В белом тонком платье, с кружевным зонтиком над головой, она была похожа на фарфоровую статуэтку – такая же хрупкая и изящная, но с печатью аристократического высокомерия на бледном лице, которое Селеста Делавей старательно прятала от солнца.

И пусть мне раньше не доводилось пересекаться с младшей сестрой Роберта и ничего плохого сделать я ей не могла, но она почему-то меня узнала.

Скорее всего, была наслышана от брата.

– Шанайя Гордон! – раздался ее резкий оклик.

Пришлось остановиться.

– Леди Делавей, – мысленно вздохнув, поклонилась я.

– Подойди! – приказала она.

Я повиновалась.

– Прошу прощения, но я заблудилась в вашем доме…

– Неужели мой брат не удосужился выпроводить свою любовницу через черный выход? – Селеста уставилась на меня с высокомерным презрением, словно преисполненная чистоты святая дева на падшую девицу.

– Не знаю, – ответила ей любезно, – выпроводил ли ваш брат свою любовницу или нет. Не обладаю подобными сведениями. Я в вашем доме по приглашению господина королевского мага.

Селеста изменилась в лице.

– Неужели у тебя нашли магический дар?! – воскликнула она. – Похоже, милость короля Гериха совсем уж обесценилась, если они набирают в академии всякую шваль! Но знай, я тоже еду в столицу и не позволю тебе крутить своим братом…

– На здоровье, леди Делавей! Крутите им сами, – вежливо произнесла я, после чего, не попрощавшись, кинулась назад, в сторону дома.

Бежала и думала… Что же сегодня за день такой?!

Выходило, мой последний день на Найрене.

Но неприятности в губернаторском доме не могли закончиться для меня до тех пор, пока я из него не выберусь, и мне это было прекрасно понятно.

Только вот как это провернуть, если в саду меня поджидало разъяренное препятствие в лице Селесты Делавей, вцепившейся в свой зонтик, словно отъявленный дуэлянт в рапиру? А где-то по дому бродил, витая в своих фантазиях, ее старший брат.

Тут я заметила спину склонившегося над кустами роз садовника и метнулась к нему. Бежала, приподняв юбки и перепрыгивая через клумбы, а вслед мне неслись ругательства, выкрикиваемые благовоспитанной юной леди из благородной семьи.

Интересно, промелькнула в голове мысль, и где Селеста Делавей только такого нахваталась?!

Вскоре я добежала до пожилого садовника, и тот внял моим мольбам. Наверное, потому что узнал во мне учительницу своего внука, которая подтягивала того по математике и чистописанию всего за миску похлебки и радость от того, что дела в школе у мальчугана пошли значительно лучше.

Сказал, что может вывести меня из дома через подсобные помещения. И уже скоро, миновав кухню, где меня угостили пирожком с вишней, я оказалась во внутреннем дворе, как раз неподалеку от цитадели.

– Бегите отсюда поскорее, мисс Шани! – улыбаясь, произнес напоследок садовник. – И пусть Боги будут к вам благосклонны!

Поблагодарив его, я снова побежала, но Боги явно пока еще раздумывали, быть ли им на моей стороне или заняться своими делами.

Потому что, едва касаясь подошвами старых сандалий нагретых на жарком солнце камней, я спешила через вымощенную площадь. Но ровно до тех пор, пока не наткнулась на вооруженную процессию, направлявшуюся в цитадель со стороны порта.

С дюжину гвардейцев в бело-красной форме с мечами и пистолями за поясами сопровождали черноволосого пленника в оборванной одежде.

Он был молод – вряд ли старше двадцати пяти лет; высокий, стройный и с мускулистым телосложением. Растрепанные черные волосы обрамляли смуглое лицо с выразительными скулами и уверенной, даже дерзкой улыбкой.

Да и выглядел он так, будто бы его вели вовсе не в цитадель, а на торжественный обед к губернатору, где его ждут как важного гостя, чьи руки вовсе не скованы кандалами.

Я уже слышала, что этим утром в порт прибыл королевский военный фрегат, сопровождавший пассажирский парусник «Гордость Арвена». Ходили слухи, что по дороге они столкнулись с пиратским кораблем.

Причем не в пользу пиратского корабля.

Возможно, этот пленник был капитаном… Хотя вряд ли – слишком уж молод! Вероятнее всего, являлся кем-то важным из команды, кого сейчас вели на допрос в цитадель, тогда как остальных захваченных в плен пиратов оставили в тюрьме возле порта.

Я посторонилась, пропуская процессию, но неожиданно поймала на себе веселый взгляд пленника.

– До скорой встречи, красавица! – ухмыляясь, крикнул он мне.

– Разговоры!.. – недовольно приказал ему один из стражников, а я уставилась вслед молодому пирату, вытаращив глаза.

Ну надо же, какая самоуверенность! – промелькнуло в голове. Всем известно, что на Найрене, как и везде в Арвене, разговоры с пиратами короткие – если доказано, что он занимался грабежами в море, то его ждал смертный приговор!

Я не сомневалась в том, что этого «весельчака» собирались повесить сегодня же вечером на центральной площади Найрена, после того как проведут допрос с пристрастием. Там давно стояла виселица, которую никто не разбирал – потому что она редко долгое время бывала без дела.

Но в голосе этого пирата мне почудилась непоколебимая уверенность в том, что казнь ему не грозит, и мне захотелось узнать, как именно он собирался избежать собственной печальной участи.

Впрочем, если его приговорят к казни, то только ближе к вечеру, а мне еще нужно было приготовиться к отъезду.

Вещей у меня имелось совсем немного, но не помешало бы предупредить соседей, друзей и учеников о том, что меня забирают в столицу на магическое освидетельствование по приказу короля Гериха.

Еще через полчаса я миновала оживленный центр Найрена. Затем выбралась на окраину и пробежала вдоль тростниковых полей, на которых во славу и богатство губернатора Найрена и короля Гериха под изнурительным солнцем трудились каторжники.

Наконец оказалась в своей рыбацкой деревушке на берегу моря.

Хижина, в которой я жила, стояла на отшибе – но именно здесь я провела последние пять лет после того, как меня забрала из приюта семья пожилых рыбаков.

Своих детей у них не было, и они заботились обо мне как о родной. Вот и я как могла пыталась скрасить последние годы их жизни.

Ну что же, от приемных родителей в наследство мне досталась хижина с протекавшей крышей, покосившимся крыльцом и хлипкой дверью – денег на ремонт у меня не имелось. Дверь я тоже почти никогда не запирала, так как брать, по большому счету, у меня было нечего.

Ну, почти… О единственном своем сокровище, спрятанном под скрипучей половицей, на Найрене никто не знал.

Правда, были книги моего отчима Энериха Гордона, за кого мою маму, еще беременную, спешно выдали замуж. А заодно собранные отчимом коллекции насекомых, но на такое воры покушаться бы не стали.

Войдя в хижину, я закрыла за собой скрипучую дверь и даже задвинула засов. Мазнула взглядом по стенам, на которых висели те самые папины коллекции, после чего уселась на кровать и попыталась собраться с мыслями.

Пусть мне было немного тревожно, но будущая поездка в столицу будоражила мое воображение, заодно рисуя меня саму через пять лет по окончании обучения.

И во всех этих картинках я была в облике столичной жительницы.

– Вот что, Шани! – сказала я себе. – Хватит уже витать в облаках! Пора собираться в путешествие. Надеюсь, тот маг не ошибся и я вернусь на Найрен уже после того, как стану великой магиссой Арвена.

Или даже призову своего дракона – а вдруг у меня имеется драконий дар? Ведь тот маг не сказал ничего по существу.

Я еще немного подумала о драконах – как воздушных, так и морских, – но ничего толкового не придумала.

В нашем королевстве их были считанные единицы, а призвать, после чего укротить их дикий нрав, подчинив себе – насколько я читала в учебниках, – было невероятно сложным делом. Настолько невероятным, что моя фантазия заканчивалась на завтрашнем отплытии на «Гордости Арвена»!

Поднявшись с кровати, я принялась складывать вещи, хотя их было всего ничего.

Помимо серого платья я уложила в старый саквояж – хорошо, хоть такой имелся, – пеструю юбку и две блузки: светлую и темную. Также в моем хозяйстве был теплый плащ и шерстяные носки, которые подарила соседка в прошлую зиму.

Ну и две сменных сорочки, и на этом моя одежда закончилась.

Заодно у меня имелась пара заколок, расческа, и… несколько книг по энтомологии, оставшиеся от отчима. Причем одна из них была его собственной, изданной еще в столице.

Не удержавшись, я провела рукой по затертой обложке.

«Жизнь береговых насекомых», гласила она. Автор – Энерих Гордон.

Отчим, которого я звала папой… Он обожал насекомых. Говорил, что у каждой божьей твари – крылатой, ползучей, ходящей на четырех лапах или на двух ногах, – имеется свое место в мире.

– Даже у комаров? – помню, спрашивала у него.

– Даже у комаров, Шани! У тебя тоже есть свое место, и ты обязательно его найдешь, – уверенно заявлял он.

Но где было его собственное?..

Вернее, был ли он счастлив рядом с моей всегда печальной мамой и мной, дочерью пирата, которую он любил, как свою собственную?

Этого я не знала.

Возможно, папа находил успокоение, лазая по горам в поисках новых видов насекомых, пока однажды не сорвался со скалы.

Его искали всем поселком три дня и три ночи, а на утро четвертого нам его вернуло море.

Всхлипнув от нахлынувших воспоминаний, я положила папину книгу в саквояж, после чего, наклонившись, отодвинула половицу и достала оттуда завернутую в старую тряпицу небольшую шкатулку.

Развернув тряпье, я с благоговением открыла простенькую крышку, после чего прикоснулась к маминому амулету.

Старая серебряная цепочка, немного потемневшая от времени, и кулон – овальный, из неизвестного мне синего камня, но с завораживающим, будто живущим внутри него светом. Казалось, если долго на него глядеть, то можно увидеть глубь моря…

Иногда я так делала: всматривалась в синий камень до боли в глазах. Так долго, пока мне не начинало казаться, что кто-то или что-то смотрело на меня в ответ – непостижимое и немного пугающее.

Тогда я отводила глаза, после чего прятала амулет в шкатулку.

Вот и сейчас я провела пальцем по камню. Это было единственное, что мне осталось от матери, – ну, кроме моих воспоминаний.

Когда она заболела, то папа продал все свои и ее вещи, пытаясь отыскать лекарство, хотя в деревне говорили, что от разбитого сердца такого не существует.

Но эту вещь мама продавать ему запретила.

Я вновь прикоснулась к кулону. Думала уже повесить его на шею, чтобы память о маме придавала мне сил. Но потом решила, что не стоит привлекать к себе внимание.

К тому же я собиралась в город посмотреть, как именно тот пират избежит виселицы.

Решив, что в столицу шкатулку я обязательно возьму, я снова замотала ее в тряпки и вернула в тайник.

На глаза навернулись слезы, потому что я продолжала думать о маме.

Леди Амелия ДиРейн, родом из богатейшей и влиятельной семьи Арвена, о которых мы даже проходили в школе.

ДиРейны сделали многое для нашего королевства, послужив Арвену на славу. Но слишком гордые и высокомерные, они отринули мою мать, словно испорченную пиратом вещь.

Не только ее собственный отец, от мамы отказался еще и старший брат.

Амелию ДиРейн лишили титула, наследства и содержания, запретив когда-либо показываться на пороге родного дома. Но при этом все же проявили последнюю милость. Спешно выдали за ученого-этимолога, изучавшего мир береговых насекомых Найрена.

А потом о маме забыли. Вычеркнули из своей жизни навсегда, и о том, где находилась ее могила, знала только я и еще пара человек из рыбацкой деревни.

– Я вовсе не буду плакать, потому что вы мне совершенно не нужны, – сказала я воображаемым ДиРейнам, представив, что те всей высокородной толпой заявились на порог моей хижины. – Я – дочь пирата, которую вы ненавидели и презирали еще в утробе, а еще дочь ученого, а вот вы… Вы – вообще мне никто!