Владимир Колычев: Лекарство против шока

© Колычев В. Г., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Глава 1

Поезд несется в ночь, через открытую дверь в тамбур врывается грохот колес, нижние фартуки переходной площадки громко трясутся, Ролан ставит ногу, шаг, другой, и он уже в соседнем вагоне. Осталось только закрыть дверь, но кто-то бежит за ним… Он не успевает среагировать, и в следующую минуту получает сильный удар по затылку. Вспышка перед глазами, кто-то дьявольски хохочет, а потом тьма и тишина…

Но это не смерть. Ролан лежит на земле, свежий ветер колышет травинку между пальцами, пахнет ромашкой и сырой землей, где-то вдалеке гудит, уносится вдаль поезд… Голова может взорваться от боли, если открыть глаза, – шутка ли, на полном ходу вылететь из поезда и шею себе не свернуть. Тяжелое сотрясение мозга бесследно не проходит, но с последствиями он будет справляться потом. Сейчас главное – подняться и поскорее добраться до ближайшей станции, до Волжска оставалось всего ничего. Два убийства, одно дело, если не поторопиться, возможен третий труп. Но сначала нужно разобраться, кто покушался на представителя следственного комитета.

Ролан все-таки открыл глаза. Утреннее небо над головой, пышные облака рекламируют молочный кисель на завтрак, на часах… Он поднял руку и тихо застонал от боли и от обиды – нет на руке часов, сняли. Ничего удивительного, часы дорогие, не «Ролекс», но швейцарские. Возможно, грабители на них и позарились.

«Ушли» часы. И поезд уже далеко-далеко, это какой-то другой состав проносится где-то в стороне. Ролан ходил в ресторан ужинать, а сейчас уже пора завтракать, оказывается, всю ночь под открытым небом пролежал…

Куры где-то рядом кудахчут, много кур, где-то в загоне они. Вообще, что-то странное происходит, нужно подняться, посмотреть.

Ролан попробовал подняться, но тут же закружилась голова, к горлу подступила тошнота с запахом перегара, тело повело куда-то в сторону. Он поднатужился, чтобы удержаться на ногах, вместе с ним покачнулся и дом… Одноэтажный дом, кирпичный, крыша из потемневшего от времени шифера, остекленная веранда, в некоторых окошках фанера вместо стекла, газовая труба выкрашена в желтый цвет. Причем новую краску наносили поверх старой, не счищая трещины и облупленности. Слева, за газоном с клумбой, огород, кособокая теплица, сложенная из палок, сарай под углом в одну сторону, такая же древняя банька. Огород большой, до самого леса грядки, грядки… А где же насыпь железной дороги? И откуда в организме алкоголь? Ролан точно помнил, что в ресторане пил только сок. Не злоупотреблял он алкоголем, даже не курил, а сейчас хочется опохмелиться и крепко-крепко затянуться чем-нибудь вроде «Примы».

В сарае замычала корова, пахнуло навозом, а Ролан продолжал стоять, крутя головой и не понимая, где он, почему на нем чужая одежда, да и сам он как будто не свой.

Дверь в дом была нараспашку, крыльцо низкое – обрезок бетонной плиты, на веранде на боку в луже крови лежала немолодая женщина с жесткими курчавыми волосами каштанового цвета, в байковом халате. Глаза открыты, тело в неестественной позе, правая рука под телом, левая свободна, но под напряжением, видимо, потерпевшая пыталась закрыть раны на животе, подтягивая под себя руку. Из-под волос на лоб вытекла струйка крови, так и свернулась, немного не добравшись до переносицы. А били женщину, по всей видимости, ножом. Сначала ударили ржавой трубой по голове, а потом ножом – в живот и грудь. При этом с нее сорвали ожерелье – жемчужные бусинки были рассыпаны на полу, одна лежала в луже крови. Причем сначала она упала, а потом уже натекло.

Ролан окинул взглядом стол справа от трупа: скатерть сдвинута, на полу перевернутая тарелка, куски сала, кружочки колбасы, вилка валяется, солонка. Ножа не видно. Зато на серванте совсем свежая царапина, как будто ножом в него ткнули. Сервант старый, дерево под краской иссохло и потемнело от времени, так что свежесть царапины – понятие относительное, появиться она могла как час назад, так и годом раньше. А вот стекло в дверце разбито совсем недавно, осколки на выступе нижней части валяются. А осколков от цельного стекла явно не хватает, ощущение такое, что кто-то вынул их из рамы. Пробоина в верхней дверце большая, руку просунуть можно, осколком не зацепишь. Ролан поднял правую руку женщины, а там порезы на внешней стороне ладони. Целых три царапины, но все уже поджившие, неглубокие. Но так и труп не совсем свежий, кровь на полу давно уже свернулась. Он нагнулся, потрогал мертвую руку, холодная – трупное окоченение уже дает о себе знать.

Да он и сам окоченел от холода, только сейчас это понял, когда его затрясло, заколотило. Но есть отличный способ согреться – на столе стояла недопитая бутылка без этикетки. Умом Ролан понимал, что прикасаться к ней нельзя, но рука сама потянулась к бутылке. Он жадно глотнул из горла, резкий сивушный запах ударил в нос, но его это не остановило. Ситуация жуткая, под ногами труп незнакомой женщины, сам он в крови, нужно выпить, чтобы успокоиться, унять дрожь в руках и теле.

Так с бутылкой он и вышел из дома. Остановился, глянул по сторонам. Домов поблизости не видно, людей тоже, тихо, одних только кур и слышно. Может, покормить их нужно? И корова в сарае недавно мычала, ей на выгул пора. Откуда Ролан это знает? Вопрос.

Не до коровы сейчас, и куры далеко на заднем плане. Труп женщины в доме, руки в крови, а в траве между цветочными кустами лежит нож. Окровавленный нож. Это Ролан мог выронить его из руки, когда лежал с разбитой головой.

Он сначала пощупал бороду, затем рану на голове – шишка большая, но крови мало. Это чужая кровь на руке. Кровь погибшей женщины. Сам он убил ее или его кто-то подставил, сейчас неважно, прежде всего нужно избавиться от ножа, от бороды избавиться потом. И вообще, откуда она взялась?

Ролан поднял нож, разогнулся, кровь хлынула в голову, и его сильно качнуло. В ушах шумело так, что он не услышал шагов за калиткой.

– Федор Ильич! – донеслось за воротами.

Ролан повернулся на голос и увидел высокого мужчину в форме офицера полиции. Капитанские погоны казались слишком большими на узких плечах, как будто сползали с них, но сам капитан на ногах стоял крепко и, увидев нож в руке Ролана, стал вытаскивать пистолет из кобуры. Кожаную папку из-под мышки он переместил в руку, готовясь подставить ее под удар. Но Ролан не стал бить его, он выпустил нож из руки и мотнул головой:

– Я не Федор Ильич!

– Нет, конечно! – капитан вернул пистолет в кобуру, но продолжал держать папку на вытянутой руке. Потом отфутболил ногой лежащий на земле нож и сказал: – Отойди-ка!

Заглянул за порог и снова схватился за пистолет, сняв с предохранителя и передернув затвор. Другой рукой сдернул с пояса наручники и бросил их Ролану.

– Надевай!

– Я не убивал!

Наручники Ролан все-таки надел, он знал, как это делается, но раньше сам защелкивал браслеты на других.

Капитан убрал пистолет и позвонил оперативному дежурному.

– Участковый Валежников, труп у меня, улица Рябиновая, дом сто двенадцатый. Клевцова Арина Павловна. Подозреваемый задержан… Муж потерпевшей. Напился до чертиков…

– Я не муж. И не напивался. Моя жена – Журавлева Мария Сергеевна, а я – Журавлев Ролан Антонович. Подполковник юстиции, следователь по особо важным делам.

– Капитан полиции Валежников Юрий Константинович, участковый уполномоченный, по совместительству профессор психиатрии… Я тебя, Клевцов, насквозь вижу! Под психа закосить хочешь? Не выйдет!

– Я ничего не помню… Ехал в Волжский, шел через вагоны, удар по голове, очнулся здесь. Оказывается, я уже не Журавлев, а Клевцов.

– Белкин ты. Белочкин. Белочка к тебе приходила, она твою Арину убила, да?

– Не было никакой белочки, и я не Клевцов, а Журавлев. Позвони в Москву, капитан, Главное следственное управление следственного комитета, подполковник Журавлев.

– А почему не полковник? – усмехнулся участковый.

– Молодой я для полковника.

– И сколько ж тебе лет?

– Тридцать два.

– А выглядишь на пятьдесят.

– Выгляжу неважно, – согласился Ролан.

– А освободишься, на семьдесят будешь выглядеть. Если доживешь… С кем вчера гуляли, Митрофанов был?

– Не знаю никакого Митрофанова.

– Если был, мой тебе совет, вали все на него. Застукал, мол, их с Ариной, взбесился, схватился за нож в состоянии сильного душевного волнения, глядишь, срок скостят… А свою Арину с Митькой ты застукать мог, – пакостно усмехнулся Валежников.

Но Ролана за живое не зацепил, не попал. Какая-то Арина ему никто, все равно, как она вела себя в жизни. В какой-то потусторонней жизни… Что, если Ролан попал на тот свет и для него начинается ад? Вдруг тюремное заточение здесь длится вечность и в невыносимых условиях. Если так, то спорить бесполезно, приговор уже приведен в исполнение, следствие и суд всего лишь формальность.

Тут подъехала патрульно-постовая служба, Ролана заперли в зарешеченном отсеке, отвезли в отдел полиции и закрыли в камере для временно задержанных.

Через какое-то время им занялся эксперт-криминалист, сфотографировал, сделал смывы с рук, срезы с ногтей и волос, снял отпечатки пальцев, наконец взял на экспертизу одежду – клетчатую рубашку и джинсы, которыми побрезговал бы даже бомж. Обувь тоже забрали, взамен дали сланцы с надорванным креплением для ноги – как хочешь, так и носи.

Следователь принял его с наигранно усталым видом, взглядом показывая, что ему до чертиков надоели пьяницы и убийцы, к стенке их сразу ставить нужно, а приходится возиться…

Капитан юстиции Фрачников представлял следственное отделение полиции, видимо, следственный комитет еще не откликнулся на убийство. Он не спеша заполнял шапку протокола. Данные выписывал из паспорта, одной рукой стучал по клавишам, другой придерживал страницы. Его ничуть не смущало, что убийством должен заниматься следственный комитет, а не полиция. Возможно, в том мире, где оказался Ролан, все по-другому.

– Ну что, Клевцов, я тебя внимательно слушаю, – демонстративно зевнул капитан.

– Я не Клевцов, моя фамилия Журавлев.

– А это что?

Фрачников развернул паспорт, чтобы он смог видеть свою фамилию и фотографию. Действительно, Клевцов Федор Ильич. И себя на фотографии Ролан узнал, хотя и с трудом: осунувшийся, постаревший, болезненного вида. И дата выдачи его удивила: две тысячи шестнадцатый год. А в командировку он отправлялся в две тысячи одиннадцатом году, паспорт получил в шестнадцатом, значит, Клевцовым стал не вчера.

– А сейчас какой год?

– Две тысячи двадцать третий от Рождества Христова, – ответил Фрачников, глядя на Ролана как на юродивого, и едко улыбнулся, предупреждая, что бесполезно прикидываться душевнобольным, с капитаном Фрачниковым такой номер не пройдет.

– Ничего не понимаю!

– Если не понимаешь, тебе все объяснят. На суде. На ноже твои «пальчики», на руках кровь потерпевшей… Да, пожалуй, больше ничего и не надо. Любой суд признает тебя виновным, и уедешь ты от нас лет на пятнадцать.

– «Пальчики» с ножа сняли, – кивнул Ролан, – а идентификацию как проводили, по свежей карте или по общей картотеке пробивали?.. Может, я вовсе не Клевцов, может, я опасный преступник, шел на этап, спрыгнул с поезда, Арина Клевцова меня подобрала…

– С поезда спрыгнул? – задумался Фрачников.

– На самом деле с поезда меня сбросили. Чудом выжил.

– Так, сейчас!