– Хочу, чтобы ты знала, почему не сказал тебе все сразу, когда только обо всем узнал. Я не обманывал тебя, Доми.

– Считаешь, что это не обман? – голос, предатель, дрогнул. – А то, что ты молчал столько времени, без попыток объяснить мне все хотя бы через пару дней, после того, что случилось… Это ты мне как собираешься объяснять, Рик? – глаза начали наполняться слезами, но я продолжала смотреть на мужчину, которого любила всем своим существом, и который бы не нащупал мое сердце на своем месте. Вместо него сейчас были лишь осколки. – Это было подтверждением.

В его глазах читалось сожаление, которое скрывалось за маской холодного равнодушия. Мы стояли посреди улицы чужого района, и я понимала, почему он был не в состоянии показать мне все свои истинные чувства и эмоции прямо сейчас. Но в этом и не было нужды – я все видела в этих родных, почти черных, как бездна, глазах.

Риккардо было больно… Но и мне тоже.

– Подтверждением чему? – спросил он голосом, который я не узнала.

Напряженно сглотнув, ответила:

– Тому, что я тебе не нужна.

– Это не так. И ты это знаешь.

– Я так думала, – поправила его.

– Ты ошибаешься, Доминика. Именно поэтому я сейчас здесь и прошу спокойно поговорить. Я хочу все объяснить, чтобы ты больше не считала, что не нужна мне.

– Почему ты решил, что мне еще нужны объяснения, Риккардо? – слезы уже свободно текли по щекам, пока обида пульсировала в груди. – Твоя свадьба с той девушкой – одна из причин, почему я не могу простить тебя.

Он понимал, что я имею в виду.

О таком сложно было забыть. Да и как можно перестать помнить о том, что мужчина, которого я любила, подверг пыткам моего брата?

– Ты держал Руджеро в плену пять дней. Пять дней я не могла нормально спать, есть, жить, понимая, что у меня пропал брат. Мне снились кошмары. Я думала, что его убили, и что больше никогда его не увижу, Риккардо, ты это понимаешь? – он плотно поджал губы, на миг отводя взгляд. – Да, Руди нарушил договор, как и твоя сестра. Но и мы тоже, Рик. Ты и я так же его нарушили, и сделали это еще раньше, чем они. Почему же тогда ты так жестоко обошелся с моим братом, когда сам находился в аналогичной ситуации? Почему его любовь к твоей сестре вдруг стала ничтожной, по сравнению с твоей? Как ты так смог определить, что твоя любовь важнее и правильнее, чем его? За что он провел столько дней в страданиях и мучениях, пока его любимая женщина находилась в плену у страшного человека?

Риккардо молчал, глядя мне в плачущие глаза, и в его я видела, как раскаяние смешивалось с болью. Но даже так, у него не было ответа на мои вопросы.

– За что ты решил причинить мне такую боль, Рик? – шепот срывался с губ. – Если это была какая-то игра, потому что я – Аллегро, то поздравляю, ты победил.

– Это вовсе не игра, не говори подобных вещей. Повторяю, я никогда тебя не обманывал.

– Не обманывал, – кивнула я сама себе, прикусив губу. – Не обманывал, но и не говорил правды, ведь так? Ты мне вообще ничего не рассказал, Рик. И сейчас хочешь, чтобы я выслушала то, что ты успел придумать в качестве оправдания за прошедшие месяцы?

– Я ничего не придумывал.

У меня больше не осталось сил слушать, и я отмахнулась. Рик замолчал.

– Пожалуйста, хватит, – прошептала, прикрыв глаза на несколько секунд. – Тебе лучше уйти, сейчас должен приехать Эмилио. Не нужно, чтобы он тебя увидел.

– У тебя есть все основания мне не верить, считать, что я хотел этого навязанного брака с племянницей Коломбо, но это неправда. Sono infinitamente fedele ai tuoi occhi. ¹И так будет всегда, – на этих словах он развернулся и направился к своей машине.

Мне хотелось отчаянно закричать, остановить его, попросить вернуться ко мне прямо сейчас, чтобы не уходил, не оставлял меня, но лишь молча смотрела ему в след.

А в следующее мгновение достала перевернутый блокнот из сумки и вырвала рандомный листок, на котором быстро оставила короткую надпись.

– Рик, – окликнула его, поспешно подойдя ближе. Он обернулся, и я вручила ему лист. – Надеюсь, ты сможешь выделить один вечер на то, чтобы объяснить все. Это последний шанс, когда я готова выслушать тебя.

Приняв из моих рук записку, Риккардо не успел ничего ответить, как я развернулась и начала возвращаться к дому Анри.

Эмилио же появился рядом спустя две минуты. Слава богу, Рик не стал медлить и успел уехать.

– Ты плакала? – вопрос друга прозвучал почти сразу, как только я села в машину.

– Все в порядке, – грустная улыбка задела уголки моих губ. – Разговаривали с Анри об Эмилии, а я что-то в последнее время стала сильно сентиментальной.

Эмилио же только тяжело вздохнул.

Риккардо

Кенфорд. Мафорд.

Я остановился в соседнем переулке от студии друга Доминики и, не выдержав, раскрыл записку.

Это стало глотком воздуха, после того как я увидел ее слезы. Так сильно хотелось притянуть Доми к себе, обнять, вытереть мокрые глаза и никогда больше не отпускать. Но не имел права даже касаться и подходить ближе, чем уже это сделал. Это было бы слишком неуважительно и эгоистично по отношению к ней. А я и так пробыл эгоистом достаточно времени, чтобы сделать больно.

Развернув лист в руках, взгляд зацепился за короткие строки, написанные размашистым, но от этого не менее красивым почерком Доминики: «Среда. Парк Срэндо. 18:00».

А на обратной стороне листка карандашом изображены чьи-то темные глаза с холодным, хмурым взглядом. И мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять – они принадлежали мне.

ВИШНЯ ТРЕТЬЯ

Доминика

23.09.2020г.

Кенфорд. Клофорд. Особняк Аллегро

Когда мы с Итало ходили на ужин с Домиником и Джанни, в тот вечер брат пригласил Мёрфиса к нам домой, когда появится возможность, чтобы я написала его портрет. Тогда же у меня были надежды, что это лишь вежливость старшего брата, который забыл бы об этом уже через пару минут. Но так я считала ровно до вчерашнего вечера, пока не вернулась в особняк. Итало поймал меня у лестницы, когда я уже планировала быстро скрыться в своей спальне, чтобы утонуть в бесконечных мыслях, терзаниях и личном моральном аду.

Неожиданное появление Рика с просьбой поговорить, спустя столько времени, выбило меня из равновесия. Конечно, я ждала, когда он соизволит проявить ко мне и всему тому, что между нами было, хоть какое-то уважение, и все-таки решится на разговор, а не поведет себя, как трус. Но когда он действительно приехал… Я не была готова посмотреть ему в глаза. Я любила его глаза, но они причиняли боль.

Да, именно в таком разбитом состоянии старший брат остановил меня посреди гостиной. И, видимо, этому вечеру суждено было стать еще хуже, ведь Итало сообщил мне о предстоящем утреннем визите Доминика Мёрфиса: который без конца продолжал присылать на наш адрес букеты цветов; чье фото красовалось на обложке журнала; по которому страдала добрая женская половина Кенфорда из-за его бизнеса и обворожительной улыбки; и с которым я уже дважды ходила на свидания в этом месяце и трижды в прошлом.

И теперь, в нашу шестую встречу, – которую я не посмела бы назвать свиданием, – должна была написать его портрет в своей студии. Да, Доминик обаятельный и привлекательный, и наверное, художникам вроде меня должно приносить какое-то особое удовольствие переносить его лицо на бумагу, но… Как бы сейчас это жалко не прозвучало, я бы лучше достала свой почти исписанный блокнот и изобразила в нем глаза Капо Сант-Хилла. В тысячный раз. Не готовая признать, что ужасно жалела о том порванном портрете, который повторить у меня не поднималась рука.

– Где мне лучше устроиться? – взгляд оторвался от карандашей, что я перебирала в руках в поисках тех, что мне могли пригодиться для изображения черт лица Мёрфиса, и посмотрела на блондина.

Он стоял посреди студии, спрятав кисти рук в карманах бежевых узких штанов, в которые была заправлена белая рубашка. Солнце освещало его лицо, пока сам Доминик чуть жмурился, глядя на меня вполоборота. Такое выражение лица придавало ему какого-то романтизма. Мне кажется, или он уже позирует, как на фотосессии?

– Можешь взять вон тот стул, – кивнула в сторону стены, к которой приставлен стул, – и поставить здесь, – теперь же указала рукой на место в двух шагах от мольберта. Ближе точно не надо.

Я была безучастной во всем этом. Никакой инициативы и открытого желания брать в руки один из карандашей, который собиралась поднести к чистому полотну на мольберте и нанести первые штрихи.

А еще я игнорировала всякие попытки Доминика быть обаятельным, обходительным и пытающимся произвести на меня впечатление мужчиной, что не оставлял попыток покрасоваться передо мной своим лицом.

– Можно я спрошу? Если не захочешь отвечать, то я пойму, но мне интересно это узнать. – взгляд мой так и был прикован к нижней челюсти мужчины на полотне, что выводила карандашом.

– Тебе необязательно спрашивать меня о том, можешь ли ты о чем-то спросить, Доминика. Просто задавай свои вопросы в любое время. Не думаю, что есть такой, на который бы я не смог или не захотел отвечать, – он поправил золотистые волосы и закинул ногу на ногу, продолжая сохранять осанку.

– Что именно тебя привлекло во мне, что ты сразу стал таким настойчивым? – глаза на мгновение нашли его лицо за пределами мольберта.

– Считаешь, я настойчив?

– По-моему, это очевидно, – уголки моих губ чуть приподнялись. – Стоило нам потанцевать дважды и один раз поужинать, как наш с братьями особняк стремительно стал превращаться в оранжерею.

В последнее время мне стало чуть проще излагать свои мысли через рот, не так сильно смущаясь, как это было совсем недавно. Меня посетили мысли, что это потому, что, например, к Доминику я не испытывала романтических чувств. Да, он мужчина, а меня, если честно, всегда пугали и смущали мужчины. И даже учитывая, что с ним я чувствовала себя не совсем уютно, но и не испытывала страха. Возможно, поэтому я при нем особо больше не краснела и задавала всякие вопросы.

– Я просто считаю, что мужчина должен сразу показывать серьезность своих намерений. Ведь если не проявить себя в тот самый момент, когда девушка свободна и привлекла твое внимание, то потом ты просто можешь увидеть, как она выходит замуж за другого, — по-моему, я уже где-то это слышала. – А я, знаешь, не люблю ни пустую болтовню, ни пустые обещания, ни то, когда кто-то пытается увести у меня из-под носа то, на что нацелен я сам. Это касается как и работы, так и личной жизни.

– То есть ты нацелился на то, чтобы… жениться на мне? – карандаш замер в паре миллиметров над полотном, а я мгновенно нахмурилась, посмотрев на мужчину, надеясь всеми фибрами души, что он не озвучивал свои мысли братьям.

– А мои слова можно понять как-то иначе? – хмыкнул он. – Я не пустослов, Доминика. Не надо расценивать меня как того, кто лишь играется и любит азарт от соперничества.

Я бы могла сказать, что как таковых соперников Мёрфис не имел, но мое сердце собиралось громко запротестовать в смертельной схватке с разумом, поэтому не стала никак это комментировать.

– Ты мне так и не ответил, – напомнила ему, меняя карандаш на другой из стакана.

– Что меня в тебе привлекло? – кивнула согласно. – Не знаю. Наверное, твоя недоступность и… невинность? Скажу честно: добиваться внимания девушки, которая от тебя воротит нос, вызывает довольно специфичные чувства. Но интрига от конца – это вкусно, согласись?

– А если не получится? – не получится, Доминик. Спросила лишь потому, чтобы поддержать беседу. – Вдруг интрига – лишь красивая обертка, а внутри окажется пустота?

– Что ты имеешь в виду? – он наклонил голову так, что его, идеально уложенные, волосы чуть выбились из общей картины.

– Кто-то забрал конфету первый, но замел следы.