За бесконечное время заключения он вспомнил всю жизнь, каждый проступок, каждое невнимательное, небрежное слово, которое могло ранить окружавших, каждый свой отказ. Вспомнилась отчего-то – хотя лекарь всегда считал, что поступил тогда правильно – первая ночь превращения Велизара. Охотник до последнего надеялся, что зараза минует его, беда обойдёт стороной – но в тот вечер оказался на улице один. Януш не позволил Бажену выйти из дома, заперся вместе с ним, отказавшись открыть двери рычавшему под стенами Велизару.

– Отвори, лекарь! – ревел изменившимся, хриплым голосом охотник. – Открой, помоги мне!!!

– Я помогу тебе завтра, – пообещал тогда Януш. – Сейчас я ничего не могу сделать. Ты опасен…

Велизар закричал, долго и протяжно, так, будто его душу вытягивали раскалёнными щипцами, и ударился всем телом о дверь. Зарычал, завыл, криком облегчая адскую, терзавшую тело боль превращения.

– Пусти, лекарь! – взмолился священник Бажен, пытаясь оттолкнуть Януша от двери. – Ему же там плохо!

– Здесь ему тоже будет плохо, – отрезал Януш, отпихивая священника вглубь комнаты. – Но потом его муки окончатся… как и наши с тобой жизни, если мы пустим его внутрь!

– Помоги мне! – ревел под стенами Велизар, уже почти неузнаваемым, нечеловеческим голосом. – Пусти меня! Ты же обещал… лекарь!!!

– Я помогу тебе завтра…

Сидя в темноте камеры, Януш закрывал лицо руками, пытаясь унять глодавшую его совесть. Просил прощения, вспоминал каждое своё слово… Ведь мог же он хотя бы подготовить Велизара к тому, что его ждёт! Мог облегчить муки превращения первой ночи, объяснить молодому оборотню – но вместо этого предпочёл махнуть рукой, отмолчаться, замять страшную правду, напитать ложными надеждами о том, что всё ещё может обойтись.

Велизар наутро, помнится, ни в чём его не обвинял, даже поблагодарил за то, что лекарь защитил его друга, Бажена, от опасности. Охотник заочно его простил, в то время как сам Януш простить себя так и не смог…

…Этот день ничем не отличался от предыдущих. «Днём» Януш называл условно тот период времени, когда появлялся с едой Этьен. Но колдун задерживался, и Януш уже решил, что сегодня он останется без пищи – так бывало, и не раз – когда дальняя дверь, та, которую он не мог видеть из оконца своей камеры, скрипнула и отворилась.

Вот только шаги, лёгкие и осторожные, совершенно не походили ни на тяжёлую поступь Рейнхарда, ни на быструю, подпрыгивающую походку Этьена. Януш подумал, что это могла быть Виверия – ведьма навещала его крайне редко, раз или два за всё то бесконечное время, что он провёл здесь – но тотчас отмёл эту мысль. Тот, кто шёл к нему по тускло освещённому коридору, был тут явно впервые. Звук шагов приближался, но человек двигался осторожно, несмело, точно пробуя каждый шаг на ощупь. Странного посетителя сопровождал мерцающий синий огонь, похожий на тот, которым освещали себе путь в подземных коридорах все здешние колдуны, и этот огонь остановился напротив его оконца. Посетитель тоже замер, и Януш услышал треск снимаемых с замка магических заклятий – тех, которые каждый раз накладывали его тюремщики.

– Работа Рейнхарда! – презрительно фыркнул тонкий детский голосок. – Плёвое дело! Эй, кто там? Я чувствую, там кто-то живой! Отвечай! Кто ты?

И сердце Януша дрогнуло. Потому что других детей в Норе не было…

– Велегор! – крикнул он, вкладывая в голос всё, что осталось от его сил. – Велегор, сынок!

Дыхание его стало частым и прерывистым, Януш подполз к двери, прикладывая разбитые ладони к замку. Сон или явь? Он провёл здесь столько времени, так долго молился, так боялся сойти с ума… неужели правда? Его сын, Велегор, пришёл к нему… пришёл сам!..

– Ого, – удивился голосок за дверью. – Ты знаешь моё имя? Откуда? Ты тоже колдун? Видишь сквозь стены?

– Нет, – Януш почувствовал, как губы его расплылись в улыбке, а голос предательски задрожал, – нет, Велегор! Я не колдун. Просто я… так часто думал о тебе… и ты пришёл!

– А откуда ты меня знаешь? – снова полюбопытствовал мальчик. – Я же тут впервые!

Его сын стоял за дверью, прислушиваясь к хриплому дыханию пленника, и лекарь диким усилием заставил себя мыслить трезво, загоняя все чувства на дно пробуждённой души. Велегор был ребёнком… и пугать его так сразу своими откровениями Януш не хотел.

– Впервые… и как же ты сюда попал? – сглотнув, спросил Януш.

– Проследил за Этьеном, – самодовольно похвалился сын. – Я давно заметил, что они с Рейнхардом и Хетагом шастают на нижний уровень, но они не говорили мне, куда ходят. И тогда я решил узнать сам. Виверия говорит, я должен получать то, что хочу. И я получил! – Велегор рассмеялся, и звонкий детский смех эхом разнёсся по коридору.

Януш сглотнул. Велегор общался с ним на равных, совсем как взрослый, и нотки самодовольства и презрительного превосходства пронизывали каждое его слово.

– Пришлось прочесть заклинание невидимости и огреть Этьена оглушающим заклятьем, как только он провёл меня в этот коридор, – бодро продолжал Велегор. – Валяется теперь как труп на полу…

– Сколько тебе лет, Велегор? – мягко перебил Януш. Мысль о том, что его сын совершенно равнодушно говорит о мертвецах и насилии, отрезвляла и заставляла думать быстро.

– Почти семь, – откликнулся сын. – А ты зачем спрашиваешь?

– Семь… – медленно повторил Януш.

Теперь он знал, сколько времени провёл в этой ненавистной камере. Значит, с тех пор, как Виверия провела его в Нору, прошло целых три года… Три года, растворённых в непрестанной боли, пытках, темноте, телесной немощи…

– Ты можешь открыть дверь, Велегор? – мягко спросил лекарь, вглядываясь в прерывистое мерцание синего пламени за окошком. – Тогда мы смогли бы поговорить…

– Мы и так говорим, – неожиданно грубо отрезал Велегор. – И ты не ответил. Зачем ты спросил, сколько мне лет?

– Прости, – сглотнув, заговорил Януш. – Я провёл здесь много времени в одиночестве и совсем разучился общаться. Я спросил, сколько тебе лет, потому что теперь знаю, сколько времени прошло со дня моего заключения. И ещё я знаю, что мой сын стал совсем взрослым за это время.

– Твой сын? – заинтересовался собеседник.

– Да. Мой сын. Ты, Велегор.

Януш напрасно боялся реакции стоявшего по ту сторону двери: он всё равно оказался к ней не готов.

– Что такое «сын»?

Лекарь прикрыл глаза, щекой прижимаясь к двери, коротко выдохнул, собираясь с мыслями. Может ли так быть, что Велегор не знает простейших понятий? Впрочем, откуда… если всё, что он видел, так или иначе вертелось лишь вокруг магии.

– Скажи мне, Велегор, ты знаешь, кто такая Виверия? Ты упомянул её имя…

– Ты не ответил! – раздражённо начал ребёнок, но Януш вовремя его прервал.

– Я отвечу, – мягко проговорил лекарь, – но вначале мне нужно понять, что знаешь ты. Чтобы не повторяться. Чтобы ответить как можно точнее…

Велегор фыркнул, но как-то нерешительно. Януш услышал, как он завозился за дверью, и, судя по звуку, опустился прямо на землистый пол.

– Ладно, – согласился сын. – Виверия – это женщина, которая отвечает за меня. Она здесь главная, как и я. Но я ещё недостаточно взрослый, и мне нужна помощь. Она следит за тем, чтобы я был всем доволен. Некоторые называют её моей матерью, но Виверия говорит, что я не должен обращать на это внимания. Виверия учит, что у меня не должно быть…

– Привязанностей, – тихо закончил Януш.

– Точно, – удивился Велегор. – А ты всё-таки колдун, пленник!

– Я не колдун, – повысил голос Януш. – Я – твой отец, Велегор!

Где-то вдалеке ухнула, застонала земля; раздался отдалённый, глухой грохот, подземелье тряхнуло. Спустя несколько секунд в заброшенной шахте стало тихо, и Велегор заговорил снова.

– Обвал, – недовольно заметил он. – В последнее время Нора сильно обветшала. Виверия говорит, мы здесь недолго протянем. Как раз к обряду поглощения покинем подземный город и уже не вернёмся…

– Что за обряд? – спросил Януш, но Велегор лишь презрительно фыркнул.

– Э, нет! Это уже наглость! Вначале ты должен ответить! И у меня теперь два вопроса – что такое «отец», и что такое «сын»!

– Я попытаюсь объяснить, – осторожно проговорил лекарь. – И начну с того, что Виверия действительно твоя мать. Она выносила и родила тебя…

– Ты меня путаешь с каждым словом всё больше! – внезапно разозлился Велегор. – Говори понятнее, пленник!

Детский голосок зазвучал зло и враждебно, и Януш мысленно воззвал к Единому, не рассчитывая справиться с родным, но таким незнакомым ему ребёнком в одиночку.

– Сядь, – попросил он вскочившего на ноги Велегора, с размаху впечатавшего маленькую ступню в створку двери. – Я всё объясню. Если ты, конечно, готов слушать.

Надо отдать должное, Велегор оказался готов. Он мгновенно успокоился и слушал внимательно, не перебивая, впитывая каждое слово лекаря. После того, как Януш закончил, в коридоре повисла напряжённая тишина. Велегор сопел, переваривая услышанное, Януш его не торопил. Лекарь не мог знать, что понял из его рассказа сын, и понял ли что-то вообще – каким бы умным он ни был, он по-прежнему оставался всего лишь шестилетним ребёнком… озлобленным, высокомерным, но всё-таки ребёнком. Но, пожалуй, Януш недооценил своего сына.

– Интересно, – проронил наконец Велегор. – И почему мне раньше об этом не рассказывали? Ни Виверия, ни Хетаг, ни Трифон… зачем скрывали? Я верю тебе, пленник! Ложь всегда звучит по-другому…

– Ты сам знаешь ответ, – негромко подсказал Януш. – Помнишь, ты сказал мне? Виверия не хочет, чтобы ты привязывался к кому-либо…

– Не понимаю, – признался ребёнок. – Правда и привязанность – разные вещи. Вот ты мне рассказал, что такое семья… это очень увлекательно, на самом деле! Но я не стал от этого другим…

– Не всё приходит сразу, – сглотнув, ответил Януш. – Иногда нужно время…

– Тебя скрывали, – помолчав, снова заговорил Велегор. – От меня. Только от меня. Все остальные знали… точно, знали! И Этьен, и Рейнхард, и Виверия с Хетагом… и даже Трифон с Савиным! Но почему? Почему? Ты – мой отец… – осторожно, точно пробуя на вкус, проговорил ребёнок. – Странно… отец… смешно! Но почему тебя держали втайне? Взаперти? Так далеко от остальных клеток с пленниками? Столько вопросов, и никаких ответов! – Велегор снова вскочил, принялся мерить маленькими шажками узкий коридор. – Я должен всё узнать! Должен!

– Если ты упомянешь о нашей встрече кому-либо, ты меня больше не увидишь, – невесело проговорил Януш. – Очень жаль…

– Я никому не скажу! – решительно произнёс Велегор, снова останавливаясь перед дверью. – Но в следующий раз мне придётся стащить у Этьена ключ… хочу увидеть твоё лицо, пленник!

– Ты откроешь дверь? В самом деле? – Лёгкая улыбка тронула его губы: он боялся верить. – Я же могу быть опасен.

Велегор замер, точно задумавшись, затем хмыкнул.

– Нет. Я чувствую… твоя жизненная энергия очень слаба. Ты умираешь! – убеждённо выговорил ребёнок. – Не забывай, с кем говоришь, пленник! Если попробуешь напасть на меня, я тебя оглушу в два счёта!

– Как Этьена? – грустно уточнил Януш.

– Да! – гордо и с вызовом ответил сын.

– Это неправильно.

– Что?!

– Говорю, это неправильно. Бить ближних. Причинять им боль. Так поступают только злые люди.

– Что значит – злые? – поразился ребёнок. – И кто такие эти твои «ближние»?

– Мне придётся начать издалека, чтобы объяснить тебе. Готов ли ты слушать?

– Нет, – отрезал Велегор. – Мне пора идти. Этьен вот-вот очухается.

– Позаботься о нём, – попросил Януш. – Ты мог его ранить своим заклятьем… он наверняка нуждается сейчас в помощи. Вряд ли ты бы захотел, чтобы кто-то так обошёлся с тобой.

– Никто не посмеет! – заносчиво ответил Велегор. – А если посмеет, я сотру его в порошок!

– Ты думаешь, что силён, Велегор, но на всякую силу найдётся большая, даже на подобную твоей. Есть только одна сила, которую не победить…

– Снова говоришь загадками, – прервал его Велегор. – Мне одновременно хочется тебя слушать и хочется удушить! Я ничего не понимаю, и это раздражает!