Горные вершины, на которых когда-то величественно раскинулась обитель секты Пяти Пиков Бессмертных, теперь утопали в молчании. Ветер, пробегающий между одинокими стелами и опустевшими павильонами, приносил с собой только сухую пыль и ускользающий запах былой славы. Там, где раньше гремели утренние чтения, проводились собрания, звучал смех учеников и стук посохов мастеров во время тренировок, теперь царили уныние и безмолвие.

Когда-то эта обитель считалась одной из самых стабильных и уважаемых среди восьми Великих сект. Влиятельная, богатая, многолюдная – она словно парила над миром, уверенная в своей силе. Но теперь… теперь казалось, что сам воздух здесь впитал в себя тень стыда, страха и обречённости.

В личных покоях Великого старейшины Хвана До Ина, запахи благовоний едва прикрывали прогорклую тяжесть – здесь давно не открывали окон. Комната, некогда обставленная с величием, хранила следы запустения. Ваза, из которой стояли увядшие цветы, потрескавшаяся лакированная ширма, брошенная в углу книга с загнутыми страницами. На полу валялась пустая бутыль от вина – дешёвого, не того, к которому привыкли в этих стенах.

Старый мастер нервно шагал туда-сюда, сцепив руки за спиной. Его лицо было иссечено морщинами, но в них не было мудрости – только злость и усталость. Его губы беззвучно шевелились, словно он вёл внутреннюю беседу с демонами прошлого. Он знал, что всё рушится. Секта уже стояла на самом краю. Старейшин осталось трое. Мастера уходят, ученики разбегаются. Даже их вернейшие союзники теперь делают вид, будто никогда не знали имени “Пять Пиков Бессмертных”.

Перед внутренним взором снова возник тот самый юноша. Анд Рей. Спокойный. Холодный. В тёмной одежде, за спиной которого сейчас, неизвестно откуда, взялся древний, золотоглазый дракон. Тот самый парень, которого они когда-то упустили. Которого попытались использовать. Которому дали шанс сбежать. Который… теперь был сильнее них. Гораздо сильнее.

Старый мастер вспомнил, как старейшины смеялись, когда слышали имя. Как кто-то назвал его "немым оборванцем". Как кто-то – кажется, он сам – приказывал следить за ним. А потом юноша исчез. Вырвался. Подчинил Небесного дракона.

– Один удар… – Пробормотал он. – Один удар его зверя, и от этой обители останутся лишь угли. Разве что камни, раскалённые добела, ещё будут напоминать о нас.

Он опустился в кресло. Письмо упало на пол. Скрипнула дверь. Тихо. Осторожно. В комнату вошла молодая женщина, одетая в простое, но аккуратное платье. В руках у неё был поднос с обедом. Варёный рис. Немного овощей, потемневших на пару. Пара ломтиков соевого сыра. Никакого мяса. Никакого вина. Лишь глиняная чашка с родниковой водой.

Это была его внучка – Хван Ран. Красавица. Стройная, с выразительными глазами, которые сейчас были слегка затуманены усталостью и раздражением. На губах играла сдержанная гримаса недовольства.

– Еда готова, дедушка. – Сказала она, тихо, но без особой теплоты.

Он посмотрел на поднос и фыркнул.

– Это… – Он ткнул пальцем в рис, – …это вы называете пищей для Великого старейшины?

– Сейчас у всех одинаково. – Коротко пожала плечами она. – Кладовые пустеют. Никто больше не присылает нам провизии. Даже те, кто раньше считал себя нам обязанным.

Он схватил чашу с водой, посмотрел в неё и скривился, словно это была болотная жижа. А потом резко поставил её обратно и поднялся.

– Ты. – Он уставился на девушку. – Ты даже не осознаёшь, насколько жалка. Я дал тебе задание. Простое. Подойти к этому мальчишке, очаровать его, использовать. Даже если было бы нужно, вынудить его жениться на тебе… А ты? Ты даже пальцем не пошевелила!

Она немного нервно моргнула, оторопев от его наскока.

– Я?.. Но он был… просто слуга… Ущербный… Грубый… Молчаливый… Грязный…

– Молчать! – Взревел старик. – Он был шансом! Шансом, который мы упустили из-за таких, как ты! Он был ключом. Он мог быть нашим, если бы ты не строила из себя благородную госпожу! Теперь он союзник семьи Хваджон! И у него есть собственный цепной дракон! Ты хоть понимаешь, какой шанс упустила, если он представитель Древней крови? Ты могла усилить нашу семью до невозможной высоты! Но твоя никому не нужная гордость всё уничтожила!

– Я… я не знала… – Слегка растерянно пробормотала она. – Кто знал, что он… он станет таким?

– Все могли знать! Все! Кроме тебя! – Он подошёл ближе, и в его взгляде горело то, что уже давно не горело в глазах Хвана До Ина – настоящее, неподдельное бешенство. – Из-за тебя… из-за твоей гордыни и лени… мы теряем всё! Наша семья опозорена!

Она отступила на шаг. Потом – ещё один. Плечи ссутулились. Но ничего не ответила. Лишь опустила взгляд, сжав губы. А за окнами, где раньше звучал голос учеников, ветер уносил прочь последние остатки гордости этой некогда Великой секты.

………..

Немного погодя, после скудного обеда, глава Пяти Пиков Бессмертных стоял у края высокого уступа, откуда открывался вид на их обитель, раскинувшуюся среди облаков и сосновых гряд. Ветер тянул за рукава его старого, изношенного одеяния, и в этом порыве было что-то, что напоминало ему о приближающейся пустоте – о надвигающемся небытии его секты.

Он только что выдворил прочь ту дерзкую девчонку, которая, несмотря на все наставления, так и не поняла всей тяжести своего проступка. В её глазах не было ни раскаяния, ни страха, только упрямое, тупое непонимание, будто всё произошедшее было случайной мелочью, а не ударом в самое сердце их клана. Это раздражало его сильнее всего – не сама ошибка, а то, что она даже не осознала, насколько глубоко вонзила нож в спину семьи, которая её взрастила.

Но теперь, оставшись наедине с собой и с давящей тишиной гор, он отбросил личные эмоции. Мысли его обратились к самому главному. Как спасти Пять Пиков Бессмертных от окончательного падения. И быстро стало ясно – у них остался только один путь.

События последних месяцев сами подсказывали решение. Мир снова дрогнул от шороха пробуждающихся легендарных зверей древности. Эти чудовища были не просто опасны – они были символами сил, неподвластных ни времени, ни смертным. Их имена произносили вполголоса, даже самые отважные герои бледнели, лишь услышав о них.

В сердце старика шевельнулась холодная решимость. Если секта Пяти Пиков Бессмертных сможет уничтожить хотя бы одного такого зверя, то ни одна благородная семья, ни одна секта, ни один совет старейшин во всей Поднебесной Империи не посмеет поднять руку на них. Даже враги будут вынуждены признать тот факт, что те, кто способен одолеть подобное древнее чудовище, достойны занимать своё место.

Да. Он и сам прекрасно понимал, что для этого придётся бросить в бой всё, что у них осталось. Все три старейшины, пока ещё оставшиеся в секте… Мастера… Ученики, способные держать меч или управлять духовной энергией. Все пойдут в этот бой. Хотя, даже так, их шансы всё равно будут ничтожны. В этой схватке легко могла погибнуть вся их сила, и вся основа их будущего.

Но выбор был прост и жесток, как горный камень. Либо смерть с оружием в руках, в бою, что войдёт в легенды, либо позорное изгнание, когда их обитель будет занята чужаками, а само имя Пяти Пиков бессмертных превратится в шёпот сожаления.

При этой мысли глава секты немного нервно сжал сложенные за спиной руки, чувствуя, как суставы хрустят от напряжения. Он уже знал, что выберет. Даже если горы будут залиты кровью его людей, он не позволит, чтобы Пять Пиков Бессмертных ушли в небытие тихо и без следа. Если уж падать – то так, чтобы этот гром был слышен во всех уголках Поднебесной.

Спустя час, Великий старейшина Пяти Пиков Бессмертных снова сидел в своей резиденции, неподвижный, словно высеченный из старого, потрескавшегося камня. Лишь тонкая струйка дыма из курильницы, пахнущая горькой полынью и сушёной сосновой смолой, колыхалась в воздухе. Его глаза, подёрнутые мутной плёнкой подступающей старости, были устремлены куда-то за стены, за горные гряды – туда, где начиналась пустынная местность, а за ней тянулись болотистые земли, полные испарений и древнего смрада.

Он помнил о нём. Об этом проклятом безымянном существе, что веками скрывалось в тех болотах, словно сама земля пыталась скрыть его существование, заволакивая тропы туманом и топями. О нём не говорили вслух. Оно не имело имени, потому что имя давало форму, а эта тварь, по слухам, была чем-то иным – обрывком чужого мира, прогнившим до чёрного, но всё ещё голодным. Те, кто подходил слишком близко, растворялись в зыбкой, тягучей мгле, будто их плоть становилась частью чужого дыхания. Лишь редкие, случайные очевидцы – безумцы или одержимые – возвращались, шепча о бесконечно тянущихся челюстях, о глазах, что смотрят сквозь воду и кожу прямо в душу. Он помнил, как всё начиналось – с разговора о болотах, о том, что там, на границе земель секты, бродит безымянное, бесформенное нечто. Молва утверждала, что оно поглощает каждого, кто осмеливается ступить в его зону влияния, даже если у него за плечами десятилетия закалки и стальные нервы. Но это были старые истории, почти предания, которые пугали новобранцев. Хван До Ин бы, может, и не придал этому значения, если бы не последние вести…

И сейчас старый мастер думал о том, что эта тварь хоть и была древней, известной и легендарной, но как именно с ней можно сражаться, никто и ничего не мог сказать. А значит и отправлять туда отряд последних верных людей секты будет просто бессмысленной тратой ресурсов и средств. Они просто бессмысленно погибнут, так ничего и не добившись. Это всё он понимал, даже не смотря всё своё желание любой ценой победить, и вырваться из этой череды событий, что постепенно подводили их секту к гибели.

Он долго сидел, погружённый в эти воспоминания, но затем другая мысль, более свежая, более тревожная, ударила в сознание. Слухи… Они приходили с Востока, и чем дальше, тем настойчивее. Ведь в последнее время люди всё чаще говорили о другом легендарном монстре, что пробудился. И, судя по всему, нёс куда большую опасность чем та тварь, что окопалась в болотах. О Мёнгуке. Сыне Глубин. Том, Кто Поглощает Свет. Про древнее существо, чьё имя уже само по себе было проклятием.

В описаниях очевидцев Мёнгук был чудовищем, у которого не было настоящих очертаний. Его тело казалось сгустком из камня, переплетённых корней и сгустившегося мрака, как будто сама земля, раздавленная тысячелетиями, поднялась, чтобы стать зверем. Из его спины торчали рога, но не живые – окаменевшие, изломанные, словно часть древней горной гряды. Между ними вилась чёрная дымка, плотная, как масло, и едкая, как яд – даже самый стойкий зверь, вдохнув её, начинал задыхаться и падал в судорогах. А те культиваторы, кто хоть раз вдохнул его, чувствовали, как лёгкие обжигает изнутри, а каналы Ци словно покрываются ржавчиной.

Говорили, что он не рычит и не ревёт. Он беззвучен, как полночь перед бурей. Лишь глухое давление, словно невидимая рука сжимает грудь, предупреждает о его приближении. И где бы он ни появлялся, воздух густел, тени удлинялись, и солнце казалось далёким, как в час затмения.

Подумав об этом существе, которое тоже в последнее время напомнило о том, что когда-то десятки тысяч лет назад была эра величайших существ и Истинных Богов, Великий старейшина сжал костлявые пальцы на подлокотнике кресла. Слухи о появлении этого древнего монстра уже достигли каждой уважающей себя секты. Кто-то отмахивался от них, считая пустышкой и бредом тех, кто банально не мог объяснить чего-либо… Кто-то считал всё это не достойным своего внимания. Но лично старый мастер знал о том, что такие вещи не рождаются из пустоты. Если имя Мёнгука начали произносить вслух, то это могло значить только то, что он уже был близко.

Сын Глубин. Тот, Кто Поглощает Свет. Восточный зверь-бездна, чья пасть пуста, как небо в час затмения. Ему приписывали древнее родство с чем-то, что существовало задолго до людей, до самих гор, до первых ветров. Однако сейчас старый мастер знал одно… Если Мёнгук решит приблизиться к обитаемым землям, слабые культиваторы падут ещё до того, как увидят его. Слухи о нём уже поползли по Поднебесной, и промедлить сейчас означало бы признать своё собственное бессилие.