что, как знать, может быть, повезло и она отделается легким сотрясением мозга. Снейк отдернула простыню. Синяки, покрывавшие тело, свидетельствовали о том, что Джесс хорошо досталось при падении: все было ободрано – плечо, кисть, бедро, колено.

– Вы говорите, она только недавно заснула. Что, все это время она была в сознании?

– Когда мы нашли ее, она была без чувств, но вскоре очнулась.

Снейк кивнула. На боку у Джесс алела глубокая ссадина, бедро стягивала марлевая повязка. Снейк попыталась осторожно снять бинт, но ткань прилипла к засохшей крови.

Джесс не шевельнулась даже тогда, когда Снейк коснулась глубокой раны, зиявшей на ноге, – даже не отмахнулась, как это сделал бы любой потревоженный во сне человек. Она не проснулась от боли. Снейк пощекотала ей пятку – никакого эффекта. Рефлексы отсутствовали.

– Она упала с лошади, – пояснил Алекс.

– Она никогда не падает, – возмущенно одернула его Мередит. – Это жеребец упал и придавил ее.

Снейк собрала остатки своего мужества, покинувшего ее после гибели Травки. Потеря оказалась невосполнимой. Теперь она знала, как все это случилось с Джесс; оставалось выяснить, что именно с ней случилось. Но она не проронила ни слова. Нагнувшись, Снейк пощупала лоб больнй. Он был покрыт холодным потом: Джесс все еще находилась в шоке…

Что, если у нее повреждены внутренние органы, что, если она умирает?.. Снейк вдруг охватил безотчетный ужас.

Джесс отвернулась и слабо застонала во сне.

Снейк вдруг разозлилась на себя. Джесс нуждается в помощи – любой помощи, какую ты только в состоянии оказать, – сказала она себе. И чем дольше ты будешь упиваться жалостью к себе, тем тяжелее придется Джесс!

Казалось, два совершенно различных человека боролись в ней, яростно спорили в ее мозгу – и ни один из них не был ею, Снейк. Она отстраненно ждала и прислушивалась, а потом с благодарным облегчением вздохнула, когда верх одержал поборник долга, повергнув в прах нерешительного труса.

– Помогите мне перевернуть ее, – попросила Снейк.

Мередит взяла Джесс за плечи, Алекс приподнял ее за ноги – и они вместе осторожно перевернули ее на бок, стараясь, как велела Снейк, не перекручивать спину. На пояснице красовался огромный кровоподтек, расплывшийся в обе стороны от позвоночника. Там, где синева переходила в чернильно-черный оттенок, позвонки были сломаны.

Сила чудовищного удара буквально расплющила, раздробила позвоночник. Снейк прощупала мелкие осколки кости, вдавившиеся в ткани мышц.

– Отпустите ее, – сказала Снейк, испытывая острую горечь. Они повиновались, молча и выжидающе глядя на нее.

Если Джесс суждено умереть, – мелькнулао у Снейк в голове, – то она умрет без страданий и боли. Ни в жизни, ни в смерти Травка все равно не смогла бы облегчить ее участь.

– Что с ней?

Алексу едва ли исполнилось двадцать. Он был юн, слишком юн для горя – даже в этих суровых краях. Мередит казалась лишенной возраста. Темноглазая, загорелая до черноты, старая, молодая, все понимающая, убитая горем. Снейк посмотрела на Мередит, покосилась на Алекса и снова перевела взгляд на женщину: та была старше.

– У нее сломан позвоночник.

Мередит в ошеломленном отчаянии осела на пол. Спина ее безвольно сгорбилась.

– Но ведь она жива! – выкрикнул Алекс. – Она же жива! Как же тогда…

– Вы абсолютно уверены, целительница? – спросила Мередит. – Вы можете что-нибудь сделать?

– Мне очень жаль, но я не в силах помочь ей. Алекс, это просто счастливый случай, что она осталась жива. Нервы повреждены, ни одного шанса из тысячи, что они могли уцелеть при таком ударе. А позвонки – те не просто сломаны, они расплющены, выбиты. Мне очень больно говорить это вам. Я могла бы сказать, что кости срастутся, что нервы не повреждены, – но тогда бы я солгала.

– Она калека?

– Да. – Снейк печально кивнула.

– Нет! – Алекс грубо схватил ее за руку. – Только не Джесс! Я не…

– Успокойся, Алекс, – прошептала Мередит.

– Мне очень жаль, – повторила Снейк. – Я могла бы утаить от вас правду, но все равно вы бы и сами узнали ее, очень скоро.

Мередит осторожно убрала красновато-рыжий локон со лба Джесс.

– Нет. Лучше знать все, сразу. Чтобы приучить себя к этой мысли.

– Джесс не скажет нам спасибо за такую жизнь.

– Помолчи, Алекс! Ты что, предпочел бы, чтобы она умерла сразу?

– Нет! – Алекс смотрел в пол. – Но ведь такое могло случиться. И ты это знаешь.

Мередит взглянула на Джесс:

– Ты прав.

Снейк была видна левая рука Мередит, стиснутая в кулак: она дрожала мелкой дрожью.

– Алекс, будь добр, догляди за моей кобылой. Ей сегодня крепко досталось.

Алекс явно колебался – но не оттого, что ему не хотелось выполнить просьбу Мередит, догадалась Снейк.

Наконец он кивнул.

– Ладно, Мерри, – сказал он и вышел из палатки, оставив женщин вдвоем.

Снейк выждала минутку. Снаружи послышался хруст башмаков по песку, затем неторопливый стук копыт.

Джесс пошевелилась и вздохнула во сне. Мередит вздрогнула и задохнулась. Она попыталась взять себя в руки, но у нее ничего не вышло, и она разрыдалась в голос. Слезы, сверкая, ползли по ее щекам, словно нанизанные на ниточку бриллианты. Снейк присела поближе, взяла ее за руку и держала до тех пор, пока пальцы, стиснутые в кулак, не разжались.

– Мне не хотелось, чтобы Алекс видел, как я…

– Я знаю, – кивнула Снейк, а про себя подумала: и он тоже. Эти двое оберегают друг друга. – Мередит, а как это выдержит сама Джесс? Я не люблю лгать, но…

– Она сильная, – сказала Мередит. – И потом, как бы мы ни скрывали правду, она все равно догадается.

– Хорошо. Тогда надо ее разбудить. Нельзя спать так долго с травмой головы. Не долее нескольких часов кряду. И нужно переворачивать ее каждые два часа, чтобы не было пролежней.

– Я разбужу ее. – Мередит склонилась над Джесс, поцеловала в губы, взяла за руку, что-то тихонько прошептала. Джесс никак не хотела просыпаться, бормотала, отталкивая руку Мередит.

– Ее нельзя не будить?

– Лучше, если она проснется – хотя бы ненадолго.

Джесс застонала, негромко выругалась и открыла глаза. Некоторое время она молча изучала потолок палатки, потом повернула голову и увидела Мередит.

– Мерри… Как я рада, что ты вернулась. – Глаза у Джесс оказались темно-карими, почти черными – разительный контраст с кирпично-рыжими волосами и нежно-розовой кожей. – Бедный Алекс.

– Я знаю.

Джесс заметила Снейк:

– Целительница?

– Да.

Джесс спокойно, изучающе посмотрела на нее и невозмутимо спросила:

– У меня перелом позвоночника?

Мередит остолбенела. Снейк запнулась, но вопрос был поставлен настолько прямо, что у нее не осталось ни малейшей лазейки.

Она нехотя кивнула.

Джесс как-то сразу обмякла, устремив глаза в потолок. Голова ее откинулась на подушку.

Мередит кинулась к ней и заключила ее в объятия.

– Джесс, любимая… – Но у нее не нашлось нужных слов, и она лишь молча прижимала к себя Джесс.

Джесс взглянула на Снейк:

– Я парализована. Я никогда не смогу поправиться.

– Да, – с горечью подтвердила Снейк. – Мне ужасно жаль, но я не допускаю такой возможности.

Выражение лица Джесс не переменилось. Если она и ждала какого-то утешения, то ничем не выдала разочарования.

– Я сразу поняла, что дело плохо, – проговорила она наконец. – Когда летела вниз. Я слышала, как хрустнула кость. – Она мягко отстранила Мередит. – Что с жеребенком?

– Он был уже мертв, когда мы нашли тебя. Сломал себе шею.

– Хорошо, что сразу отмучился, – сказала Джесс. В голосе ее смешались облегчение, сожаление, страх. – Что ж, ему повезло. Для него все кончилось быстро.

Едкий запах мочи распространился в палатке. Джесс потянула носом и залилась краской смущения.

– Я не хочу жить такой! – крикнула она.

– Все в порядке, родная, – сказала Мередит и отправилась за свежей простыней.

Мередит со Снейк вместе перестелили постель и обтерли Джесс. Та отвернулась, молча уставившись в стенку.

Вернулся Алекс. Он был совершенно без сил.

– Я позаботился о твоей кобыле, с ней все в порядке. – Но мысли его были заняты совсем другим. Он взглянул на Джесс, все еще лежавшую лицом к стене, прикрывая глаза ладонью.

– Наша Джесс – мастер выбирать лошадей. – с наигранной бодростью заговорила Мередит. Молчание резало как стекло. Оба не отрываясь смотрели на Джесс, но та даже не пошевелелилась.

– Оставьте ее, пусть поспит, – посоветовала Снейк, гадая, уснула та или просто притворяется. – Когда она проснется, то захочет есть. Надеюсь, у вас найдется что-нибудь подходящее к случаю.

Стылое молчание сменилось некоторым облегчением, подогреваемым лихорадочной активностью. Мередит перетряхнула все мешки и сумки и извлекла вяленое мясо, сушеные фрукты, кожаную флягу.

– У нас есть вино. Ей можно немного?

– Сотрясение не очень сильное, – задумчиво заметила Снейк. – Полагаю, особого вреда не будет, если она выпьет немного. – Пожалуй, это будет даже весьма кстати, подумала она про себя. – Но вяленое мясо…

– Я сварю бульон, – вызвался Алекс. Из груды наваленных в углу вещей он выудил котелок, вытащил из ножен, висевших на поясе, нож и принялся мелко строгать мясо.

Мередит плеснула вина на сморщенные кусочки фруктов. Острый сладкий аромат поплыл по палатке, и тут Снейк поняла, как зверски она голодна. И еще ее мучила жажда. Люди пустыни мало заботились о хлебе насущном, но она добралась до оазиса два дня назад – или то будет уже три? – и с того момента ни крошки в рот не брала, проспав все это время, восстанавливая силы после укуса песчаной гадюки. Однако то было верхом неучтивости – просить воды или пищи в здешних краях; еще неприличней было только не предложить. Но приличия мало заботили Снейк в этот момент. Ее просто вело от голода.