– Это было больше двадцати лет назад, – оправдывался Джоэл. – После того случая уцелевшими воспитанниками заинтересовались охотники, и я вызвался добровольцем на обучение. Вот и все, вот и весь мой секрет.

– Почему ты скрывал это? – не понимал Ли, точно ждал дополнения. Но, как оказалось, больше-то ничего и не таилось за печатями безмолвия. Джоэл сам удивился, почему столько лет бережно оберегал свою расколотую память о друге из приюта, который остался навечно в том дне, объятом огнем. С тех пор и являлись кошмары о горящем Вермело. Теперь, быть может, они бы иссякли, как унеслись прочь химеры из снов Ли.

– Почему скрывал… Почему… Не знаю. Честно, не знаю… Боли уже нет. Это не боль, а что-то другое. Что-то глубже боли. Каждый раз, когда мы не успеваем спасти, каждый раз, когда когти сомна раздирают чью-то грудь, я вижу своего друга, – признался Джоэл, облизывая пересохшие губы. – Тот миг, когда его атаковали со спины, его остекленевшие глаза. И если иногда мне хочется уйти из охотников, его образ напоминает мне, ради чего я служу.

– Тебе так противна жизнь охотника?

– Я устал. И я не знаю среди охотников тех, кто пошел добровольно ради служения каким-то идеям.

– Значит, ты остался в память о друге? – подытожил Ли.

– Отчасти. Когда меня только взяли на службу, привлекала свобода. Ну, еще жалование. – Джоэл уже улыбался, мысленно переносясь в лихие первые годы работы. – Потом начали нравиться и продажные женщины, и чужие жены, которые не отказывали за дорогие подарки. Ты не поверишь, Ли, каким я был распутным после выпуска из академии, пока не встретил Стеллу… Кровь бурлила. После дежурств можно делать что пожелаю, никто не запретит. Казалось, передо мной лежит весь мир. Потом я понял, что те два-три года были в Вермело самыми спокойными. Сомны появлялись редко.

– Серьезно? И ни следа легендарного? – задумался Ли. Джоэл и сам отметил эту странность:

– Ни следа. Впервые я встретил по-настоящему опасного сомна в двадцать один год. Я оказался один на один с трехметровым клыкастым чудовищем. И вот тогда стало страшно. Сомн распорол мне правое плечо. По сравнению с тем, что сейчас, – это так, царапина. А тогда я думал, что умираю. Повезло, что поблизости оказалось двое опытных охотников. Монстра уничтожили, меня подобрали. Когда я пришел в себя после кровопотери, хотел уйти, сбежать куда угодно, лишь бы больше не попадались сомны. Наверное, такое случалось не у меня одного. Но я снова вспомнил пожар в приюте. И, как видишь, остался.

– И бежать нам некуда. Да и зачем? – искренне не понимал Ли. – Охотники хотя бы могут обороняться. А что у обычного человека в Вермело против сомна?

– Ничего. Разве только короткий нож или праща.

– Значит, Джо, тебя мучает чувство вины?

– Вероятно. Головой понимаю, что в пятнадцать лет ничего не мог сделать. Но все же… жжет что-то под сердцем. Вина, что не спас. Сожаление, что не решились раньше на побег. Вот так и бывает: ждешь чего-то, оттягиваешь. А потом и бежать не с кем. И с Джолин так же. Ждал чего-то, ждал… – Джоэл запнулся и съежился. – Ли, что мне теперь делать? Что?!

Этот вопрос мучил с проклятого вечера у окна пекарни. Он ждал, что кто-то укажет ему верный путь, но сам же отбрасывал участливо протянутые руки. Он хотел злиться, хотел ненавидеть, чтобы причинять себе еще больше страданий. Ведь он привык, что чем глубже в сердце впиваются шипы, тем лучше он работает. Так он пошел в академию, когда не сумел уберечь друга; так продолжил службу, когда сомн убил Стеллу. Он мстил этим тварям, жаждал истребить их всех. Но на деле глушил свою неискупимую боль потерь. Теперь, после уничтожения легендарного сомна, его отделял всего один шаг от настоящего счастья. Но он боялся довериться, боялся стать безраздельно счастливым. Точно абсолютное счастье – верный предвестник фатального краха всех надежд.

– А ты не знаешь? Иди к ней! – решительно скомандовал Ли, махнув в сторону двери. – Нет, ну, не прямо сейчас. Но с рассветом пора. Перехватишь ее у поворота, а там разберетесь. Мы с Мио будем незаметно приглядывать и сбросим хвост, если что.

– И что? Что дальше? – умолял дать четкие указания Джоэл, как брошенный пес, привыкший исполнять команды. А теперь все запуталось, приходилось полагаться не на свой разум, а на клубок неверных чувств.

– И… и сам решай. Нужна ли она тебе такая. С кошмарами и прошлым, – ответил Ли.

– У нас у всех прошлое, – мрачно пробормотал Джоэл.

– Да, вот именно! – воодушевленно закивал Ли. – Но мы становимся его рабами, если тянем его в настоящее.

– Красиво говоришь. Умеешь. Поэтому и спрашиваю у тебя.

– Тогда слушайся меня. Я тебе говорю: иди к Джолин и поговори с ней.

– Иду, Ли. Иду.

Глава 27
Обратный отсчет

«Все наладится, обязательно все наладится. Очень скоро. Совсем скоро». Мысли встревоженными птицами бились в клетке сознания. Дыхание сбивалось, как при беге, и Джоэл считал шаги, чтобы выровнять его.

Сапоги дробно стучали по камням старой брусчатки. Взгляд без цели впивался в малейшие трещинки и неровности, узоры мхов и лишайников. Лишь бы не видеть дома вокруг, лишь бы не понимать, что вышел на Королевскую улицу – эту застывшую точку пространства, этот узел обратного света, чернотой сравнимого с ночью.

Раньше Джоэл считал, что самое постылое для него место – подвалы Цитадели, но теперь он провел бы в недрах крепости хоть остаток дней, если бы они избавили от необходимости идти к пекарне.

Но он пообещал Ли и всегда исполнял просьбы своего напарника-пройдохи. Тот умел убеждать не словами, а всем существом, каждым жестом вселяя уверенность в успехе любой авантюры.

И поэтому Джоэл шел, более всего на свете страшась, что единственный взгляд на Джолин, уже другую в его понимании, растопчет все ее очарование. Он не боялся пекаря и его козней, а вот себя боялся.

Ли спрашивал: «Нужна ли она такая – со всеми тайнами и болью?» Джоэл опасался, что внутренний гнилой человечишка, запрятавшийся глубоко в сердце, ответит: «Нет, подайте мне сказочную принцессу, я же рыцарь, который борется со Змеем».

И так он шел, не чувствуя земли под болящими ногами, неровно, пошатываясь, мечтая каждый миг сбежать, чтобы не испытывать себя, чтобы застрять в этой горькой неопределенности. Горечь все же лучше отчаяния и неверия.

Но неуловимый взгляд с крыш и из переулков заставлял двигаться дальше: Мио незаметно следил за старшим товарищем по поручению Ли, который снова унесся проверять адреса Рыжеусого. Они все впряглись в распутывание этой истории, все делали ради него, неблагодарного Джоэла.

А он малодушно уговаривал себя, давя непрошеную брезгливость: «Не такая уж редкость – работница без семьи в чужом доме… Ли ведь предупреждал тебя, Ли все знал. Потому что… потому что сам пережил подобное. Даже хуже. Пасынок без матери в доме отчима, без надежды на поддержку со стороны общества. А кто поверил бы Джолин? Зереф Мар – уважаемый пекарь с тяжелым прошлым. И она. Официально он ее благодетель. Проклятье, да в каждом богатом доме хозяин может легко затащить к себе в постель прислугу, а потом в случае отказа обвинить, например, в краже столового серебра. И поверят ему, а не жертве! Все этот город с его ханжескими законами. Но неужели Джолин боялась меня? Неужели я для нее такой же условный богатей? Да я сам из низов, с задворок, которые прилеплены к стене».

Сомнения взвивались и оплетали клубком полосатых змей, ядовитых, с красными прожилками. Такие водились в горах, и повстречавшие их обычно не выживали. Малые Вестники Змея, сосуды мгновенной смерти. Джоэлу посреди сонных рассветных улиц чудилось, словно скоро его скрутит удушье яда и он застынет неподвижным чернильным пятном.

«Почему я снова в трауре? Будто не спасать, а убивать ее иду. Но жизнь ли все это для нее? После того, как она пережила… все это», – думал Джоэл, оттягивая ворот черной рубахи, вновь и вновь считая шаги и выдохи. До порога пекарни оставалось двадцать вдохов и выдохов. Двадцать – до конца равновесия, до завершения смертельного трюка безумного акробата. В ушах нарастал гул нестройной музыки, точно все горожане разом завели патефоны с разными пластинками. Громче и громче, мелодия без лада и слов, вой порванных струн, скрип изломанных душ. И где-то лопнула последняя струна, когда у поворота на Королевскую улицу донесся тихий голос:

– Доброе утро.

Джоэл обернулся. Его смерть, его жизнь, его боль, его спасенье – Джолин стояла в тени ближайшего дома, точно снова пряталась от несуществующих бунтовщиков.

– Вы… Ты… – растерялся Джоэл. Он все еще витал в кошмарах своих опасений, но вот она стояла здесь, такая же, как обычно. В сером платье и аккуратном чепце, из-под которого выбивались светлые кудри. В ней почти не читалось сходства с той изломанной женщиной, что с отвращением в глазах раздевалась перед Зерефом Маром, а потом ублажала его, как он велел. При воспоминании об увиденном Джоэл вцепился левой кистью в дрожащие пальцы правой.

– Не приближайся к пекарне. Подойди ближе ко мне, – мягко приказала Джолин, грустно улыбаясь. – Здесь Зереф Мар не увидит. Да, прямо у него под носом. И не увидит. Он привык, что я скрываюсь за поворотом. И послушно иду по адресам. Вот я и ушла за поворот. И ждала тебя. Как и вчера… Но вчера ты не пришел. Я думала, если сегодня не придешь, то уже никогда. Нечего ждать. Но ты пришел.

Он стоял и не мог вымолвить ни слова, все еще сопоставляя окатившее омерзением зрелище в окне и спокойствие этой статной отстраненной девушки. Девушки, очарование которой не тускнело и не рассыпалось. Но в нем же крылась великая печаль, а ныне вместо колючей отстраненности Джоэл уловил бесприютную горечь, будто с Джолин сорвали последнюю доступную защиту, незримую броню.

– Что теперь? Достойна ли я теперь хоть одного твоего слова? – вскинув голову, почти с вызовом спросила она с видом человека, которому уже нечего терять. Все стерто, избито, растоптано. И если последняя надежда готова скрыться в мутном омуте, то можно и рассмеяться ей в лицо.

Джоэл осознал, что это он последняя лживая надежда. Готовая предать за неверный шаг и неверный вздох, каждое резкое слово. Неужели о нем и впрямь так думали? Неужели он позволил усомниться в себе? Малодушно сбежал, не появился потом, едва не рассорился со всеми – такие поступки не оправдывались вливаниями новых стимуляторов. Джоэл сцепил зубы, тихо ненавидя себя. На этот раз вкус стыда отозвался запахом свежей выпечки, сочась из-под белого полотна на корзине.

– Джолин… я… я случайно кое-что узнал, – сдавленно признался Джоэл. Джолин продолжала грустно, отрешенно улыбаться, но ее небесного оттенка глаза с каждым словом меркли, как у задыхающегося, идущего ко дну. Она бесстрастно ответила, хотя держалась из последних сил:

– Полагаю, насчет моего хозяина.

– Возможно, я неправильно понял, – нелепо оправдался Джоэл. Джолин тихо вздохнула, прижав сжатый кулак к сердцу.

– Вряд ли в тот раз можно было что-то неправильно понять. Вы же все сами видели.

– Что? – вздрогнул Джоэл.

– Я заметила вас в окне.

Оправдывались его худшие предположения. Трус, беглец, ханжа – так о нем следовало подумать в ту ночь. Подсмотрел, увидел все, что хотел, а потом отрекся. Как самый последний лицемер, поборник морали и нравственности.

От опасений, что кто-то донесет, Джолин и боялась сблизиться. Боялась, что ее выставят продажной девкой. Так часто случалось с несчастными девушками, затравленными своими хозяевами: они отвергали достойных женихов, не выдерживая своего позора и тем самым загоняя себя в еще большую ловушку. Будто они были виноваты, будто им нравились дряблые телеса сластолюбивых стариков.

– Извините, я не хотел подглядывать, – невпопад пробормотал Джоэл.

– Нет… Я… я была зла на вас. За то… за то, что вы не вмешались тогда!